Наталья Кузнецова - Ведьма 2000
Погружённый в свои мысли, архангел не заметил, как сумерки плавно преобразились в тёмную ночь и на небе появились первые мириады звезд. Они словно безмолвные наблюдатели глядели на него с вышины небес, время от времени подмигивая в своём озорстве и, как предполагал парень, не понимали, как грозный Охотник мог в одно мгновение превратиться в нерешительного юнца. Только, как бы это ни было смешно и обидно, дела его обстояли именно так: Габриель по-прежнему не знал, что делать. Поэтому он всё так же стоял под балконом в саду в полном бездействии, раздражавшем ничуть не меньше, чем смятение в его душе. Он вглядывался в тёмные окна комнаты в надежде увидеть силуэт Оливии, уловить её движение, а жаждал лишь одного: вломиться в дом и заключить девушку в объятия. Вот только когда любишь, собственные желания уходят на второй план, уступая место чувствам любимого человека.
Парень сдержал обещание, данное самому себе, вернулся в мир людей, только теперь Габриель спрашивал себя вновь и вновь: «Имею ли я право так поступать? Достаточно ли веские основания у меня, чтобы вновь вмешиваться в жизнь Ливии?», ведь, по сути, ему мало что было известно о том, насколько сильно претерпела изменения жизнь девушки после их вынужденной разлуки. Для него же всё обернулось лишь призрачным мгновением, едва заметным, так как время в Небесной Обители имеет мало значения и движется совсем иначе, чем в мире смертных. Однако этого хватило, чтобы архангел смог с лихвой восполнить свой энергетический запас жизненных Сил, как и успеть измучиться от тоски по своей возлюбленной ведьме. Поэтому не было ничего удивительного в том, что лишь только ему было позволено покинуть Небесный Чертог и проникнуть в мир людей, он тот час же сиганул в низ, чем необыкновенно позабавил и удивил братьев, пребывая в невероятном волнении, весь полный надежды. Однако Охотник всегда отличался от остального Воинства Света, поэтому выходящие за рамки понимания других ангелов поступки, были ему свойственны. Так что за столь незначительное мгновение его чувства к Оливии не утратили свой пыл, а как раз наоборот, сделали их лишь ещё более жаркими, словно ревущее пламя. Вот только он в своём любовном нетерпении и спешке совсем забыл о том, что на земле-то всё как раз таки изменилось, и с той злополучной ночи прошло целых полгода, что по меркам смертных довольно ощутимый срок. За это время любовь девушки к нему могла попросту остыть или она растворилась в той невыносимой боли, что Ливии довелось испытать. Габриель не отрицал даже того, что у ведьмы мог появиться другой парень, более достойный, чем он, и, к тому же, несомненно человек, без крыльев за спиной и ответственности за весь мир. А если архангел вновь ворвётся в её жизнь, то может нарушить ту гармонию, которая возможно воцарилась у девушки в душе. Этого он не хотел, желая Оливии лишь счастья и добра, хотя лишь одна мысль о том, что к его ведьме может прикоснуться кто-то другой, приводила парня в неистовство от ревности, а сердце откликалось мучительной болью. Но если бы он точно знал, что она действительно довольна своей жизнью, то немедля ушёл прочь и больше никогда бы не появился близ девушки. Только подтверждения сему не было, и в душе парня, удерживая его от бегства, тлела искренняя надежда на то, что всё обстоит совсем иначе. Он пытался уверить себя в том, что Ливия, не смотря на долгий срок, вовсе не забыла и не разлюбила своего Небесного Охотника. Быть может, она так же тоскует и скучает по нему, вспоминая и надеясь на то, что с ним всё хорошо, тая в сердце надежду, что они вновь встретятся. Поэтому искренне обрадуется его возвращению и может даже простит те муки, что испытала, подарив архангелу своё хрупкое сердечко. Однако Габриель знал, что ему придётся принять какое-то решение, так как чувствовал, что медлить более нельзя, иначе он вконец падёт в собственных глазах и уже тогда точно не будет достоин отважной Ливии.
