Алексей Игнатушин - Железная скорлупа

– Мы готовились к вашему возвращению, – сказала фрейлина. – Я верила, что вы вернетесь.

– Леди, примите мою благодарность, – сказал рыцарь чопорно, Хелия поморщилась.

– Ума не приложу, где они достали столько цветов, пусть и сухих, – усмехнулась фрейлина, пальцами нервно гладя перила.

Гингалин пожал плечами.

– Не могу знать, леди, – ответил сухо.

– А я… я храню ваш букет, – сказала Хелия.

Гингалин остался бесстрастным:

– Благодарю, леди, приятно знать, что скромный дар пришелся вам по сердцу.

Хелия топнула ножкой, крикнула:

– Прекратите, сэр Ин… Гингалин! Почему вы столь холодны? Я чем-то вас обидела?

«Дай-ка подумать, с чего начать. С первого дня путешествия?» – подумал он ехидно.

Гингалин посмотрел на бледное лицо: губы сжаты, глаза горят.

– Простите, леди Хелия, – сказал он мягко. – Должно быть, я ошалел от пира и радостных эмоций.

Фрейлина, сглотнув комок, отвернулась, пряча влажные глаза.

– Я так ждала вашего приезда, так обрадовалась, – сказала глухо.

Гингалину нестерпимо захотелось обнять девушку, раствориться в теплоте ее тела, но черт дернул сказать с мстительной радостью:

– Я приехал, леди. Приехал, чтобы взять в жены вашу любимую королеву.

Хелия вздрогнула, Гингалин снова уставился на диск луны.

– Только поэтому? – спросила неверяще.

– Да.

– Но я думала… – начала растерянно.

– Что, леди? – воззрился на нее с непонимающим видом. Фрейлина ошпарила его гневным взглядом, опустила голову.

«Опять начинается, как в замке Чайльда, еще и предложит себя, – подумал брезгливо. Низ живота приятно потяжелел. – Хм, можно насладиться ею прямо сейчас, глупышка не откажет. Нет, королеве это не понравится, лучше после свадьбы возьму в любовницы. Ну, леди, что же вы мнетесь, боитесь сказать? Да, боитесь, потому и я прикинусь чурбаном. Иногда это выгодно».

– Вы любите нашу королеву? – спросила Хелия тихо.

Гингалин оторопел, Хелия смотрела выжидающе.

– Да, леди, что за вопрос?

В гиацинтовом взоре отразилось огорчение.

– Я знала сэра Инконню, отважного и храброго…

– Я более не безродный, – перебил Гингалин раздраженно, – у меня есть имя, леди.

Фрейлина кивнула с печальным видом:

– Верно. Просто я не знаю сэра Гингалина. Сдается, он хуже Инконню.

Гингалин дернул головой, силясь скрыть на лице досаду. Фрейлина отшатнулась от его деревянной улыбки.

– Гингалин такой же, леди, – сказал рыцарь холодно. – Что вам не по нраву?

– Инконню не стал бы жениться без любви, – сказала Хелия.

«Любовь, – подумал он устало. – Придумка, воспетая рыцарями, коим нужно отвлечение от грязных, плотских… э-э… утех и скотости, чтобы жить было не так тошно. На деле – пар, ничто, сладкая ложь, самообман. Хелия, ты никак не можешь сказать, что любишь меня, сдается, тут имеет место ревность к королеве, в чьей тени ты пребываешь».

– О чем вы думаете, Гингалин? – спросила Хелия с надеждой.

«Нет любви, чести, доблести. Мир проще, чем воображалось, грубее, примитивней. Жить мечтами означает умереть в реальности».

– Леди, не обращайте внимания, – отмахнулся Гингалин.

Фрейлина нахмурилась, надула губки. Луна обливала камни холодным светом, на стенах гасли факелы стражей.

– Вы не ответили, – напомнила девушка. – Вы любите королеву?

– Да, – ответил рыцарь.

Фрейлина дернулась, будто получила удар в голову, ладони прижала к груди. Гингалину стало неприятно, и он отвернулся.

– Почему вы лжете? – прошептала Хелия. – Скажите, кто та, кого вы любите?

Рыцаря сказал, сцепив зубы:

– Леди, я не улавливаю смысл нашего разговора. Вероятно, хмель ударил мне в голову. Разрешите откланяться.

Она схватила его за рукав, Гингалин, не выдержав ее тоскливого взгляда, уставился на носки своих сапог.

– Гингалин, молю, ответьте!

Рыцарь склонил голову, резким движением освободил рукав:

– Доброй ночи, леди.

Гуляки торопливо расступались перед рыцарем, видя его суровое лицо.

Хелия смотрела ему в спину и, когда он скрылся за поворотом, сглотнула слезы.

«Он колеблется, надежда есть», – подумала с робкой радостью.

В рощу с азартными криками въезжали егеря, у многих к седлу были приторочены тушки зайцев, тетеревов. Гингалин остановил разгоряченного коня: бока жеребца раздувались, он беспокойно бил копытом. Юноша сломал ветку, с наслаждением вдохнул запах молодой листвы.

Гингалина окружили егеря, он вдохнул плотный запах пота, испытал терпкое удовольствие, почувствовал в себе звериную силу.

– Удачная охота, сэр, – сказал один из егерей.

Гингалин благодушно кивнул. Его взгляд зацепился за темное тело в зарослях: добыча испуганно порскнула прочь, ломая подлесок, охотничья кавалькада ринулась следом с гиканьем и посвистом.

Пойманным оказался неопрятный виллан: мужлан бухнулся на колени, прижимая к груди охапку облезлых веток. Всадники взяли его в кольцо, копья уставили в лицо, хищно поскрипывали луками. Виллан трясся, затравленно озираясь.

Гингалин глянул с высоты седла брезгливо, крестьянин вздрогнул от жесткого голоса:

– Что ты делал в моих угодьях?

По правде говоря, Гингалин еще не стал хозяином Сноудона, до свадьбы осталось две недели, но никто из егерей не посмел поправить спасителя королевства.

– Я собирал хворост, господин, – пролепетал виллан. Сквозь маску грязи проступала смертельная бледность.

– А кто дал разрешение? – спросил Гингалин грозно.

Егеря засмеялись вилланскому испугу.

– К-королева не против, если подданные в крайней нищете иногда подберут ветку-другую, – сказал виллан плачуще. Подбородка коснулось острие копья, и мужик вздрогнул, кругля глаза, вызывая взрыв хохота.

Гингалин жестко усмехнулся:

– Королева не против, а я, новый хозяин земель, против. И сдается, ты не только палки собирал.

– Нет-нет, господин, только хворост, всего несколько веток, – выпалил мужлан скороговоркой.

Гингалин кивнул егерям, и пара всадников, спешившись, исчезла в сплетении молодой зелени. Через некоторое время к ногам виллана швырнули силки на птицу и мелкого зверя. Мужик под громовой смех покачнулся.

Юноша, оглядев ловчую снасть, презрительно сплюнул:

– Хворост стал летать и бегать?

Виллан тонко закричал:

– Господин, зима выдалась тяжелой! Двое сынков померли, дочери хворают, жена!.. Пощадите, господин! Смилуйтесь!

Гингалин поморщился, словно услышал непристойный звук, присущий свиноферме, махнул рукой: