Вера Камша - Башня Ярости. Книга 1. Чёрные маки

Лесная ведьма притягивала его связанной с ней грустной загадкой, внутренней силой и чем-то неуловимым. Они словно бы говорили друг с другом без слов и знали друг про друга все, ничего не зная. Ведь услышала же она, что он задумал, успела, остановила. Сандер пытался вспомнить вчерашнее, но память отказывалась служить, он был слишком пьян и слишком взбудоражен. Ликия как-то его называла, что-то говорила о себе, о нем, о ком-то еще, а потом он провалился в какой-то странный сон. Ему что-то снилось, что-то тяжелое, неприятное… В его сне была его хозяйка, ее кошка, он сам и кто-то еще, кто-то, кого он уже встречал.

Уставший ждать Садан топнул ногой и негромко, укоризненно заржал. Конь хотел домой и хотел есть. Смеркалось, не хватало, чтобы Ликэ опять бросилась его искать! Сандер хотел ее увидеть, хоть и не знал, что ей сказать. Просить прощения? Благодарить? Сделать вид, что ничего не помнит? Или… поцеловать? В глубине души ему хотелось именно этого. Только бы протянувшийся между ними мостик сохранился! Дело не в обычной близости, а в чем-то совсем-совсем ином. Они должны быть вместе, должны верить друг другу, должны знать друг о друге все, даже самое горькое, Тайное и постыдное, но как об этом скажешь женщине, если она не захочет слушать?

В дом Александр вернулся, когда совсем стемнело. Ликия, возившаяся со своими травами, молча кивнула и принялась собирать на стол. Он тоже молчал. О том, что случилось накануне, не говорили. Не говорили вообще ни о чем. Александр пару раз хотел спросить, где Серая, и сказать что-то по поводу начавшегося снегопада и не мог, потому что все было враньем. Все, кроме его вчерашней глупости.

Это было куда неприятнее царапин на плече и на лице. Ведьма и кошка вернули его к жизни варварским, но действенным способом. Ему все же придется пройти свой путь до конца. Вчера Ликия назвала его трусом. Трусом и предателем, и была права. Он должен вынести то, что должен, даже если кажется, что сил больше нет. Пьер и те, кто его затащил на арцийский трон, – зло, а со злом нужно драться. Если его убьют, так тому и быть, но делать врагам подарок, уходя по собственной воле, – подлость. Александр передернул плечами: вчерашние раздевания на морозе и манипуляции с камнем не прошли бесследно, зверски болела правая рука. Ликия оставила на виду царку, но он решил, что пить не станет, сам виноват, а от больной руки еще никто не умирал.

Боль прогоняла сон и глушила стыд. Александр сидел и смотрел в огонь, время от времени растирая руку, и не замечал, как ведьма, поднимая голову от своих трав, несколько раз внимательно на него посмотрела, а потом вытащила какое-то снадобье и, подойдя к королю, решительно закатала рукав крестьянской рубахи.

– Где болит?

– Не надо…

– Помолчи. Тут? Вижу, что тут… – То, что она втирала ему в кожу, пахло дымом, хвоей и чем-то еще. Показалось, что руку обдало кипятком, защипало глаза, но боль стала гаснуть стремительно, как осенний вечер.

– Ликия, – голос Александра дрогнул, – прости меня за вчерашнее. Я струсил, но пойми…

– Я понимаю, – ведьма поставила свое снадобье на стол и примостилась рядом. Сандер обнял ее плечи, Ликия улыбнулась и придвинулась ближе. В ее сегодняшних прикосновениях не было и следа того животного зова, что заставил его забыть обо всем, кроме ласкающей его женщины, теперь он чувствовал рядом друга, понимающего его с полувздоха. И плевать было, что Ликэ – колдунья с болот. Он больше не был один.

Арман Перше мучительно искал рифму к слову «ночью». Сонет получался очень удачным, но последние три строчки не давались.

Я без тебя как путник зимней ночью…Застигнутый в лесу оледенелом…Когда тепла и света нет… порочно?

Нет! Точно? Сочно?

На красивом высоколобом лице читалось страдание. Арман отодвинул листок, встал, прошелся по плохо обставленной комнате, задержавшись у давно немытого окна. Наверное, придется переписывать, а как жаль…

Дверь открылась, и появился брат. Если Арман был скорее худ и, безусловно, недурен собой, то Бриана природа наградила плотным сложением и головой, благодаря ушам напоминающей атэвскую глиняную вазу с двумя ручками. Старший был поэтом, младший – королевским писарем, надо отдать ему должное, безропотно кормившим брата вот уже четвертый год.

– Арман! – Бриан был возбужден. – Где твои трагедии?

– В плетеном сундуке.

Бриан бросился к упомянутому сундуку и углубился в его недра, бормоча: «Не то, не оно, опять не то, да где же?!»

– Что ты ищешь?

– Ну, такое… Помнишь, было, ты мне говорил… Про убийцу… Он всех убил, остался один и стал королем…

– Всех? Это или «Проклятие Фемистокулюса», или «Ангуарий и Вентария»… А может, «Меч Ановирина», или «Жестоковыйный Форий», или «Бивианур Кровавый»…

– Ну, там… Про коня еще было… Он убил брата и женился на вдове… И племянников убил, и…

– Вдова брата была?

– Нет, другая, но ее мужа он тоже убил…

– А брата он одного убил или двух?

– Одного, второй сам умер, а племянников уже он…

– Тогда ничего не поделаешь, это «Бивианур», но где там лошадь?

– Была где-то, я точно помню… Ты лучше свои бумажки знаешь, давай ищи скорее…

– А что случилось?

– Понимаешь, ее можно продать!

– Ты хочешь сказать, что мою трагедию поставят?!

– Сначала нужно кое-что переделать… Ну, где она тут у тебя?

Уговорить Александра отправиться в Таяну оказалось легче, чем я думала. Я просто рассказала правду про Войну Оленя, Рене Арроя и Шандера Гардани. Сандер поверил сразу же, и я поняла, что он давно готов к чему-то подобному. Потомки Майхуба озаботились напомнить потомкам Рене о великом договоре. Я никогда не любила атэвов, но их стойкость в схватке с разъедающей Тарру ржой впечатляла.

Александр немного подумал, не стоит ли ему сначала заглянуть в Лидду, но это было куда труднее, чем прямиком отправиться в Гелань. Нам пришлось бы выйти из леса, а Сандер не сомневался, что подступы к Гваре и Наботу охраняются. Я была рада его осторожности, потому что Гвар-Набот и Лидда были, и то в лучшем случае, дружественными герцогствами, окруженными врагами, а Таяна, судя по всему, осталась сильной и свободной.

Я верила наследникам Шани и Уррика, и у меня на то были все основания. Лежащие за Гордой и Тахеной земли отлучили от Церкви, а что собой представляли святые сестры и антонианцы, я поняла еще до встречи с Эрасти. Объяснение напрашивалось само собой – Таяна не рехнулась и была достаточно сильна, чтобы дать отпор Святому походу, вот ее и прокляли. Очень удобно: и воевать не надо, и всех, кто глядит на восток, можно записать в еретики.