Через миг архангел уже распахивал окно, стоя на балкончике девушки. Чуть помедлив, Габриель проник в комнату, чрезвычайно хорошо запомнившуюся ему за последнее посещение мира людей, где он оставил своё сердце вместе с надломленной от горя ведьмой, ставшей ему дороже жизни. На какой-то миг в нём вдруг вспыхнула надежда, что вдруг сейчас двери ванной комнаты распахнутся, и появится Оливия, уже приготовившаяся ко сну в своей ночной сорочке и с каскадом струящихся по плечам и спине медных волос. Но спустя какое-то мгновение парень отчётливо понял, что этого не будет и их долгожданная встреча не состоится, по крайней мере, не здесь и не сейчас. Беглый осмотр помещения подтвердил смутное ощущение того, что что-то явно не так, которое появилось у него, едва он вошёл в комнату Ливии. Быть может, обычному человеку всё показалось бы обычным и неизменным, что в какой-то степени было именно так. Только цепкий взгляд Небесного Охотника даже без света мгновенно заприметил мелочи, на которые простой смертный не обратил бы никакого внимания, а точнее на их полное отсутствие, словно бы в комнате более никто не жил. В спальне был просто безукоризненный, идеальный порядок, который даже при невероятной аккуратности и чистоплотности девушки выглядел несколько неестественно, а это не могло не насторожить. К примеру, архангел не заметил ни позабытой книги на столе, ни небрежно брошенной расчёски на туалетном столике, ни рассыпанных на полу шпилек, ни оставленной в спешке какой-нибудь другой вещи. Покрывало же на постели Оливии было натянуто словно струна. На нём не было ни единой морщинки, хотя Габриель знал, что девушка обожает лёжа на постели читать, и было крайне сомнительно, что каждый раз покидая своё ложе, она столь педантично расправляет складочки, появившиеся на плотной ткани после неё. К тому же Охотник не ощущал присутствия ведьмы. Её энергетический след в комнате был едва уловимым, едва заметным, что ясно говорило, что помещение давно пустует и девушка здесь более не живёт. Однако это вовсе не значило, что она покинула дом, так как оставить родительниц ей не под силу, а так как их присутствие парень ощущал прекрасно, как если бы они находились совсем рядом с ним, значило, что и ведьма недалеко. Поэтому Ливия наверняка просто съехала из своего «уютного гнёздышка», или, что скорее всего, не вернулась назад, даже после того, как архангел вместе с Посланниками покинул её жилище, вылетев через окно, с помощью которого он теперь и возвратился сюда. Только в тот раз стёкол не было, так как девушка в стремлении удержать его устроила полный кавардак, но когда обладаешь магией, вернуть всё на свои места не займёт много времени. Однако Габриеля волновало, почему Оливия не въехала назад в освободившуюся комнату, к тому же приведённую в первозданный вид стараниями родительниц. У каждого поступка есть своя причина, и хотя в душе он уже знал ответ на свой мысленный вопрос, проверить и подтвердить собственные догадки не помешает.
Для этого архангел решил воспользоваться памятью дома, как делал это ранее, когда хотел узнать о произошедших в жизни девушки событиях за то время, пока сам отсутствовал. Теперь ему вновь понадобились воспоминания, содержащиеся в стенах этой комнаты и буквально пропитавшие вещи, находившиеся здесь. Они были безмолвными свидетелями всех событий, что развернулись в этом уютном помещении и представляли собой кладезь бесценной информации, которая была просто необходима парню, чтобы составить целостную картину произошедшего после его ухода.
Оглядев комнату, Габриель решил прочесть память постели, которая приютила его, когда он в этом нуждался, и, можно сказать, была в эпицентре развернувшегося сражения. Подойдя к кровати, архангел прикоснулся к резным столбикам, поддерживающим балдахин, и в то же мгновение его сознание заполонила целая череда образов, из которых он поспешно выбирал те, что происходили в нужный отрезок времени.
