Пол Андерсон - Три сердца и три льва
Скафлок дрогнул на миг, когда рухнул навзничь с копьем в груди Голтан.
— Я обеднел на одного друга, — прошептал он, — и упущенного уже не наверстать.
Оглядевшись, он возвысил голос:
— Хей, Альвхейм! Вперед, вперед!
Остатки отряда эльфов сумели-таки разорвать ряды троллей и проложили себе дорогу к берегу. В сражении пало немало славных воинов, и среди них Валка Мудрый, Флам Оркнейский и Хлоккан Алая Пика.
Уцелевшие прорвались к кораблям. На глазах у троллей некоторые из них разбрасывали на бегу захваченную добычу. Это на какое-то время задержало погоню: Иллреде рад был вернуть утраченные сокровища.
Добрую половину кораблей пришлось предать огню, ибо некому было садиться за их весла. Погрузившись на ладьи и столкнув их в воду, эльфы принялись грести к выходу из фьорда.
Фреда, кутаясь в плащ, смотрела на Скафлока: тот стоял на носу корабля, размахивал руками и бормотал слова, которых она не понимала. С кормы задул ветер. Сила его все нарастала, и корабли под парусами устремились в море. Они мчались по волнам, подобные морской пене или бегущим облакам, грезам или колдовским чарам, или лунным бликам на воде. Скафлок пел заклинания, ветер трепал его волосы и звенел кольцами кольчуги. Юноша казался Фреде героем древних саг, бесстрашным воином из незапамятного прошлого.
Внезапно в глазах у нее потемнело.
Глава 11
Она очнулась на ложе из резной слоновой кости, устланном мехами и шелками. Ее тело было чистым и свежим; кто-то одел ее в сорочку из белой венецианской парчи. Рядом с ложем стоял искусно сработанный столик, на котором находились кубок с вином, кувшин с водой, виноградные гроздья и другие плоды из южных земель. А вокруг царил синеватый полумрак.
Она не сразу вспомнила, что случилось, а когда память возвратилась, залилась слезами. Плакала она долго. Но самый воздух, которым она дышала, успокаивал. Выплакавшись, она пригубила вино, ощутила давно позабытый покой — и погрузилась в целительный сон.
Проснувшись снова, она почувствовала себя отдохнувшей. Едва она села на ложе, как из полумрака появился Скафлок.
Он улыбался. От ран его, по всей видимости, не осталось и следа. На нем была короткая, богато расшитая туника, из-под которой выглядывал кильт[32]. Он опустился на ложе, взял руки девушки в свои и заглянул ей в глаза.
— Тебе лучше? — спросил он. — Я подсыпал в вино снадобье, которое исцеляет рассудок.
— Мне лучше, только… Где мы?
— В Эльфхьюке, замке Имрика, что стоит среди северных холмов, — ответил Скафлок. Взгляд Фреды выдал ее тревогу. — Не бойся, тебе тут никто не причинит зла.
— Спасибо тебе, — прошептала она, — тебе и господу, который…
— Не произноси здесь святых имен, — предостерег Скафлок, — ты в гостях у эльфов, которые не выносят их. В остальном же делай что хочешь.
— Но ты не эльф, — проговорила Фреда.
— Нет, я человек, но воспитали меня эльфы. Я приемный сын Имрика Лукавого, и он мне куда роднее того, кто был моим настоящим отцом.
— Откуда ты взялся, чтобы спасти нас? Мы совсем отчаялись…
Скафлок вкратце поведал ей о войне между эльфами и троллями и о своем набеге, а потом улыбнулся;
— Давай поговорим о тебе. Кто же вырастил такую красавицу?
Фреда зарделась от смущения, но начала рассказывать. Скафлок слушал ее с недоумением. Имя Орма ничего для него не значило, ибо Имрик всегда уверял пасынка, что похитил его в западных краях. К тому же он воспитывал Скафлока так, чтобы тому и в голову не пришло интересоваться своим происхождением. Что касается Вальгарда, то, по словам Фреды, он был ее братом и сошел с ума. Скафлок почуял в берсерке нелюдя, но, занятый множеством дел, в том числе заботой о Фреде, не стал задумываться над своими ощущениями и решил для себя, что Вальгард одержим демоном. Сходство между ними он приписывал воздействию колдовских чар, которые зачем-то потребовалось наложить на Вальгарда Иллреде. И потом, с кем из эльфов ни заговаривал Скафлок, никто как будто не заметил этого сходства. То ли воинам попросту некогда было глядеть по сторонам, то ли Скафлоку привиделось… В общем, ерунда.
