Михаил Пузанов - Перекресток: недопущенные ошибки

— Как ты меня назвала?!

В воздухе пронесся смертельный луч страшного взгляда, одним концом уперевшись в глаза эльфийки. Та держалась стойко, явно с успехом сопротивляясь физически болезненному страху. В ее собственном взгляде читалось только презрение, неуместная насмешка… и совершенно непонятная жалость. В конце концов, Шатар все же первым отвел взгляд:

— Забудь лучше это имя. Не верю, что ты могла узнать меня. Тебе всегда было наплевать на дела нашего рода, о которых ты же теперь так фальшиво стенаешь. Бродяга-одиночка, неспособная прощать!

— Уж кто бы…

— Молчать! — В замогильном холоде мысленного голоса послышались нотки вполне человеческой обиды. Эбессаху невольно показалось, что эти двое связаны ближе, нежели просто представители одного рода, но что могло объединять эльфийку и капитана-монстра?! Или она действительно даже не эльфийка? Но кто тогда? Не человек — это уже и так ясно.

— Тебе ведь, как всегда, проболтался Звездный? — С нарастающим гневом продолжал Шатар, — Он же большой мастер болтать на скользкие темы. Всегда таким был, таким навек и останется. Слабовольный идиот — он даже убить, не задумываясь о правильности поступка, не способен. Был бы способен — не создал бы этих проклятых гробниц, у которых теперь я, а не он, — заложник! Все будет разрушено. Раз и навсегда. Только по его вине, никак не по моей!

Презрение на лице Тартры просто зашкалило, вытеснив все остальные чувства:

— Слабовольный идиот — это ты, Леадор! Даже доказывать не надо — змея за тебя доказала. Смерти испугался, трус паршивый, схватился за жезл, который тебе и через миллион лет не осилить! Да ты и ногтя Звездного не стоишь…

— Очень «приятно» слышать это от тебя. Большего и не ожидал. Всегда была заботливой и внимательной к роду…

Эбессах уже решительно ничего не понимал. Тон Шатара звучал слишком уж по-человечески. Однажды пирату довелось присутствовать при семейном скандале в одной из многочисленных гостиниц Ксаросc'Торга: отец отчитывал взрослого сына за то, что тот украл у лавочника кинжал с прилавка. Юноша зло кричал ему в ответ, что тот сам виноват: давно пора купить ему собственное оружие, а не подсовывать сгнившее сабельки дедов и прадедов. Разговор Тартры и капитана мертвецов до боли напоминал ему ту давнюю сцену…

— Оставим Звездного, главное сейчас то, что власть у меня сохранится в любом случае — поможет Кадуций Афари, — Продолжал монстр, — Ему подчиняются эти духи, хотя и неохотно. Кроме того, я бессмертен до тех пор, пока держу жезл в руках. Змея не требует от меня многого — только разрушить гробницы, потом я смогу сам управлять силами кадуцея. Я — выживу, в любом случае, и смогу удержать от крушения достаточную часть этого мира…

— Леадор, ты не идиот, ты — полный кретин! Черной змее верить нельзя: едва ты разрушишь замок на гробнице, духи пустоты первыми сожрут тебя, а потом заберут Кадуций! И с кристаллом-то их уже никто не остановит: хорошо, если только Природному миру придет конец, но этого не будет. Они пойдут дальше, пока все не заполонят! И даже если тебе сохранят ничтожную, как сейчас, жизнь — чем такое бессмертие лучше смерти? А, Леадор? Ну, ответь же!

Казалось, Тарта намеренно играет со смертью, из раза в раз произнося странноватое "на вкус" имя капитана. Однако тот не стал повторять попытки сломить эльфийку страхом, по всей видимости, из уважения или, скорее, понимания бессмысленности давления.

— Ничем. Но умирать я все равно не желаю. Сейчас я — жив, пусть при этом слегка мертв.

— Слегка? Как изящно! Ты полностью мертв, Леадор!

— Возможно, Дора, возможно. Но я разговариваю и дышу, а вот ты скоро перестанешь делать и то, и другое. В этом отличие твоей будущей смерти от моей нынешней.

— Значит, ты угрожаешь мне? Прекрасно! Я лучше погружусь в темноту, чем буду жить еще и с этим позором на крови! И в отличие от тебя, однажды я смогу выбраться из нее, а ты — навсегда сгинешь. Именно потому, что боишься смерти!

— Если сможешь вернуться из того ничто, в которое уйдешь при встрече с пустотой абсолюта, да еще и что-то при этом вспомнишь, и вообще не лишишься разума, расскажешь мне, какие ощущения оставляет оно? Хорошо? Я тебя здесь, пожалуй, подожду, — Тон голоса Шатара вернулся к ледяному холоду. Человеческое, на минуты вырвавшееся в нем из-под воли черной змеи Кадуций Афари, вновь умерло.

Красный яростный оттенок на лице Тартры вдруг сменился мертвенной бледностью. Она будто натолкнулась на нечто действительно страшное и пугающее. Учитывая, что такой властью над ее чувствами не обладал даже смертельный взгляд Шатара, мысль о пустоте абсолюта, видимо, оказалась, действительно, страшной.

— Ты хочешь сказать, что она способна…

— Способна. Как комок грязи. Душу без остатка, как ту же грязь — в комок. Возможно, останется нерасщепленной искра-идея в ее центре, но только если тебе очень повезет. Да и она долго в пустоте не проживет — сгинет.

— Ты хоть понимаешь, чего ты меня лишишь? А, Леадор? Ты осмелишься так со мной поступить?

— Выбора у меня нет.

— Врешь себе, как…

— Довольно, двуликая. Линадора-Таршарайя — тоже мне магистр весов! Лучше подумай о своих ошибках, пока еще есть шанс. Ты сама — далеко не святая. Не известно, кто из вас оказался больше виноват тогда… Я лично считаю, что ты, а не он! — Последние слова Шатар выплюнул с заметным мстительным удовольствием, цепко следя за выражением лица женщины.

Совершенно явно, на лице Тартры промелькнул безотчетный ужас. И при этом она замолчала — будто речь потеряла. Капитан удовлетворенно щелкнул змеистым языком, издевательски поклонился и ушел куда-то на корму, предоставив пленников терзаться своими мыслями. Эбессаху вдруг почудился тихий мысленный шепот эльфийки, обращенный в спину ушедшему капитану:

— Это черная змея тебя заставляет. Ты так не думаешь, ты же так не думаешь, Леадор… Ты же знаешь, что не я… — И шепот стих. Кажется, Тартра вовсе потеряла сознание.

"Таршарайя", — подумал Эбессах. У него не возникло сомнений, что капитан назвал настоящее имя Тартры. Тому подтверждением стал и испуганный мысленный всплеск с ее стороны. Еще бы, имя не просто странно звучало — оно оказалось странно похожим на одно из слов языка, с помощью которого Шатар раздавал команды своим «матросам». Правда, первая половина отличалась, но она не отложилась в памяти пирата.

Значит, если капитан не лжет, эльфийка с ним — одного поля ягоды? Да и грехов у них обоих, судя по разговору, хватает. Как же это он сам, умный вроде пират, умудрился угодить в середину этой гнусной истории? Ему даже не было уже страшно — ужас отступил перед отвращением, которое он испытал, выслушивая мысленные упреки двух разумных созданий. Почему-то все сказанное казалось ему каким-то особенно омерзительным, грязным, действительно, двуликим, двуличным. Чужое грязное белье, которое, как известно, не стоит выносить из дома на центральную площадь.