Михаил Белов - Царица воинов

Что рассказывать об этом? Надо ли ещё раз терзать вам души описаниями того, как столь неисчислимое множество родных людей было умерщвлено, говорить о страданиях, от которых пальцы сжимаются на рукояти меча? Воистину, крови всего Рима и всей Италии не хватит, чтобы искупить это... Однако надежда ещё оставалась, в великой битве под Херонеей сражались и наши горожане, и освобождённые рабы, многие покрыли себя славой, после поражения, впрочем, царские люди удержались в Македонии не долго. Вести об орхоменском разгроме мы встречали уже вновь под римской властью, так я запомнила, как опьянение свободой у людей сменилось отчаянием и страхом, всё, созданное энергией царя вмиг было потеряно. Думаю, именно тогда ненависть к римлянам я впитала в кровь свою, тогда мы все клялись бороться с Римом до последнего вздоха.

Война стихла на время, но знание о том, что царь сохраняет свою власть и укрепляет армию в Понте, давало нам надежду. Уже спустив на воду своё судно и занявшись известным вам делом, я вновь связала свою судьбу с ним, ибо Митридат покровительствовал всем пиратам наших морей, побуждая их разрушать римские начинания, и я выполняла его волю с великим рвением. Потом мне суждено было отправиться в долгий путь, и я не видела сама, как вновь разворачивалась война, как царь терял всё, становясь изгнанником, и вновь обретал своё царство, лишь через девять лет мы снова сошлись, теперь близко.

Да, нам, наконец, суждено было встретиться. Я с небольшим отрядом прибыла в Понт морем из Пантикапея, когда услышала, что царь вновь собирает людей для борьбы, это казалось чудом, ибо все уже были уверены, что римляне овладели Азией до самых армянских гор. Я многое тогда уже пережила и решила, что никогда не прощу себя, если не вступлю в эту войну, самую осмысленную из всех, что коснулись меня, ибо речь шла о моём народе. Меня приняли с восторгом, видя во мне доброе предзнаменование, ибо я напоминала амазонку, дочь сарматских степей, заинтересовавшись молвой, царь призвал меня к себе. Он был тогда уже стар и ещё не полностью оправился от ран, что получил недавно, однако всё это меркло перед величественностью его. Я поверила и говорю вам, что он был не из смертных, и кровь богов не оставила его, даже в старости он был красив, свежий шрам под глазом ничуть его не портил, в деяниях же он был неутомим. Итак, той далёкой весной, более двенадцати лет назад, я получила от него сотню всадников под начало, скифов и сарматов, в основном, он сказал, что я, прошедшая конной долгий путь, достойна стать командиром одного из отрядов его телохранителей.

- Говорят, он умел говорить на многих языках, и любил красивых женщин, - заметил Александр, кое-что читавший об этих недавних делах.

- Это так. Со мной он говорил только по-эллински, ибо я сама так хотела, но способен был и скифу, и каппадокийцу, и армянину быть понятным, на языке римлян говорил куда лучше меня, да и многие другие знал. Что же касается женщин, то мне следовало встретиться с ним раньше, если, конечно, ты хочешь сказать, что я должна была стать предметом его страсти, ибо к тому времени многие страдания и гибель жён сделали его уже другим.

Весной мы двинулись на Каппадокию, и я впервые чувствовала себя частью столь большой армии, старалась все свои обязанности выполнять наилучшим образом. Нам удалось выманить римскую армию из могучей крепости, напав на укрепление, где они держали обоз, и произошла битва, что я вспоминаю доныне как самое славное своё деяние. Близ Зелы, городка небольшого, на рассвете мы развернулись, глядя с высот на врага, тысячи воинов стояли против нас, но и наших было много, и огонь возбуждения не давал мне покоя, я помню это чувство и сейчас. Вокруг стрелки уже завязали бой с конными врага, и сам царь возглавил главную нашу силу - могучую колонну тяжеловооружённых всадников, я была там, скакала недалеко от предводителя и была исполнена гордости как никогда. Видели бы вы это, воистину, подобное зрелище редко открывается нам - величественный дракон, составленный из тысяч сверкавших панцирей и конных попон, украшенный гребнями и хвостами шлемов, ощетинившийся копьями, двигался, всё набирая скорость и заходя во фланг врагу.