Вот парень увидел самого себя, только неестественно бледного, в бесчувственном состоянии возлежащего на перине, и Ливию, которая бережно держала его руку, с тревогой взирая на Охотника, что-то шепча. К сожалению, что именно, он понять не мог, но уже видеть её было для него истинным наслаждением, а сознание того, что она не жалея сил и времени заботилась о нём, наполняла его сердце благодарностью и нежностью. Но вот видение закончилось, и перед мысленным взором Габриеля предстало иное воспоминание. Комната была наполнена невероятно ярким светом, таким, что даже тьма наступившей ночи отступила прочь. Исходило это сияние от шарообразных существ, буквально пульсирующих от невероятной энергии, заключенной в них. Они, сбившись в плотную группу, окружили его бесчувственное тело, вызывая в нём процессы преобразования и подпитывая его силами для этого. Посланники, погружённые своим занятием, не заметили, как дверь в комнату распахнулась и появилась ведьма. Парень почувствовал, как внутри у него всё буквально сжалось в тугой комок, едва он увидел, каким ужасом исказилось лицо девушки, когда она, не смотря на ослепивший её ангельский свет, смотрела на происходящее. Взъерошенная, босиком и в одной тонкой ночной сорочке, она, прикрывая лицо руками, жалась к стенке, но всё же не смотря на дискомфорт от яркого свечения, не отрывала взор от постели, где разворачивалось таинственное и пугающее действо. И читая на личике возлюбленной целую гамму противоречивых чувств, Габриель почувствовал раскаяние за то, что из-за своего эгоизма и желания чувствовать её рядом заставил Оливию пережить такое потрясение. Однако храбрая девушка справилась со своим страхом, видимо решив, что Посланники пришли для того, чтобы причинить ему зло, и, осознав неминуемую разлуку, бросилась в атаку. А перед ним поплыли быстро сменяющие друг друга образы того, с каким упорством и целеустремленностью Ливия затем боролась с ангелами, а её уютная комнатка превращалась в средоточие хаоса и безумства, в место проведения активных боевых действий. Всё кончилось на видении того, как среди руин, в которые обратилось жилище девушки, на полу сидят три могущественные ведьмы Уоррен и старшие из них всячески пытаются успокоить и ободрить младшенькую. Архангел видел тревогу на лицах Милинды и Сандры, а глаза их таили в себе страх, и не надо быть великим Небесным Охотником, чтобы понять по какому поводу такие волнения. Ливия, свернувшись в жалкий комок, жалась к родительницам, словно желая найти забвение от своих мук в лучах их любви и заботы. Плечи девушки вздрагивали, а сама она казалось вконец сломленной, как кукла в руках жестокосердечной хозяйки. Только для Габриеля вдруг стало жизненно важным увидеть личико юной ведьмы, которое закрывали её густые локоны, укрыв от всех эмоции Оливии. И тут она, словно угадав его желание, подняла голову, и от этого плотная завеса волос разошлась. Одного же взгляда на черты любимой парню хватило, чтобы внутри у него всё замерло и заледенело. Лицо девушки было мёртвым, пустым и утратившим своё сияние жизни. Глаза, некогда лучившиеся радостью, теперь напоминали два холодных, безликих камня, а взор их не выражал никаких чувств, лишь полное равнодушие. Ливия была подобием иссушенного засухой деревца с тонкими хрупкими веточками, которому более не нужна, да и не вернётся жизнь. Боль и муки, невероятное горе от потери любви стали той разрушительной силой, что сотворила с ведьмой такое и привела к жутким последствиям. От одного вида безликого существа, в которое обратилась храбрая, отважная, упрямая, некогда полная внутреннего сияния девушка, смерть начинала казаться подарком судьбы. Может быть, когда из тела вырывают душу, а сердце раздавили прямо в груди, превратив его в кровавое месиво и тем самым навсегда лишив каких-либо глубоких чувств, это действительно было так? Ведь мёртвым ничего такого более не надо. Только Оливия всё же продолжала быть невероятно сильным духом человеком, так как после всего выпавшего на её долю она продолжала существовать, и это восхитило Габриеля, потрясённого до основания открывшимся ему образом.
