Татьяна Чернявская - Роза из клана Коршунов

"Я смогу. Это просто, просто нужно понять, что ты желаешь увидеть, и ты сможешь увидеть это. Ведь я такая глупая, что верю всему, что мне показывают. Мне следует увидеть эту книгу…"

Большая, как и положено настоящим великим книгам, она была выполнена из цельного камня и напоминала собой резной алтарь, окружённый ореолом благословенной сияющей пыли, что лёгкими танцующими змейками порхала под действием неощутимого ветерка. Пыль трепетала и пела, вздрагивая даже от лёгких невесомых шагов. Девушка осторожно, как к величайшей святыни прикоснулась к тяжёлым каменным страницам, ощущая затихающее биение пульса под её покровом мёртвой твердыни. В такт ударам вздрагивали облачка сияющих частиц, оказавшиеся при ближайшем рассмотрении крошевом погибших страниц. Свечение былых знаний было таким неустойчивым и слабым, что прочесть, написанное на последней странице было совершенно невозможно. Каринка согнулась поближе и успела заметить тонкую линию, прорезанных в камне слов: "… жили они долго и счастливо". В тот самый миг книга с ужасным грохотом захлопнулась, словно специально желая наказать излишне любопытную гостью. Девушка отлетела на каменный пол, устланный тонкой плёнкой крохкого света, больно ударившись лопатками о каменные ступени. Боль вырвала её из странного упоения такой знакомой с детства и такой воодушевляющей фразы, сулящей приключения сказки, хотя приятный флёр успокоительной "счастливой развязки" не спешил удаляться. Вальяжно и нарочито медленно оседала странная пыль, вызывая противное щекотание в носу. Каринка не удержалась и чихнула, заставляя крошево книги взлететь выше, где в темноте прятались высокие распашные двери. Лаконичная и немного небрежная надпись мелом на ней продолжила радужное содержание каменной книги: "и умерли в один день. Все!"

— Они издеваются? — убитым голосом прошептала Каринка.

Двери не ответили, но пыль на них собралась тремя крупными, слегка пульсирующими сгустками света и закружила возле девочки, попеременно вспыхивая и подпрыгивая. Каринка немного нахмурилась, но, поскольку всё равно не видела других возможностей занять себя в странном хранилище книги, с трудом поднялась и направилась вслед за большими светлячками. Сгустки искрились и ласково тёрлись об измазанные ладошки девушки, словно звали гостью поиграть в салки, закружить в чарующем танце. Танцевать после недавнего падения девушке совершенно не хотелось: слишком болела спина, и ноги предательски мёрзли. Каринка, слегка пошатываясь, пошла за своими новыми знакомцами.

Дверь поддалась не сразу. Шла медленно, натужно, словно отсыревшее дерево, в свою очередь, пыталось давить на её ладони. Створки были липкими, тёплыми и неимоверно тугими, но после некоторых препирательств дрогнули и медленно поддались. В какой-то миг девушка усмотрела в этом не слишком хороший знак, только комки святящегося крошева так призывно подталкивали её под локти, что не оставалось выбора. Меж створок показалась трепетная лунная дорожка на сплошной водной глади, напоминающей разлитые в пространстве густые чернила. Светляки тут же проскользнули в просвет и весело заплясали по странному пути. Их пляска отдавала какой-то чарующей мелодией, не угадываемой во всепоглощающей вязкой тишине. Лишённая музыкального слуха, Каринаррия неожиданно для себя поддалась настрою музыки и с удивительной для себя лёгкостью прыгнула следом, едва касаясь лунной ряби кончиками больших пальцев. Свет трепетал под ней — и сердце юной девушки наполнялось неизвестным ранее ликованием и сладостным восторгом.

— Как замечательно! Как великолепно! — вскрикнула девушка, кружа в виртуозном танце с лёгкостью и грацией солнечного блика.

Свет переливался, проникая под кожу и обдавая уставшее тело волнами горячей дрожи. Он путался в пёстрых волосах, вырывая в них яркие, чарующие блики. Он прижимался к шее горячим прерывистым дыханием. Никогда ещё Каринка не ощущала такого счастья, холодного, призрачного и при этом всеобъемлющего.

