Мария Капшина - Идущая

— Мне нужно поговорить с тобой, почтенный Вкадлех.

Едва ли Вкадлеха кто либо называл "почтенным" в последние пару десятков лет. Возможно, это было причиной некоторого замешательства по ту сторону двери.

К тому времени, когда между дверью и косяком появилась щель, достаточная для того, чтобы выглянуть одним глазом, Реана, предупреждая лишние реплики, протянула руку со свисающим на цепочке медальоном в полосу света.

Трактирщик, похоже, не соврал. Вкадлех и правда был классным историком. Медальон он узнал.

— Но это… Спасите Вечные! Это же…

Дверь распахнулась настежь, демонстрируя комнату, старика в уличной одежде и с лучиной в руке. Вкадлех обхватил запястье Реаны свободной, левой рукой, потащил девушку в дом, предоставляя ей самой позаботиться о двери. Руку Реаны он держал так, чтобы медальон висел прямо у него перед глазами, а мелочи вроде стула, опрокинутого походя и уронившего бумажно-перьевую лавину, учёного не интересовали.

— Где ты это взяла?

— В чёрно-серебряной комнате Даз-нок-Раада, — ответила Реана, которую ситуация немало забавляла.

— Ещё меч… Во имя Хофо, там где-то должен быть и меч!

— Нет, меча там уже нет, — разочаровала его Реана, поглаживая рукоять левой ладонью.

— Жаль, какая жалость! — сокрушался Вкадлех, не забывая поворачивать руку Реаны, чтобы получше рассмотреть медальон.

— Меч здесь, — пояснила она. — Надпись, правда, я не читать не буду…

— Надпись?..

Вкадлех уставился на обмотанную чёрной кожей рукоять меча в коричнево-серых, вытертых ножнах без украшений, на Олинду, сощурился на лицо в тени, нездешнего очерка лицо с искрящимися зелёными глазами.

— Это же… Великий Дракон! Значит… Невозможно! Невероятно! Немыслимо! Во имя Хофо…

Продолжая бормотать, Вкадлех усадил Реану в кресло (книги, пересыпанные свитками и лучинами, она едва успела немного разгрести), отпустил, наконец, её руку, вставил лучину в расщеп. Затем по одной перетаскал на стол несколько книг разных размеров, веса, формата и выложил их на предыдущий слой, под которым давно скрылось дерево крышки стола. Затем раскрыл один из талмудов на изображении Олинды, бесцеремонно повертел в руках оригинал, уложил его рядом с рисунком, заставил Реану обнажить меч и водрузил его поверх всего уже на столе бывшего, зажег две свечи в придачу к трем лучинам, уселся в кресло и зарылся в справочники. Время от времени Вкадлех въедливо осматривал со всех сторон оба экспоната, не обращая на их хозяйку ни малейшего внимания. Реана, поудивлявшись, немного обиделась и завертела головой. Мусор как таковой формировал незначительную часть бардака, с большим отрывом уступая книгам, а остальное просто отражало многолетнюю привычку хозяина бросать ненужную вещь там, где стоишь…

— Руку убери!

— А?..

— Руку убери, читать невозможно! Пошли мне, Эиле, терпения! Ох, грехи мои тяжкие, одни невежды вокруг!

Реана передвинула руку по желтоватому листу бумаги. Кисть и запястье старика на тёмной старой бумаге казались почти белыми. Рука девушки была темнее бумаги настолько же, насколько бумага темнее руки учёного. Лето Вика подарила горам и загорела, по словам мамы, "до безобразия", так что даже зимой её кожа была цвета какао. Здесь это внушало людям больше отвращения, чем гнилые зубы или вонь тела, немытого с прошлогоднего Порога Полудня [Порог Полудня — летний солнцеворот, праздник середины лета, посвященный паре Наама-Вайгэ и, в меньшей степени, Эиле].

— Ну! Во имя Вечных, уснула ты? — раздался ворчливый голос.

— А что?.. — осторожно спросила Реана. Вкадлех выудил откуда-то из-под толщи культурного слоя письменные принадлежности и сел выжидательно глядеть на неё.

— Рассказывай! Рассказывай, Килре в помощь, только ври не больно! — поторопил Вкадлех.

— О чём рассказывать? — уточнила Реана.

Вкадлех скептически окинул идиотку взглядом.

— Воистину, ума Кеил прибавить не в силах. О том, что за гранью скажи, и как Слепой является умершим, и как переход меж мирами осуществляется, и какие мучения грешникам на том свете уготованы. И пусть Килре стоит по правое плечо твоё [традиционное пожелание красноречия]. Да не завирайся!

— Л-ладно. Не буду завираться. Если в двух словах — того света я не помню.

Вкадлех недоверчиво Реану оглядел, подумал, скривился.

— И где ты оказалась после смерти?

Она честно задумалась.

— Родилась в другом мире, кажется.

— Когда?

— По моим ощущениям — двадцать один год назад.

— А где триста лет была?

Реана преувеличенно пожала плечами. Вкадлех поджал губы, повертел перо.

— Ну как хоть оттуда сюда попала? — почти просяще сказал он.

— Попала под машину, потеряла сознание, очнулась в Даз-нок-Рааде.

Вкадлех скривился окончательно, бросил перо и поднялся с кресла.

— Тогда я иду спать.

— Эй! — позвала Реана в спину фигуре, шаркающей зигзагообразно между книжными завалами. — Я тут пока в книгах немного пороюсь?

— Только порви что-нибудь! — охотно отозвался Вкадлех. — Отхожу палкой вволю, не посмотрю, что ведьма!

— Не порву! — заверила ведьма. Вернула мысли к столу. Удивилась, что ничуть не сложно было отдать Вкадлеху Олинду в руки. Надела медальон, убрала меч и зашуршала бумагой и пергаментом.

XIX

…Управляя, мудрый делает сердца подданных пустыми,

а желудки полными.

…Когда будет уничтожена учёность, тогда не будет и печали.

…Отсутствие желания приносит покой.

"Дао Дэ Цзин"

— Что в Дазаране?

Разговор происходил в королевской карете, увозившей Раира Лаолийского из порта во дворец. Ликта разместили в другом экипаже: Мастер Занота хотел поговорить со своим учеником наедине.

— Меня хорошо услышали, хотя и не поняли, кто говорит, — довольно улыбнулся Раир. — Брожение уже пошло, и, думаю, к лету вино хорошо созреет.

— Чтобы затуманить умы всей Равнины, — с застарелым сожалением сказал Занота потолку.

— Ты сам говорил, что в борьбе за Империю без войны не обойтись, — тихо и почти просящее сказал Раир.

— Но я не говорил, что нельзя обойтись без Империи, — проворчал Мастер. — И я не говорил, что тебе нельзя убедить в этом Кадарца, вместо того, чтобы играть в бойцовых петухов с его подачи.

Раир сделал странное движение, словно хотел пожать плечами, но на середине жеста передумал. Безуспешно подождал продолжения разговора и повернулся к окну. Некоторое время они ехали молча. Занота дремал, откинув голову на спинку.