Очарование тьмы - Мэри Э. Пирсон
— Солдат? — спросил я.
— Снаряжен так, будто на чудище боем идти собрался, — пожала она плечами.
— Пусть подождет, — распорядилась Лия.
— Вот и я так сказала, а он не унимается. Королеву Джезелию ему подавай, и все тут.
Бровь Хоуланда поползла вверх.
— Королеву Джезелию?
— Королеву! С ним еще какой-то сорванец страшного вида. Я бы не…
Лицо Лии вмиг засияло.
А Рейфа — затянулось тучей.
— Королеву? — повторил Хоуланд.
Лия подорвалась и вылетела из шатра. Я — за ней, и что вижу за пологом: она висит на Гризе с Эбеном и осыпает их поцелуями. Оба и не думают сопротивляться.
— Успели-таки. — Я подошел с приветливой улыбкой. — Что так долго?
— Лекарь, скотина, упертый.
— Пошел гулять и заблудился, — ввернул Эбен.
Гриз дал ему подзатыльник и расплылся в ехидной ухмылке.
— Ну да, как-то так и было.
— Drazhones, — прошептал я, заключая каждого в объятья.
Дальше вступила Лия — и вопросы полились водопадом. Для всех Гриз с Эбеном — просто два лишних солдата, но ей было жизненно необходимо иметь их рядом.
Тем временем, нас обступали и обступали зеваки, слетевшиеся взглянуть на великана в шрамах с вооруженным до зубов юнцом.
Ко мне подошла Паулина, не сводя с них глаз.
— С этими солдатами ты был в Терравине?
— Да. И они не просто солдаты. Они моя семья. Мои неродные братья по крови.
Она придвинулась, легонько коснувшись меня плечом.
— Познакомишь нас?
Глава восемьдесят шестая
Рейф
Вслед за Каденом из шатра высыпали все мы.
Как же Лия радовалась Гризу и Эбену. С таким лучезарным видом обнимала обоих, щебеча по-вендански, как на родном.
Я тоже им радовался, но другой, расчетливой радостью. Гриз — противник опасный, а раз моих войск по-прежнему ни следа, нам ценен каждый воин.
— Почему он назвал ее королевой? — все не унимался Хоуланд.
Я бросил взгляд на Лию. На ней была куртка, сшитая как будто по лекалам Меурази: красные лоскуты — обрывки свадебного платья — перетекали через плечо на грудь. На оголенном плече красовалась кава. Пояс увесили кости.
«Им нужна надежда, и я дам ее».
— Да так, венданская традиция, — пожал плечами Тавиш и глянул на меня.
— Вот-вот, — поддакнул я.
Пусть Лия объясняет, если захочет.
Я уже было двинулся обратно в шатер, но вдруг из-за картины впереди замер полушаге. Ко мне шел Оррин, за ним Джеб — оба с довольными физиономиями.
А за ними вышагивал генерал.
— Дрейгер.
— Он самый, ваше величество. Войска прибыли по вашему зову.
Я настороженно прищурился.
— Все?
— До последнего воина, — кивнул он. — С нами стрелометы, припасы — все, что вы запросили.
Лагерь погрузился в тишину ночи. Мрак прорезали только редкие факелы меж палаток. Скомандовали отбой, но в воздухе по-прежнему стояло волнение, от которого не уснуть.
А отдых, между тем, был нужен. Необходим.
Я шагал к входу в ущелье, к зеву, скрытому от пламени факелов. Только лунный свет указывал мне путь. Он струился сквозь облака, как сквозь огромные пальцы, затапливая высокую траву — и Лию, которая припала к скале, глядя в долину.
— Можно? — спросил я.
Она кивнула.
Мы устремили взгляды в ночное безмолвие. Что говорить? Все уже сказано. Все сделано. Подкрепления прибыли, шансы возросли — теперь на одного нашего всего двое венданцев…
Венданцев, которые превосходят нас в оружии. До чего же хотелось схватить Лию и увезти туда, где спокойно, где ни следа войны и смерти. Но увы.
— Мы готовы, насколько возможно, — нарушил я молчание.
— Знаю, — вновь кивнула она.
Ее взгляд скользнул по призрачным очертаниям развалин, посеребренных луной.
— Прежде они были великими, — вздохнула Лия. — Летали к звездам. Их шепот громом разносился над хребтами. Помнит ли мир, какими они были на самом деле? — Она повернулась ко мне. — И после завтрашнего дня будет ли помнить нас?
А я смотрел на нее, и не заботили меня ни Древние, ни завтрашний день. Пусть хоть сто миров сменятся один другим, мои воспоминания о нас с ней не померкнут ни капли.
Я подался вперед. Приник к ее губам в поцелуе. Нежном. Самом последнем.
Она подняла на меня глаза и ничего не сказала. Никаких слов уже не требовалось.
Трава ущелья колыхалась на ветру волнами. Завтра ее вытопчут. Пожгут. Обагрят кровью. За полночь разведчики донесли, что войско Комизара подойдет сюда к утру.
«Коронованный и побежденный,
Язык и меч,
Вместе грянут они внезапно,
Как ослепительные звезды,
сброшенные с небес.
— Песнь Венды
Глава восемьдесят седьмая
Лия
«Распали гнев».
Мое сердце громыхало.
Войско темнело в конце ущелья. Надвигалось устрашающей волной.
Густело. Росло. Обретало черты с каждым мигом.
Шаг их был спокоен, почти расслаблен.
Еще бы! Я успела рассмотреть с утеса масштабы армии, ее неостановимую мощь. За ней, как за падающей звездой, тянулся шлейф — взрытая земля, уходящая за горизонт. На нас надвигались десять дивизий: в авангарде — пехота, за ней — обозы с провизией, артиллерия и стада брезалотов. Следом вновь пехота, за которой шла пятая конная дивизия, в чьем шаге ощущался вес, тяжесть, страшное знамение. Я знала: Комизар непременно там, посередине войска, чтобы иметь связь со всеми воинами; ведет свое детище, впивая его мощь и извергая огонь.
Они нарочно двигались так медленно. Нагнетали страх.
Лазутчики, едва заметив нас, помчали к своим: верно, доложить, что противника жалкая горстка. Пять тысяч наших ждали на выходе из долины. Остальные — позади нас, готовые прийти на выручку. Море венданцев вдали растекалось неторопливо, как патока. Мы для них, что камешек на дороге: раскрошишь и не заметишь. Пусть хоть вся морриганская армия перекроет долину, Комизара это лишь раззадорит. Подстегнет аппетит. Он наконец-то дождался пира, которым так грезил.
«Морриган».
Имя королевства сорвалось с его губ. Довольное. Приторное и липкое, как желе. Он смаковал его на манер лакомства.
Если во мне и пылал гнев, его заглушал гром страха за людей, стоящих за моей спиной. Может статься, сегодня они расстанутся с жизнью.
По обеим рукам от меня были Рейф и Каден на конях. Я нарочно оделась так, чтобы меня узнали, а вот они наоборот набросили черные морриганские плащи с капюшоном, как рядовые солдаты.
За нами шеренгой ждали Джеб, Тавиш, Оррин, Андрес и Гриз — тоже в плащах. Им не стоило показывать лицо раньше времени.
Рейф не отрывался от растущей вражеской тучи.
— Он нас дразнит.
Каден выбранился
