Юрий Никитин - Трехручный меч

Волк снова мчался впереди, я едва поспевал, но все равно дивился эволюции, что сотнями, миллионами лет идет неспешно и величаво, а потом в отдельных критических точках и в критические дни срабатывает механизм перехода количества в качество, происходит мутация, вот так и человечество появилось, вот так и вся Вселенная в результате некой вселенской мутации, что выбила в необъятном хаосе странную упорядоченную структуру из галактик, пространства-времени, измерений, иерархии элементарных частиц, и все это начинается, естественно, в Корчме, в таинственной Корчме, откуда все идет…

На ходу оглянулся, с уже отдалившихся деревьев неумело перепархивает через поляну на верхушку соседнего дерева парочка первых археоптериксов, еще даже не ящериц почти что рыб с примитивными крыльями-плавниками. Ворон снизился, прокаркал:

— Все, от рыцарей Зла вроде бы оторвались… Ох, Кости Небесные…

Он умолк, я выждал, прокричал раздраженно:

— Ну что там? Чашечку кофе на белые брюки уронил?

Ворон каркнул растерянно:

— Жуки…

— Ну и что?.. Майские или какие-нибудь колорадские?

— Нет, но… да вы сами увидите!

На пологом берегу Рогач задрожал, волк обогнал, но на гребне застыл, шерсть дыбом, зарычал, попятился. С треском ломая кусты, в нашу сторону прут, как тяжелые танки, жуки. Самые мелкие — с барана, крупные — с бычка. Блестящие металлом, с механически странными движениями, треск ломаемых ветвей, приподнятые щеточки усов, как называют сяжки, у одних сяжки длинные и суставчатые, как бамбук, у других жесткие, негнущиеся, у третьих вообще швабры, но жуки, как я понимаю, звери тоже хищные и плотоядные…

Ворон прокаркал с высоты:

— Да там их море!.. Это лемминги, да?.. лемминги?.. Никогда их не видел…

Я оглянулся в тоске и страхе, отступать некуда, позади река, вверху по течению Черные рыцари Зла, внизу тоже какая-то дрянь, как и на оставленном берегу, так что придется лишь вперед…

Мой меч вылетел из ножен с ликующим звоном, победной песней, поперхнулся и сконфуженно умолк, увидев впереди всего лишь жуков, пусть и слегка переразвитых, словно объевшихся нитратов, пестицидов и прочих биологически активных добавок.

— Надо! — заорал я.

Один из жуков слишком уж выбился вперед, резвый очень, я понесся к нему, меч блеснул в солнечном свете и красиво отсек голову. Вообще-то, мне чуть кисть не вывернуло, хотя ударил точно между сочленениями, догадываюсь, что надкрылья прочнее титановой стали, ухватил за лапу, Рогач послушно развернулся и вскачь вернулся к самой кромке воды.

Я торопливо спрыгнул на землю, обезглавленное тело еще дрыгает лапами, пытается идти дальше, как Россия по пути капитализма. Я поспешно раскромсал брюхо жука, там показалась тщательно упрятанная и тут же лопнула под лезвием меча плотная, почти пластмассовая бутылочка. Запах вырвался сильный, резкий, приятный.

— Быстро! — велел я. — Натирайтесь!

Сам я быстро зачерпнул в обе пригоршни, пальцы защипало на месте содранной кожи. Волк брезгливо понюхал, я плеснул себе на грудь и плечи, одной рукой ухватил волка за шерсть, другой намазал ему на голову. Волк зарычал, попытался пихнуть меня лапами. Я цыкнул, провел пахучей жидкостью по спине.

— Мой лорд, зачем?

— Теперь ты — свой, — сообщил я. — Теперь ты еще тот жук!

Волк вскричал:

— Мой лорд, но они все видели!

— И что?

— Их не обманешь!

— А мы попробуем, — ответил я. — Эй, ворон!..

С высоты раздалось торопливое:

— Нет-нет, я лучше тут попорхаю, как воробышек. Мне не надо, такие жуки не летают.

Я усомнился, у этого обнаружились под жестким панцирем надкрыльев тонкие, свернутые пакетиком крылышки, но убеждать некогда, жуки уже вскарабкались на вершинку, огромные жвалы жутко блещут легированной сталью, щеточки мохнатых усиков двигаются взад-вперед с механичностью автоматических дворников, все шесть лап царапают твердый камень, оставляя глубокие зазубрины.

Рогач дрожал, но не спорил, я натер его от копыт до ушей, шерсть блестит, как от хэдэншолдерса, за спиной волк рычит, пятится к самой воде. Бесполезно, с той стороны речушки тоже показались жуки, мелкие остановились, крупные смело вошли в воду. Я задержал дыхание и, ведя Рогача в поводу, шагнул навстречу наступающим танкам. Ноги трясутся, внутри все дребезжит, как стаканы на столике поезда Москва — Владивосток, в горле пересохло. Еще два шага, справа и слева два жука, я попытался вдвинуться между ними, но оба молниеносно повернули ко мне жуткие бронированные головы, ощущение такое, что на меня смотрят две танковые башни.

Жесткие щеточки бесцеремонно ощупали, я скривился, надо терпеть, у жуков сяжки больше похожи на железные скребки для коней. Да и понятно, все в панцирях… Таможенный досмотр длился мгновение, жуки двинулись дальше, я пошатнулся, едва не сомлев от великого облегчения, взобрался в седло и сиплым голосом воззвал:

— Эй, волк… давай сюда!

Волк застыл, судорожными движениями ушей, лап и умоляющими глазами показывал мне, чтобы заткнулся, не называл его волком, он же теперь жук, а если жуки услышат, что он все-таки волк, от него и клочка не останется, разве что ветер унесет шерстинку…

— Да они ни хрена не понимают, — сказал я уже громче. — Они разговаривают запахами!..

Волк решился наконец двинуться в мою сторону, жуки и его ощупали, волк на шатающихся ногах протиснулся ко мне, а передние жуки, взобравшись на пятачок, где мы раньше стояли, растерянно забегали взад-вперед, сталкиваясь, сцепляясь челюстями, а то и в ярости вцепляясь один в другого.

— Пойдем, — сказал я волку, ноги еще вздрагивают, но в груди ликование, что все-таки царь природы — я, я, а не какие-то жуки с размахом крыльев три на четыре.

Сверху раздалось потрясенное:

— Удалось!.. Удалось!.. Вот так и везет дуракам.

— Это не удача, — поправил я автоматически, самому надоело, но приходится поправлять идиотов, не понимающих разницы между успехом и удачей, — это успех. Заслуженный! А вот ты…

Глава 6

Я поперхнулся, один из жуков рядом с нами поднял надкрылья, став похожим на фольксваген с поднятым капотом и крышкой багажника, выметнулись тончайшие крылья, прозрачные, сразу заблестевшие на солнце мириадами искр. Это чудо часто-часто завибрировало, жук приподнялся на кончиках лап, пробежал, как балерина, на цыпочках и вдруг с надсадным ревом поднялся в воздух.

— Удирай, дурило! — заорал я. — Он твой запах чует..

Ворон, что безмятежно парил на распластанных по воздушной подушке крыльях, вздрогнул, судорожно забил ими по воздуху, а жук налетел, огромный и страшный, как истребитель Второй мировой войны. Я услышал что-то вроде удара, полетели перья, жук пронесся дальше и заложил крутой вираж, немыслимый для такого грузного тела, а тело ворона пало вниз, там жуки приподнялись на передних лапах и шарят по воздуху сяжками.