Артур Баневич - Похороны ведьмы

– Прости…

– Как ты смеешь?!

– Прости, Ленда. Это…

– Прекрати немедленно! – прошипела она. Возможно, от боли, потому что, отодвигаясь, неосторожно облокотилась на поврежденную левую ногу.

– Прости, княжна… Это… это от холода. Я о… одеревенел…

– Постыдился бы!

– А ты думаешь, что я делаю? – охнул он из-за колена, в которое уперся лбом. – Ясный перец, этот чертов мороз… У человека кровь в жилах стынет.

– Свинья, – бросила она обиженно. – И враль вдобавок. У тебя пот со лба течет. Немедленно кончай, слышишь? Немед…

Больше он ничего не услышал.

В первый момент он подумал, что ослеп. Тьма была абсолютная, наичернейшая из черных. Непроницаемая для полностью раскрытых глаз, хотя они долго отдыхали от света, судя по сухости под веками.

Потом он отметил, что ему тепло. Удивляло именно это. И наконец вспомнил.

Попробовал встать. Тщетно. Скрещенные на груди руки, хоть им и оставили много свободы, были в запястьях обвязаны шпагатом, заведенным за спину. На правой щиколотке он тоже почувствовал шнур. Под тесным голенищем башмака.

Он лежал на подстилке из сосновых и еловых веток. В башмаках, брюках, в застегнутом на все колышки тулупе, с какой-то тряпкой на голове и другой, обернутой вокруг шеи. Холода не чувствовал. Привязанный за ногу к чему-то, что спало справа, тихо посапывая. Но не этот, лежащий справа, не давал ему привстать с лежанки. Больше мешало давление на левый бок. Там лежало что-то большое и мягкое. Что-то, что либо грело, либо по крайней мере удерживало тепло, уходящее в эту сторону из его тела.

Осторожно, еще не вполне придя в себя, он коснулся этого рукой.

– Ауа-а-а… – Ворчание было негромкое, скорее сонное, чем злое.

– Ленда? – шепнул он. Он уже не боялся. Воздух был густой, с небольшой примесью дыма. Это не ослепление. Просто его плотно изолировали от внешнего мира.

– Ну да. Ленда, – услышал он далеко не радостный, немного хриплый голос. – К сожалению. Сожалею, что огорчаю тебя. Ты так благостно мурлыкал сквозь сон, что тебе наверняка снилось гораздо более приятное общество. И убери руку, будь добр.

– Это твоя нога? – Он отдернул руку, хоть и не сразу.

– Не будь таким галантным, – с излишней резкостью бросила она. – Я не сняла портянок. Легко понять, к чему прикасаешься.

– Я не заметил, – соврал он. – Зато штаны, похоже, ты сняла. – Комментариев он не дождался, поэтому усмехнулся в темноту. – Благодарю. Теплые. И тулуп тоже.

– Не разбазаривай благодарностей, – сказала она тихо, кажется, не поднимая головы. – Я тебе уже говорила, что труп мне ни к чему. А похоже было на то, что ты вот-вот дашь дуба. Сделался холодным как лед, а сердце едва-едва стучало. – Она немного переждала. – Верно попы говорят, что от пустопорожнего и грешного вожделения замерзнуть можно.

Он не видел ее, она не видела его. То есть – сейчас. Потому что до того, как он потерял сознание и она одевала его в свои шмотки, наверняка успела насмотреться. И неплохо. Это уже позади. Даже без брюк, охватывающих бедра приятной шероховатостью, он теперь смог бы разговаривать с ней свободно. Но темнота, естественно, окончательно снесла преграды. И унесла сон. Было – не было, они спали вместе.

– Сама виновата, – ухмыльнулся он, показывая зубы. В темноту. – Ты велела немедленно кончать, вот я и кончил. Небольшое заклинание на снижение кровяного давления. Немного переборщил, насколько понимаю?

