Денис Субботин - Огненный дождь

-Ну, чего мучаешься? – радостно спросил Ратша, ёрзая на кошме так, словно уже не только задницу отсидел и теперь разминает.

-Не торопи! – нервно огрызнулся Мирон, за спиной которого столпилось немало зевак. Каждый, кто хоть самую малость играл в тавлеи, горел желанием узреть первое поражение лучшего игрока, непобедимейшего Мирона.

-Чего это не торопи?! – возмутился Ратша, играя на публику, и одновременно – мешая Мирону сосредоточиться и обдумать позицию. Пару ходов назад он совершил нелепейшую ошибку, обычную, впрочем, для себя. Теперь требовалось скрыть её как можно дольше…

Внезапно Мирон радостно заорал, чуть ли не начал прыгать, его рука рванулась вперёд и князь, фигура не только слабая, но и неустойчивая, треснувшись аккуратным серебряным венцом, обрушился набок.

Моментально тишина – и без того непрочная – была взорвана. Половина воинов во главе с Мироном закричали, что произошедшее – случайность и ничего не изменилось. Ратша, вскочивший на ноги, способен был перекричать их всех один, но на его сторону встали ещё и остальные дружинники. Хор почти сотни глоток, обладатели которых гвалтели наперебой, способен был мёртвого поднять из могилы, а живого в неё отправить. Князь Лютень просто проснулся и, позёвывая и глядя на нагло ухмыляющееся ему из зенита Коло, вышел из шатра. Моментально восстановленная тишина была ему вместо приветствия…

-Что здесь происходит? – спросил Лютень, обводя всех взглядом. – Мирон, Ратша, нишкните! Что за привычка! Как я отлучаться, так вы – в драку! Ну-ка, на мировую!

-Да он!.. А он!.. – в един голос закричали отроки.

Князь нахмурился. Просто нахмурился, и этого хватило, чтобы оба заткнулись и угрюмо уставились друг на друга. Непохоже было, чтобы кто-то желал первым протянуть руку…

-Так… - медленно сказал князь, нахмурившись уже всерьёз. – Значит, вот так?! Ивещей!

-Здесь я, княже! – суровым взглядом вколачивая спорщиков по уши в снег, воевода вышел откуда-то из-за шатра и встал шагах в пяти от Лютеня. – Чего изволишь?

Прежде чем Лютень успел ответить, Ратша и Мирон быстро, не поднимая глаз, пожали друг другу руки. Вроде как помирились.

-То-то же… - улыбнувшись, наставительным тоном сказал князь. – Что ж, добро… Ивещей, я хотел сказать… А что же я хотел сказать?

-Ты, княже, наверное хотел указать мне, что вернулся Ярослав-сотник! – улыбнувшись в ответ, ответил тысяцкий воевода. – И что неможно ему задерживаться слишком долго с докладом!

-А он – боится! – звонко сообщил окружающим юный наглец Ратша. – Князь на него осерчал шибко, а когда на него серчают, Ярослав теряется! Он только в бою у нас смелый! Наверное, когда моложе был… Ой! Ой, не надо, Яр!

-Откуда знаешь, что это – я? – с ухом Ратши, зажатым в булатных пальцах, Ярослав умудрился ещё и поклоны князю и воеводе отвесить. Каждому – наособицу.

-А кто ещё княжеского меченошу за ухо драть будет? – возмущённо, с трудом сдерживая невольно подступившие стрелы, пропыхтел Ратша. – Отпусти!

-И верно, отпусти, Ярослав! – довольно миролюбиво сказал князь. – Что дорога?

-Дорога – свободна, княже! Мы проехали почти сто вёрст за эти дни – чисто! Ни одного акрита паршивого, ни одного стратиота! Пару раз, уже на подходе, видели отряды базиликанской конницы, но их столь мало было, что это – не сила. Ошмётки какого-нибудь гарнизона пробираются домой…

Лютень довольно кивнул.

-Я с подарочком, княже! – осторожно и издалека начал Ярослав. – Вот, языка к тебе привёз! Он у нас из патрициев, бояр местных значит. У него даже родичи в городе есть! Из вящих!

Старика вытолкнули пред ясные очи князя и тот отметил для себя измождённый вид и явно подорванный дух базиликанца. А ведь наверное эти чёрные очи когда-то сверкали дерзостью и гордыней. А плечи – и по сей день широкие – были налиты силой…

-Кто ты? – спросил князь, знаком велев Ратше и Мирону подать два креслица – для себя и высокородного пленника.

-Я – патриций Цирцей из фамилии Сицилов! – второй раз за день назвался старик. – Мой род восходит корнями к архонтам Дарии и…

-Опусти свои корни! – едко посоветовал ему князь. – Дело говори!

-Я и говорю дело! – обиделся тот, когда понял не слишком правильно произнесённую фразу князя. – Я хотел сказать, что имею определённый вес в Дарии и если мы договоримся, готов помочь! Только условие: мои родственники должны уехать! Немедленно! Без препятствий! А этот сотник – должен быть покаран, как последний мерзавец и подлец! Мои девочки…

Старик всхлипнул, а почти сотня пар глаз обратился к невозмутимому – уже привык, что все несчастья валятся на крепкую шею градом – Ярославу.

-Ну, пошалили хлопцы! – спокойно ответил тот. – А чо… Война, так!

-Никто тебя ни в чём не обвиняет! – сказал Лютень. – Старика отведите к заложникам. Поглядим, что они скажут…

Те же дружинники, что привели его сюда, теперь потащили – кажется, очень удивлённого таким оборотом – к шатру, где сидели пленники.

-А ты, Ярослав, задержись! – сказал вдруг князь. – Разговор есть!

Ярослав вошёл в шатёр на подгибающихся ногах. Перетрусил…

Оказывается, не зря. Сумрачный и явно недовольный, Лютень протянул ему небольшой берестяной свиток.

-Догадываешься, от кого? –только и спросил.

-Догадываюсь! – тихо ответил Ярослав, медленно краснея.

-Ты гляди! – князь был суров. – Такое – заслужить надо!

Коротко поклонившись, Ярослав вышел…

8. Ярослав и Медведко. Перед воротами Дарии. Вечер 23 дня месяца Бокогрея.

-А крепки стены! – сказал за спиной Ярослава чей-то густой, могучий голос и сотник резко развернулся, одним могучим рывком выдираясь – с кровью и болью – из дум. А был он далеко – в Холмграде, в княжеском кроме на третьем поверхе. Там – светёлка Умилы… А письмо от неё – тёплое, как летняя водица, и нежное, как прикосновение, оно согрело зимний вечер. Ярославу было для чего жить – его ждали, его любили и в его возвращение верили. Единственное облачко, омрачавшее собой светлое небо над его головой носило имя Тилла. Если Умиле он люб, то как быть с Тиллой?

-А, это ты, ведун! – коротко кивнув, приветствовал Ярослав Медведко. С тех самых пор, как брали Сальм, сотник и ведун если не сдружились, то по крайней мере испытывали один к другому искреннюю симпатию. Кровь, пролитая в бою, она лучше всего связывает. Впрочем, именно сейчас Ярослав вовсе не хотел с кем-то разговаривать, он мечтал и появление Медведко было ему против души.

-Я! – Медведко не страдал разговорчивостью, скорее даже наоборот – ему не помешало бы немного разговориться. – Прохлаждаешься?

-Воздухом свежим дышу! – отшутился Ярослав. – После чистого поля, в лагере… м-м-м… попахивает!