Фреда тоже не думала об этом, потому что для нее они разительно отличались друг от друга. Глаза, губы, лица, походка, речь, манеры, мысли — все было настолько разным, что она едва ли придавала значение одинаковому росту и сложению. Быть может, осенило ее вдруг, у них был общий предок — какой-нибудь дан, что провел лето в Англии сотню лет тому назад.
Размышляла она, впрочем, недолго. Снадобье, которым поил ее Скафлок, притупляло чувства, но не могло стереть из памяти все случившееся. Горе настойчиво напоминало о себе, и свой рассказ Фреда закончила в слезах, прильнув к груди юноши.
— Мертвы! — воскликнула она. — Мертвы все до единого, кроме Вальгарда и меня! Я… я видела, как он убил отца и Асмунда, когда Кетиль уже погиб. Я видела, как мама упала к его ногам, как он зарубил Асгерд. Я осталась совсем одна. О, как хотела бы я умереть вместо… Ох, мама, мама!
— Ну не плачь, — грубовато утешил ее Скафлок. Эльфы не научили его, как вести себя в таких случаях. — Ты цела и невредима, а Вальгарда я разыщу и отомщу ему за твоих родичей.
— Что с того? Подворье Орма сгорело дотла, из рода его выжили безумец да нищенка, — дрожа, она прижалась к юноше. — Помоги мне, Скафлок! Я презираю себя за трусость, но мне страшно… Мне страшно быть одной!
Он потрепал ее по волосам, а другой рукой взял за подбородок и посмотрел ей в глаза.
— Ты не одна, — пробормотал он и нежно поцеловал ее. Она ответила на его поцелуй, ее губы были мягкими, теплыми и солеными от слез.
— Выпей, — предложил он, протягивая ей кубок с вином.
Она сделала несколько глотков и свернулась калачиком в его объятиях. Он ласкал ее и успокаивал, как умел, ибо ему казалось верхом несправедливости то, что она несчастна, и потому прошептал еле слышно заклинания, которые прогоняли тоску и печаль.
Фреда вспомнила, что она — дочь Орма Силача и что отец ее был человек сурового, непреклонного нрава, который говорил своим детям такие слова: «От судьбы не убежишь, но встречать ее надо мужественно».
Она села прямо и сказала Скафлоку:
— Спасибо тебе за твою доброту. Я в порядке.
Он хмыкнул:
— Тогда самое время перекусить.
Но сначала нужно было переодеться. Скафлок подал девушке прозрачное, невесомое платье из тех, какие шьют и носят эльфиянки. Она покраснела, ибо платье это мало что скрывало, но с удовольствием надела на руки тяжелые золотые браслеты, а Скафлок увенчал ее переливчатой бриллиантовой диадемой.
Они вышли в длинный коридор, который проявился не сразу, постепенно, как бы наливаясь красками. Вдоль мраморных стен тянулись рядами колонны, рисунки и узоры на шпалерах и коврах медленно изменялись, словно в диковинном танце.
Навстречу им то и дело попадались рабы-гоблины, зеленокожие и приземистые, но все же привлекательные на вид. Один раз Фреда с криком вцепилась в руку Скафлока: мимо них проскользнул желтый призрак с канделябром. Потом они увидели карлика, который семенил по коридору, выставив перед собой щит.
— Кто это? — прошептала Фреда.
Скафлок усмехнулся:
— Катайский шен[33]. Мы захватили его в одном из набегов. Он сильный, и из него получился хороший раб. Но такие, как он, могут ходить только по прямой, вот он и носит щит, чтобы не ударяться о стены.
Фреда засмеялась. Скафлок восторженно слушал ее звонкий смех. В смехе эльфиянок всегда таилась злобная насмешка, но улыбка Фреды похожа была на светлое весеннее утро.
Они отведали изысканных яств. За столом, кроме них, никого не было. Откуда-то доносилась негромкая музыка. Скафлок сказал:
Сладких лакомствнынче я отведал,и вино из кубкавеселье дарит.
Но взгляд мой волнуетпрекрасная дева.Дивлюсь я на Фреду,красавицу с юга.
Она потупила глаза, чувствуя, как на щеках вновь выступает румянец, и не смогла сдержать улыбки.
Но тут же ее охватило раскаяние:
— Не пристало мне веселиться, когда мертвы мои родичи. Сломалось то дерево, что укрывало землю своими ветвями, и ветер гуляет в пустынных полях…
Оборвав себя, она сказала просто:
— Мы все что-то теряем, когда уходят хорошие люди.
— Если они были хорошими, не стоит убиваться по ним, — сказал Скафлок, — ибо они избавились от тягот нашего мира и отправились к Тому, кто над нами. По правде говоря, мне думается, лишь твой плач не дает им наслаждаться своим счастьем.
Фреда крепко стиснула его руку:
— Священник говорил, что те, кто умер без отпущения грехов…