Она только фыркнула. По-своему, через нос. Ну и доигралась. Дебрен, неизвестно чему улыбаясь, слушал, как она потягивает носом, со злостью вытирая его тыльной стороной ладони. Было очень тихо, а он, наверное, невольно слегка обострил слух, так что мог уловить такие звуки. Ценой обоняния, но это-то ему как раз сейчас не мешало.

– Оба мы поглупели, – проворчала она, немного помолчав, – Я… ну, я, наверное, больше. Так что не хвались, будь любезен, своей прытью.

– За кого ты меня принимаешь? – укорил он.

– Сама не знаю. Общее впечатление хорошее. Но Бошко там, внизу, без лица лежит. Я издалека глядела, поэтому мне и в голову не пришло, что это ты его так… Я подумала, что они послали за нами какого-нибудь зверского мутанта.

– Зачем? – мягко, без нажима спросил он.

– Ты действительно не знаешь?

– Не знаю.

– А что знаешь? – Даже если она ему не верила, то ее по крайней мере уже не злило, что он лжет. Может, потому, что оба еще не вполне стряхнули с себя остатки сна. Потому что было тепло, мягко и хорошо, а темнота лишала реальности все то, что подбрасывала память. – Я тебя спрашивала, откуда ты тут взялся.

Дебрен не спеша начал говорить.

На этот раз пробуждение должно было быть более приятным. Но не было. Вернулся он из мира сна с глубоким, трудно объяснимым убеждением, что творится что-то неладное. Открыл глаза и лежал неподвижно, пытаясь уловить это что-то.

Светало. Сквозь какое-то маленькое отверстие, которое он даже теперь не мог разглядеть, в землянку сочилась струйка серости. Не через дверь, или как там еще можно было назвать вязанку гнилых веток, замшелых, засыпанных снегом.

Было холодно, хотя ночью он чувствовал и слышал сквозь сон, как Ленда подбрасывает в костерок хворост. Делала она это профессионально, огня было почти что ничего, дыма не слишком много: очередная порция влажного топлива сохла около разогретых камней, и в землянке можно было спать. Но – ничего даром. Девушка в эту ночь поспала немного. И теперь ее сморило.

Она прижалась к его боку всем телом, даже голову держала около башмаков Дебрена, хоть это действительно были солидные башмаки из толстой кожи, и сквозь них трудно было делиться теплом. Под локтем он чувствовал ее колено – здоровое, потому что сейчас она лежала на животе. Правда, прикрылась охапкой еловых лап, но их было мало, и, несмотря на глубокий полумрак, Дебрен ясно видел, где заканчивается серая рубаха и начинается белое полное бедро. К счастью, Крблик, предыдущий владелец рубахи, был высоким, и полотно прикрывало довольно многое. То есть она меньше мерзла.

Странная мысль. Она не сняла капюшон и, если забыть о рубахе и не заслуживающих упоминания портянках, была наверняка голой. Не такие мысли должны были бы его тревожить утром рядом с почти нагой Лендой Брангго. Даже если б она сняла капюшон. Без волос она наверняка была некрасива. Но без бровей и ресниц он ее уже видел. И ему только с помощью заклинаний удалось, как она выразилась, "кончить". А ведь брови и ресницы – самое главное. Они создают оправу глаз.

Почему его беспокоит слишком короткая рубашка Ленды? Такие рубахи на таких девушках от начала веков убивают своей чрезмерной длиной. А она, чума и мор, ему не мать, не сестра.

Очень осторожно, как только мог, он коснулся подушечками пальцев того, до чего мог дотянуться. Хорошо, если б это была ступня, но он боялся пошевелиться. Под рукой оказалась лодыжка. Ладно, пусть будет лодыжка, отсюда недалеко и до пальцев ног. Хотя, честно говоря, он не помнил, чтобы кто-то когда-нибудь замерз именно в лодыжке. Так что это, пожалуй, не самое идеальное место, чтобы проверять, не ступил ли кто на прямую дорогу к воспалению легких. Или даже обморожению.