Татьяна Чернявская - Роза из клана Коршунов

— Госпожа, — прохрипел над самым ухом подрагивающий и неприятно заискивающих охрипший голос. — Пожалуйста. Ну, пожалуйста, пойдёмте со мной. Господин будет очень рад мной, господин будет давать мне…

Каринаррии Корсач неимоверных усилий стоило не выразить отвращения перед внезапным просителем. Бедный несчастный мужчина, ещё почти юноша с неуверенной светлой порослью над растрескавшимися от холода губами и синеватой кожей был астеничен, но не хлипок. Он принадлежал к числу тех мужчин, что до седых волос выглядят долговязыми хилыми подростками, пока резко не обзаводятся неуместным округлым брюшком беременной женщины и тяжёлыми обвисшими щеками, даже если могут гнуть руками подковы и в одиночку переносить экипированную лошадь. Девушка очень учтиво сложила на коленях маленькие ручки и постаралась придать лицу подобающее выражение, чтобы никто не заметил, как сильно она боится сидящего в ногах.

Его звали Грэллем и ему откровенно не везло. Каринка не знала его жизни, но могла прекрасно додумать недостающие фрагменты в самом драматичном ключе и про погибших родителей вместе со сгоревшим наследством, и про несчастную любовь, и про какую-нибудь злостную придворную интригу, заставившую молодого ещё вояку попасть в это путешествие в компании сумасшедшего ведуна (практика показывала, что все ведуны в определённой мере сумасшедшы). Грэлль мог быть замечательным братом, прекрасным сыном, выдающимся воином и образцовым отцом, но… стихия рассудила по своему — и возвращённый изощрённым вурлачьим искусством с тёмной стороны остался верен своей хрупкой человеческой оболочке с её жизненными процессами, а хрупкий разум человека поспешил убраться куда-то с последними порывами злого ветра. Поэтому на миловидную девушку снизу вверх сейчас смотрели абсолютно пустые бесцветные глаза с угрожающе чёрными провалами незахламлённого излишками души нутра. В них не было даже их господина — Тварителя, в них не было ничего, кроме угодничества.

"Наверное, его самым заветным желанием на момент обращения было выслужиться перед начальством ради повышения… — печально подумала Каринка, глядя на жалкое бессмысленное создание, в которое обратился выздоровевший тадо. — Почему же Кирх тогда совершенно не такой? Хоть в его глазах та же могильная пустота, но поведение, речь — всё в нём говорит если не о душе, то о разуме…"

— Великий господин давно желает тебя, Госпожа, — продолжал хныкать раб, стараясь перехватить краюшек грязного рукава своей вожделенной и такой недоступной добычи, к которой было страшно прикоснуться. — Он зовёт тебя. Пойдём со мной, ты откроешь Врата и впустишь Великого господина. Великий господин меня похвалит. Ты пойдёшь со мной?

— Пойдёт, пойдёт, куда она денется, — грубо отшвырнул обращённого Владомир, усаживаясь рядом с девушкой и вытирая об штанину руку, измазанную в соплях просителя. — Совсем обнаглели, гниды! Уже к ведунам на равных подкатывают! Распоясались тадо совсем, места своего не знают…

— Ты своего не знаешь! — гневно и очень внушительно крикнул подбежавший к сестре Ерош, но поскольку лишился голоса, услышала его только Каринка.

За ужином наследный Чертакдич усиленно хмурился и всеми силами пытался оттеснить от двоюродной сестры рыжего мага, который не только не обращал внимания на праведный гнев онемевшего родственника, но и умудрялся отпускать фамильярные шутки в адрес своей названной сестры. Привыкшая за три года общения, Корсач практически не обращала внимания на полное отсутствие манер у развеселившегося Владомира, изредка удостаивая собеседника очень вежливым кивком или односложным ответом в наиболее подобающих местах его тирады. Это не слишком напоминало великосветскую беседу, зато не требовало напрягать лишний раз мозг в поисках тайных смыслов или закамуфлированных интриг. Бывший офицер отличался от других аристократических особ исключительной прямотой своих предрассудков и домыслов, доводящей до белого каления любого, кто имел несчастье с ней столкнуться в замкнутом пространстве. Наследник, видимо, в колдуне не видел особой опасности для вверенной его заботам девушки и посему не слишком беспокоился, лишь изредка не слишком радостно посматривая на долговязого мужчину яркой внешности. По здравому рассуждению Ларсарец мог согласиться с ярым любителем громких молитв, только сейчас был слишком занят для здравых рассуждений. Совещание заняло большую часть его размышлений, оставив несколько уголков для прочих более приятных и совершенно не связанных со спасением мира мыслей. Мысли блуждали на его заросшем лице столь явно, что временами Второе лицо Империи было весьма не притягательным и оставляло надежду лишь на вменяемость Первого.

Только к концу трапезы из шатра вышел Рокирх собственной персоной, закутанный в какой-то совершенно нелепый кусок ткани, осоловелый и слабый. Впрочем, к чести вурлока, держался он безукоризненно и ничем, кроме раскрасневшихся глаз не выдавал подкравшуюся простуду. "Великий заговор против Императора можно легко предотвратить банальным запретом на использование капюшонов" — констатировала девушка, глядя на это бледное чудо с нелепой косицей, что очень гордо и сурово занял самое северное место среди круга воинов. Верный или скорее слишком привычный к выражению этого чувства Нлуй ненавязчиво пытался по мере своих сил отвратить от наследного вурлока подкрадывающееся воспаление, но мог рассчитывать лишь на убийственную холодность предводителя.

— Вам нужно принять… — настаивал неугомонный советник.

— Не нужно, — на лице Рокирха не отразилось ни одной эмоции.

— Но если…

— Не если.

Приглушённый диалог мог бы продолжаться до бесконечности, потому что выдержки и упрямства с лихвой хватало обоим вурлокам, если бы не подала голос Феррбена, картинно полулежавшая возле большого скрутка неподалёку от спорщиков.

— Возможно, — голос женщины был прекрасным, низким и бархатистым, от чего невольно все мужчины напряглись, — ситуацию сможет исправить наша очаровательная ведьма. Все только и говорят о её поражающих способностях к лечению.

Каринаррия невольно отшатнулась, не нужно было проявлять чудеса сообразительности, чтобы уловить вызов в словах роскошной телохранительницы. Следовало полагать, что любая попытка отреагировать на этот вызов будет умело пресечена, даже если Каринка откажется от помощи. Девушка нервно вытянулась в струнку, под пытливыми и любопытными взглядами воинов. Её оценивали, и сравнение с вурлачкой было явно не в пользу молодой Корсач. Спас ситуацию Владомир, который с радостным воплем подскочил на месте и торжественным голосом предложил устроить прямо здесь "показательное коллективное соплегнание" для всех желающих, галантно уступив первое место в колонне поклонников Каринкиных ручек первому сопляку. Ерош злобно нахмурился и в сердцах с размаху наступил обидчику на ногу, чем и поставил большую и жирную точку в затянувшемся фарсе. Рокирх только досадливо выдохнул и поспешил ретироваться от услужливых помощников и доброжелателей в свой шатёр, с нарастающей обидой и детской горечью ощущая, как от одного пристального взгляда разноцветных глаз кровь начинает бежать быстрее, разгоняя слабость и жар.