— Постойте-ка, я же не умею так танцевать!

Каринаррия возмущённо остановилась, не желая идти на поводу у своего нежданного партнёра, и на матушкин манер требовательно топнула ногой, тут же по колено проваливаясь в ледяную жижу.

От неожиданности девушка не удержалась на поверхности и с тихим всплеском ушла под воду, чувствуя, как липкий ил засасывает руки по локоть. Каринка попыталась вскрикнуть, но тут же едва не захлебнулась чёрной мутной кашей заброшенной сажалки. Грязь и темнота быстро сложились в её воображении в перекошенную морду зелёного сумеречника. Промелькнула крамольная мысль потерять сознание и настолько удивила девушку, что та перестала барахтаться и ушла на дно. Услужливо вспыхнули перед глазами странные светляки, маня в тёплый радостный мир сладостных иллюзий по другую сторону жизни….

Ужас привёл Каринаррию в себя и вместе с услужливой водой быстро поставил её на ноги. Девушка, не до конца осознавая случившееся, обвела взглядом серо-бурый горизонт оставленных после войны с подгорным народов хозяйственных построек. Широкий прямоугольник воды, слабые очертания прогнившего сруба, группка одичавших деревьев, высокие кусты и тонкая полоска бледного незатейливого месяца, не оставляющая даже приличных бликов на листьях. "Это уже даже не забавно", — только и успела подумать Каринка прежде, чем нечто тяжёлое нашло точку приложения всей своей силы на затылке хрупкой девушки.

… дура, — заунывно повторял голос, но на этот раз в нём слышались странные нотки облегчения после пережитого смертельного ужаса. — Куда ты пёрлась? Что ты возомнила о себе? У тебя нет времени, у тебя больше нет выбора! Впусти меня, пока не стало слишком поздно! Ты же понимаешь, что приближается…

Сознание вернулось удивительно быстро, что вполне могло быть объяснено резким понижением температуры. Голова отчаянно раскалывалась, и тоненькие струны боли прорывались через ужасную какофонию воплей противного голоса и прочего неожиданно возникшего шума, но возможность осознавать собственное наличие в мире живых и относительно здоровых окружными путями догоняла уставшее тело. Каринка даже исподволь порадовалась столь разительному укреплению собственного болезненного организма. Только радость поспешила уступить место раздражению и сопровождавшей его подозрительности, потому что на простую потерю сознания боль в затылке совершенно не походила. Благоприобретённая и вполне оправдавшая себя на практике подозрительность к малознакомым озёрам подсказала открыть глаза только после окончательного установления собственного состояния. А оно было не столь уж радостным. Если не считать ноющей головы и побаливающей после падения во сне спины, поводов для обоснованной и многочасовой истерики благородной дамы было предостаточно, начиная с отмёрзших и расцарапанных о подводные коряги ступней и мелких, но от того более противных ушибов, до тупой, непривычной боли под рёбрами. "Били…" — запоздало сообразила девушка и похолодела: в один миг её представления о мировом устройстве сломались в одном из ключевых моментов — неприкосновенности беззащитной девушки в состоянии заложницы. Ей понадобилось некоторое время, чтобы совладать с эмоциями и не броситься вопить о благородстве, хороших манерах и попрании достоинства поданной Императора и Повелителя вурлоков в одном лице. Промолчала не из-за изменения мировоззрения, а скорее по взрослому предположению о возможности повторного избиения, ещё менее приятного. Смирение далось послушной тихой девушке нелегко, запрятанная в глубины безукоризненной выдержки бесстрастной наставницы трепетная и ранимая душа юной героини все ещё оставалась верной морали любимых романов и кодексов чести. Только ночной холод весьма предостерегающе пробегал по коже без особых препятствий проникая через тонкое нижнее платье. Нижнее платье. Именно это лучше всяких доводов рассудка, возросшего жизненного опыта и появившегося цинизма повлияло на её праведный гнев. Каринаррия мысленно представила дальнейшее развитие событий и нервно икнула.