Юлия Фирсанова - Рыжее братство. Возвращение, или Свободу попугаям!

— Девушка очень наивна и доверчива, право, я чрезвычайно беспокоюсь о ее благополучии. Ее неопытностью могут воспользоваться с недобрыми намерениями: ограбить, надругаться, даже убить! — Мангонт занялся нарочитым нагнетанием атмосферы, по-видимому, надеялся пробудить во мне безмерное сочувствие и подвигнуть к оказанию немедленной помощи в розыске беглянки. Не знай я саму "несчастную" Вейлису и первопричину проистекающих несчастий, вполне вероятно могла бы попасться на удочку ложного сочувствия озабоченному опекуну.

— Значит, все дело в беспокойстве о пропавшей, — задумчиво протянула я, якобы склоняясь к оказанию помощи, а на деле проверяя до какой степени способен завраться собеседник.

— Мой долг попечителя, обещание, данное у смертного одра супруги, и собственная душевная привязанность к той, которую я полюбил как дочь, — патетично поддакнул барон, засверкав темными бриллиантами глаз так, будто вот-вот обронит скупую мужскую слезу. Известно, ничто не пробивает женщину на жалость, как сильный красавец, позволивший себе открытое проявление пылких чувств.

Наверное, мужчина весьма привык полагаться на личное обаяние и сейчас использовал старые трюки совершено рефлекторно, с привычным самодовольством полагаясь на их эффективность. Вот только я сразу поняла, в какой части своей речи Мангонт врет, а в какой не кривит душой. Почему? Точно не знаю: то ли в силу внезапно резко развившейся интуиции, то ли из-за обилия сильфьей пыльцы, вытряхнуть которую из одежды так и не удалось, да к тому же мои "живые эполеты" продолжали усиленно засыпать насест новой порцией искрящегося чуда. Клятва и долг заботы барона существовали на самом деле, а вот насчет отеческой любви к приемной дочери мужчина явственно чего-то недоговаривал. Не договаривал причем в такой же степени, как Герасим, отправившийся топить Му-му.

— Что ж, барон, я могу успокоить вашу чувствительную совесть, — серьезно ответила я, решив закончить игру. — С Вейлисой все в порядке, она жива, здорова, не попала в дурную компанию и вполне счастлива. Возвращайтесь домой, теперь забота о благополучии девушки легла на иные плечи. Вполне достойный мужчина предложил ей руку и сердце, она ответила согласием.

— Что-о-о? — взревел Мангонт, разом выйдя из образа терпеливого опекуна, незаслуженно страдающего от легкомысленных выходок воспитанницы. Конь под бароном заплясал, может, решил, что сходит горная лавина и пора делать ноги? Пальцы мужчины сжали хлыст с такой силой, будто он желал перемолоть полированную древесину в труху. Охрана предусмотрительно отогнала своих лошадей еще на несколько метров назад по дороге, оставляя пространство для изъявления чувств хозяина.

— С Вейлисой все в порядке, она жива, здорова, не попала в дурную компанию и вполне счастлива. Возвращайтесь домой, теперь забота о благополучии девушки легла на иные плечи. Вполне достойный мужчина предложил ей руку и сердце, она ответила согласием, — с вежливым ехидством повторил Лакс слово в слово мою речь, якобы для того, чтобы непонятливый или страдающий в расцвете лет тугоухостью собеседник, наконец, уяснил, о чем идет речь. Я давно успела заметить за моим рыжим приятелем такую не слишком положительную черту: любил он поязвить на счет знатных красавцев. Впрочем, благодарная публика с восторгом приняла его выходку. Фаль и Иесса буквально закатились от хохота.

— Девушке надлежит вернуться домой, магева, — властным рывком поводьев успокоив коня, раздувая ноздри, процедил Мангонт, частично справившись с переполнявшим его "праведным" негодованием. — Не знаю уж, о каком женихе, — это слово он буквально выплюнул, — идет речь, но только я обладаю правом отдать ее руку достойному соискателю. Вы должны мне сказать, где Вейлиса, дабы я поспешил уладить недоразумение, пока не произошло непоправимого!

— Магева никому ничего не должна, — ледяная ярость в пустом голосе Гиза обрушилась на дворянчика, как горный водопад. Киллер направил своего коня к нам и поставил его в полоборота, частично перегораживая барону доступ к моей персоне.

Не знаю ж, что увидел Мангонт в глазах Гиза, да только разом утратил весь запал гневливого гонора, сдулся на треть как воздушный шарик недельной давности, и почти просительно обратился: — Пожалуйста, магева, помогите! Если вы мне откажите, я все равно продолжу поиски.

— Я вам уже помогла, барон, — качнула я головой. — Ваш первейший долг опекуна — забота о благополучии Вейлисы. Вы получили слово магевы, гарантирующее его, и продолжаете настаивать на своем из низменных побуждений. Вами двигает отнюдь не забота о девушке!

— Что Вам наговорила эта выдумщица?! — делано возмутился барон, но глаза его забегали.

— О, Вейлиса была немногословна, куда красноречивее были следы на ее теле, — многозначительно промолвила я. — Не пытайтесь обмануть магеву, барон, бесполезно! И не стремитесь продолжить поиски, если вам дорого то, что еще осталось от вашей репутации и чести!

— Вы мне угрожаете? — насторожился Мангонт, чуя опасность, как хищный зверь капкан.

— Ничуть, — пожала я плечами, — просто предупреждаю. — Вы останетесь полновластным хозяином баронства, Вейлиса отбывает в довольно дальние края, где ей, разумеется, пригодятся те скромные средства, которые она по праву взяла из родительского дома. Отпустите девушку, проявите благородство. Если же вы не уйметесь, барон, я не угрожаю, просто предупреждаю, я вынуждена буду использовать силы магии, чтобы показать всему Ланцу, какие низменные чувства вы питаете к падчерице, и это после клятвы у ложа умирающей супруги. Поверьте, барон, я в состоянии сотворить такое колдовство! Люди увидят весьма впечатляющие картины, извлеченный из глубин вашей души. Думаю, юный король и Кейсар Дерг будут впечатлены, а ваша репутация окажется погублена безвозвратно.

— Вы думаете, магева, я поддамся шантажу? — рыкнул Мангонт, вовсе не готовясь к битве, а отступая и огрызаясь напоследок, как хищник, пятящийся от охотника в чащу леса. Я чувствовала это явственно.

— Я взываю к Вашей чести, барон, — лишь самую малость задиристо, ответила я. — Неужто клятвы для Вас пустой звук?

— Нет… — глухо ответил мужчина, повесив голову.

— Она слишком похожа на мать…. - задумчиво промолвила я, думая о мужчине, потерявшем любимую женщину, горько страдавшем от этой невосполнимой потери, а потом обнаружившем подле себя живое воплощение возлюбленной, ее юное подобие.

— Слишком…. - эхом повторил барон, медленно поднял голову так, будто она весила многие тонны, теперь в его глазах не было гнева, только застарелая боль и стыд. — Я любил ее, очень любил и думал, не смогу жить, когда потерял.