Мэри Джентл - Золотые колдуны

На «Моховом соколе», кроме меня, было трое пассажиров: женщина с Покинутого Побережья, плывшая в Кварт, и двое одетых с головы до ног во все красное мужчин, говоривших на непонятном мне языке. Поскольку они были ортеанцами, они играли в охмир.

В каютах было тесно и темно; мы все время проводили на палубе, чуть в стороне от мест, где работали члены команды, и играли в охмир. По прошествии первых нескольких дней не было ничего нового.

Мы входили в более теплые южные воды. Судно делало остановки, чтобы принять или выгрузить груз: вино посуду и семена. Погода позволяла ходить в одной рубашке, и мы устраивали короткие экскурсии по островам.

Небо становилось все бледнее, солнце припекало все сильнее, и все время пилоны Расрхе-и-Мелуур бросали однообразные тени на монотонные волны.

Мы неспешно плыли все многие дни ханиса и даже захватили вторую неделю дуресты, но однажды я проснулась под белым и беспощадным солнечным светом. На юге виднелась темная линия.

— Береговая линия Касабаарде, — сказала женщина с Покинутого Побережья.

24. КОРИЧНЕВАЯ БАШНЯ

Солнце с блеском отражалось в озере, которое, казалось, состояло из битого стекла. Находившуюся по эту сторону береговую линию покрывал серо-зеленый пух. Вдали, на юге, виднелись казавшиеся призрачными темно-коричневые горы; покинутые всеми лунные ландшафты и пустыни неизвестного происхождения на удалении не менее пятидесяти зери.

Мы плыли к высокому пилону, обозначавшему конец моста Расрхе-и-Мелуур.

У меня в глазах замелькали цветные пятна. Я ушла под палубу и стала протирать свои покрасневшие от раздражения глаза. Хотя я уже давно покрылась загаром, с меня начинала слезать кожа. Те дни, когда воздух был насыщен парами, были еще терпимы; сейчас же когда защитная дымка рассеялась, не имелось ни малейшей возможности укрыться от жгучих лучей звезды Каррика.

«Если здесь так уже во время дуресты, — подумала я, — то мне не хотелось бы находится тут в период меррума».

Скрипело дерево, шуршали волны, щели в палубе пропускали солнечный свет, который жег, как расплавленный металл. Когда я упаковала свои пожитки, корабль уже стоял на якоре, и другие пассажиры сходили на берег.

Я заплатила корабельщику вторую половину условленной суммы и тоже покинула судно.

Берег был совершенно плоским. Вдоль длинного пирса катились повозки. Он был покрыт слоем мелкого белого песка толщиной с палец. Я ощутила песок на зубах, почувствовала металлический вкус Касабаарде. Женщина с Покинутого Побережья и оба ортеанца в красных одеяниях стояли впереди меня перед стеной из кирпича-сырца, в которой открылось несколько ворот в город.

— Вы хотите войти в торговый город или во внутренний? — спросила женщину с Покинутого Побережья жительница Касабаарде средних лет. Она говорила на торговом языке, упоминавшемся в книгах, которые я изучила: с ним я была знакома достаточно хорошо, чтобы изъясняться.

— В торговый город, — ответила женщина.

— Тогда проходите.

Книги были полны информации о торговом городе. О внутреннем городе в них, однако, не говорилось ничего кроме того, что там стояла Коричневая Башня.

— Вы хотите войти в торговый город? — Касабаардка тщательно оглядела меня. — Или во внутренний?

— Во внутренний город. — Я говорила слегка понизив голос.

Молодой человек загородил мне копьем дорогу. У всех в группе стражников были ярко — рыжие гривы и бледная кожа жителей Покинутого Побережья. Их одежда состояла из туник, перехваченных в поясе шнуром. Обуви на ногах не было.

— Прикоснитесь к земле, — приказала командирша. На ее голых руках были белые пятна, а на кистях рук проступали старческие жилки. Как и у других, ее лицо скрывала маска.

Так требовал обычай; я встала на колени и положила руки на землю, иссушенную солнцем, потом снова поднялась. Другая женщина предложила мне серую керамическую чашу, наполовину наполненную водой. Они смотрели на меня с нетерпением. Я сделала глоток, надеясь при этом не получить какую-нибудь инфекцию. Жидкость не имела вкуса.

— У вас есть острое оружие? — спросила женщина согласно ритуалу.

— Да, нож.

— Он будет возвращен вам, когда отправитесь в обратный путь, — сказала она и приняла его у меня. Теперь копье не преграждало мне дорогу. Под нижним краем маски на лице женщины появилась улыбка. — Джайанте можете оставить при себе, Добро пожаловать. Я провожу вас до ворот внутреннего города.

— Я ищу общественный дом, — сказала я, когда мы шли вдоль стены. Солнце, яркое до боли в глазах, сильно нагрело белый песок и глиняные стены. — Или какое-нибудь другое пристанище.

— Вы можете остановиться в любом ордене.

— Где-нибудь, где это подешевле. Денег у меня не много.

— Деньги вам не потребуются. — Мне показалось, что в ее сухом голосе прозвучала насмешка. Но я не была в том уверена, потому что не могла видеть ее глаз. — Пища, напитки, одежда и жилище во внутреннем городе предоставляются бесплатно.

Я старалась приноровиться к ее очень медленному шагу. Наконец мы подошли к низкому домику привратника.

— Вы хотите сказать, для жителей Касабаарде?

— Нет, для всех. Для любого, кто сюда приходит.

— Вы имеете в виду, что кто-либо, придя сюда, может попросить и получит пищу и жилище?

— Да, конечно.

«Этого не может быть!» — внутренне запротестовала я. Мы вошли в домик привратника. После слепившего меня снаружи солнца я ничего не могла разглядеть внутри. Потом, когда мои глаза постепенно привыкла к новым условиям, я увидела, как касабаардка передала мой нож какому-то другому мужчине. Здесь был настоящий склад оружия. Мужчина составил опись мох вещей.

— Все, что вам принадлежит, вы можете взять с собой, — сказала ортеанка и сняла свою маску. «Значит, она представляет собой лишь защиту от солнца?» — спросила я себя. У нее были худощавое лицо и светлые как вода глаза. — Что же касается нашей собственности… то вы сможете взять ее не больше, чем сможете унести на спине или в желудке.

Я покачала головой. Это явно веселило женщину. Она, наверное, уже много раз наблюдала подобную реакцию чужестранцев.

— Это не… — Я не хотела ее обидеть, поэтому начала снова: — Разве не случается так, что люди приходят сюда и снова исчезают, ничего не делая, чтобы заработать себе на жизнь?

— А разве это так плохо? — Она наклонилась над описью, которую составлял мужчина, и подала мне знак открыть мой мешок. У меня не было выбора. Она продолжала: — Здесь могут жить все, хотя никто не становиться богатым. Заботиться об этом — задача ордена в торговом городе. Мы разместим вас и накормим. Если захотите, то можете работать в поле или в городе. Если нет, то можете этого не делать.