Энн Маккефри - Кровь драконов

— Раз так, то зачем ждать Киндана?

— Киндан родился в семье шахтеров и вырос на шахте, — напомнил М'тал. — Если там случился обвал, то он сообразит, как правильно поступить.

— А если он не справится?

— Тогда он сможет обратиться за помощью по нужному адресу, — ответил М'тал и вскинул обе руки над головой, словно шахтер, заносящий кайло для удара.

Салина улыбнулась и указала на дверь их нового вейра, расположенного на самом верхнем ярусе барьера кратера.

— Пожалуй, мысль Туллеа — чтобы Киндан пел сегодня вечером — не так уж и плоха, — сказала Салина, когда они начали спуск по бесчисленным лестничным маршам.

— Что?

— Посуди сам, у него такой хороший голос, и мы могли бы воспользоваться хорошим настроением, чтобы…

— Остается только надеяться, что сам Киндан будет в достаточно хорошем настроении, — откликнулся М'тал.

Ни он, ни его спутница на всем протяжении долгого спуска даже не заикнулись о том, что Гаминт' мог бы спустить их на дно чаши в считаные секунды. М'тал — потому, что был уверен, что Салина все еще продолжает молча страдать из-за своей потери, а Салина — потому, что он был прав.

Подходя к входу в кухонную пещеру, они услышали голос Киндана, исполнявшего «Утреннюю песню дракона» с несколько измененными словами.

Лишь только утро настает,Дракон стремит ко мне полет.И шкура ее золотом горит,Глаза сверкают изумрудом ясным.На мир она так радостно глядит,И в мире королевы нет прекрасней.

— Он мог изменить слова только ради Лораны, — шепотом сказала Салина. — В этой песне всегда поется про бронзового дракона.

— Но я нисколько не удивлюсь, если Туллеа решит, что он таким образом подлизывается к ней, — так же тихо отозвался М'тал.

Перед входом в кухонную пещеру расставили длинные столы, неподалеку от них в нескольких специальных жаровнях был разожжен большой огонь. В прохладном вечернем воздухе потрескивало множество факелов.

Арфист и его помощники расположились на отдельном столе у стены. Звуки голоса и гитары Киндана разносились по всему Вейру, порождая жутковатое эхо. Со всех ярусов чаши смотрели драконы; в темноте можно было разглядеть лишь их глаза, в которых ярко отражался мерцающий свет факелов и очагов.

К тому времени, когда М'тал и Салина нашли места, Киндан закончил измененный вариант «Утренней песни дракона».

— Ну а теперь другая песня, — сказал Киндан, и его голос легко перекрыл голоса начавших было переговариваться между собой всадников и прочих обитателей Вейра. — Не весь ее текст дошел до нас, но, возможно, наступило именно ее время.

Его пальцы пробежали по струнам гитары, издав печальный диссонирующий звук.

Рыдают тысячи голосов,Плач разрывает ночь,И вдруг один, за ним другойИз них уходят прочь.

Все переговоры стихли, а Киндан продолжал:

Целитель-дева, одна лишь тыИдешь за ними вслед,Они во мраке пустотыВедут тебя ко мне.

М'тал и Салина обменялись взволнованными взглядами и сразу же заметили, что между Б'ником и Туллеа завязался оживленный разговор, который, вероятно, могли бы расслышать их ближайшие соседи, невзирая на то что арфист продолжал:

И в темной ледяной ночиОдин из них звучит.Тот голос звонкий, молодойЛишь слово говорит.

Салина наклонилась к уху М'тала, собираясь что-то прошептать, но спутник сильно стиснул ей руку и указал на Киндана. Взгляд арфиста был полон решимости, как будто он отчаянно пытался что-то вспомнить. А затем его лицо прояснилось, и он продолжил:

Ты это слово назовешь,Ищи…

Лорана внезапно вскочила с места и рысцой побежала в темноту, направляясь к противоположной стороне чаши. М'тал мельком успел заметить, что на ее лице появилось очень странное выражение, но прежде чем он успел что-то сказать или сделать, Туллеа вскочила на ноги и яростно выкрикнула:

— Довольно! Довольно! Арфист Киндан, я не хочу слушать эту песню! Никогда!

— Но я хочу ее спеть, госпожа Вейра, — твердо ответил Киндан.

В толпе раздались удивленные возгласы. Все знали, что Киндан всегда искренен, но возразить госпоже Вейра — это оскорбление для каждого всадника.

— Туллеа права, арфист, — громко сказал Б'ник, встав рядом со своей спутницей. — Это песня не для нашего Вейра.

Киндан, судя по всему, готов был пуститься в спор. М'тал громко откашлялся, уловил взгляд Киндана и медленно покачал головой. Какое-то мгновение ему казалось, что молодой арфист собирался продолжать бунт. Но затем его лицо побледнело, взгляд потух.

— Предводитель Вейра, госпожа Вейра, — сказал он с полупоклоном, не поднимаясь со стула, — примите мой извинения. Песня показалась мне интересной, — объяснил он. — Но я, конечно, повинуюсь вашим приказаниям, — он сделал легкое ударение на последнем слове, — и вернусь к более традиционному репертуару.

— Ну, вот и прекрасно, — ответила Туллеа и властно махнула ему рукой, — Продолжай, арфист.

Киндан еще раз — так же небрежно — поклонился, дал знак своим аккомпаниаторам и запел громким голосом в бодром маршевом ритме:

Трубач трубит, и барабанщик бьет,Арфист поет, а гонец в путь идет.Огонь разожгите и травы сушите,Ведь Алая звезда уж по небу ползет.

— Пойди проведай Лорану, — сказал М'тал Салине, как только удостоверился в том, что все успокоилось.

Салина обнаружила Лорану в вейре Арит'ы; она сидела на полу, обнимая голову своего дракона.

— Неужели он пел про меня? — спросила Лорана, когда Салина вошла внутрь.

Она так и не взглянула на бывшую госпожу Вейра. По щекам молодой всадницы текли слезы, голос звучал хрипло.

— Я не знаю, — честно ответила Салина. — Но надеюсь, что это так.

— Надеетесь? — недоверчиво спросила Лорана, резко повернувшись лицом к госпоже Вейра.

Разговаривая с Салиной, она то и дело переходила от принятой в Вейрах внешней фамильярности в обращении к подчеркнутой вежливости по отношению к старшим, к которой привыкла, живя в холде.

— Да разве такое возможно?

— Видишь ли, эта песня… если она имеет какое-то отношение к тому, что с нами творится…

— Этого не может быть! Да ведь когда ее сочинили! — ужаснулась Лорана. — Это просто старая песня, которую сочинил с перепою какой-то древний арфист.

— Может быть, и так, — честно допустила Салина. — И теперь, после твоих слов мне тоже кажется, что такое вполне возможно.