За спинами римлян лежало болото, они даже не думали, что придётся отступать, настолько были уверены в себе, однако наш натиск оказался сильнее, чем всё, что они знали. Мы проломили их строй почти сразу, но потребовалось какое-то время, чтобы все прочные монолиты когорт разбить на части. Поначалу возникла сильная давка, мне тяжело было удерживаться на коне, перескакивавшем упавших людей, колоть было некого, ибо ряды врага опрокинули уже до меня, но потом я вывела отряд на свободное пространство, и меч мой не знал усталости. Конные, мы походили на стремительные ручьи, группы римлян же были как острова, что удерживались сплочённостью, и откалывавшихся людей уносило уже навсегда. Они ещё какое-то время держались, но совместными действиями пехоты и конницы мы загнали многих в болото, где добивали стрелами и дротиками. Они погружались всё глубже и глубже, поначалу шлемы ещё возвышались над бурой от крови и грязи водой, но постепенно исчезали, и легковооружённые понтийцы, в жажде наживы, пробирались по наваленным телам под водой как по мосту. Я устала рубить, моя махайра выскальзывала из пальцев и держалась лишь на шнурке, к концу боя я уже действовала по-сарматски, охватывая врагов арканом и волоча по земле, чтобы пешие могли добивать.

Никому бы из римлян не уйти живым, ибо преследование не попавших в болото было стремительным, лишь ранение царя остановило воинов, и так было всегда, только он держал армию своей волей, и без него людей охватывал страх. Митридат пострадал не от противника, его ударил мечом раб из римских пленников, впрочем, он сам виноват, ибо опасно было держать при себе таких людей. Однако не многим врагам удалось уйти, их опустевший лагерь достался нам без боя, и казалось, что всё теперь изменится.

- Да, я не пожалел бы жизни, чтобы оказаться рядом с тобой в тот день, - прошептал Александр, сильно взволнованный её словами.

- Ты прав, это был славный день. Могу сказать, что, если и осталась во мне надежда освободиться от Рима, то лишь из-за памяти об этом сражении, за один только день мы отправили к Аиду больше семи тысяч римлян, я лично убила четырёх центурионов и одного трибуна, легионеров же считать не было возможности. Впрочем, ночь уже движется к середине, и на сегодня беседы нашей достаточно. Остановимся сейчас на этом славном моменте, ибо потом будет много печального, о чём я расскажу в другой раз...

Зима смягчилась, перевалив за середину, время бурь ушло, лишь мягкие снегопады иногда заполняли всё пространство меж небом и землёй, и в этот тихий мир Зена выезжала на прекрасном своём Аргусе, уже полностью управляясь с ним одной только верёвкой. Когда дороги были сухими, они быстро скакали, и Габриэль стремилась убежать, воительница же нагоняла, впрочем, как девушка ни старалась, уйти от более сильного и стремительного коня её Борею не удавалось. Местные любили с высоты крепости наблюдать за ними в такие минуты, когда девушка прижималась к шее своего серого коня, вытягивавшего на скаку мускулистое тело, и стискивала покрытые попоной бока, её плётка отчаянно вилась над головой, побуждая отдать последние силы, но дочь Ареса приближалась сзади как смерч. Никогда ранее жителям Промоны не доводилось видеть столь стремительного скакуна, он стелился по земле, подобно леопарду, понукаемый собственной страстью, и Зена летела вместе с ним, умея сливаться с конским крупом как немногие. Она всегда обгоняла Габриэль и останавливалась поперёк дороги, делая вид, что беззаботно ожидает, лишь пар, поднимавшейся от коня, выдавал только что схлынувшее напряжение. Потом они спешили назад, чтобы долго не держать лошадей на холодном воздухе, и отправлялись в горные леса уже пешими.