Принцесса пепла - Лора Себастьян
Наконец-то. Крессентия ощутимо вздрагивает. Она носит личину незнакомки, однако на миг эта ма-ска треснула, но этого оказалось достаточно, чтобы напомнить мне, как близки мы с ней были когда-то и как бесконечно далеки сейчас. Впрочем, Крессен-тия быстро берет себя в руки и снова глядит на меня холодными серыми глазами, а ее лицо опять засты-вает, сделавшись похожим на серую каменную маску.
Поддавшись порыву, я хочу снова пробиться через возведенную ею стену, даже если это вызовет лишь ярость и ненависть — всё лучше, чем эти холодные, пустые глаза.
— Возможно, Тора была твоей сердечной се-строй, — признаюсь я. — Милая, услужливая Тора, которая никогда ничего не хотела для себя. Слом-ленная Принцесса пепла, полностью зависевшая от тебя, потому что никого другого у нее не было. Но это не я.
Глаза Крессентии вспыхивают, челюсти сжимаются.
— Ты — чудовище, — выплевывает она с неожи-данной яростью.
Теперь уже я вздрагиваю.
— Я — королева, — мягко поправляю я, хотя в глу-бине души задаюсь вопросом: может, я и то и другое? Возможно, все правители вынуждены порой совер-шать чудовищные поступки, чтобы выжить.
«А моя мать не была чудовищем», — шепчет тихий голосок у меня в голове. Я не обращаю на него вни-мания. Верно, мама не была чудовищем, но кайзер прав: в итоге ей перерезали горло, а ее страну завое-вали. Блейз тоже был прав. Моя мать могла себе по-зволить проявлять доброту, потому что жила в спо-койном мире, в мирные времена. Я же не могу по-зволить себе такую роскошь.
— Зачем ты пришла сюда, Кресс? — тихо спраши-ваю я.
Она зло щурится, и я жалею, что назвала ее этим ласковым именем. Мы больше не друзья, и мне сле-дует об этом помнить. Да и Крессентия не забудет.
— Хотела в последний раз увидеть твое лицо, пока ты еще жива, Принцесса пепла, — шипит моя быв-шая подруга. Она шагает к разделяющей нас решет-ке, прижимается к ней лицом и хватается за железные
прутья. — Хотела, чтобы ты знала: завтра я буду на-блюдать за твоей казнью. Когда прольется твоя кровь и ты услышишь радостные крики толпы, знай: мой голос будет самым громким. И однажды, когда я ста-ну кайзериной, я сожгу дотла всю твою страну вме-сте со всеми живущими в ней людишками.
Эта злоба так меня пугает, что мне стыдно при-знаться в этом самой себе, поэтому я пускаю в ход по-следний, самый весомый аргумент.
— Даже если Сёрен женится на тебе, ты всегда бу-дешь знать правду.
Крессентия замирает.
— Какую правду?
— Сёрен всегда будет жалеть, что ты — это не я, — отвечаю я и злобно усмехаюсь. — Ты закончишь, как кайзерина Анке, станешь одинокой, безумной стару-хой, которая окружена призраками.
Крессентия плотно сжимает губы, потом тоже кри-во улыбается.
— Пожалуй, я попрошу у кайзера твою голову, — сообщает она мне, потом поворачивается и уходит в темноту.
Я подношу руку к металлическим прутьям решет-ки, за которые держалась Крессентия, и тут же отска-киваю: решетка так раскалилась, что не притронешься.
ПЛАН
Чтобы добраться до меня, Блейзу требуется гора-здо больше времени, чем я ожидала, хотя, воз-можно, я просто потеряла счет часам и минутам. Я не могу определить, как долго сижу в темной ка-мере. Порой мне начинает казаться, что Блейз во-обще не придет. Мне хочется верить, что, не сумев забрать Элпис из дворца, Цапля смог, сбежать — в противном случае кайзер и его приказал бы пы-тать у меня на глазах. Слабое утешение, но уж какое есть.
Сейчас они с Артемизией уже могут быть далеко отсюда — надеюсь, они всё же сбежали. А вот Блейз, я знаю, непременно вернется за мной, вопрос лишь в том, как быстро до него дойдет весть о моей ско-рой казни.
Проходят, кажется, годы, но вот, наконец, в ко-ридоре раздаются шаги. Блейз не рискует идти с за-жженной свечой, поэтому я не вижу его лица, по-ка оно не придвигается ко мне вплотную. Нас с ним разделяют только прутья решетки.
Друг выглядит совершенно измученным, даже ху-же, чем обычно: под глазами темные круги, на под-бородке щетина, одежда грязная и мокрая.
— Ты не очень-то торопился, — говорю я, подни-маясь на ноги.
— Пришлось ждать смену караула. — Блейз нерв-ным жестом проводит пятерней по спутанным во-лосам, его взгляд шарит по решетке. — На выходе из тюремного отсека стоят двое часовых. У нас есть двадцать минут, а потом они будут совершать обход.
— Ты воспользовался обычным входом, в то время как тут есть прекрасный потайной туннель?
Блейз качает головой.
— По нему мы будем убегать, незачем рисковать и давать им возможность обнаружить его раньше вре-мени. Я собирался прийти раньше, но твоя подруга спутала мне планы.
Мне не нужно переспрашивать — и так ясно, кого имеет в виду Блейз.
— Она мне не подруга, — говорю я. Мне уже слу-чалось произносить эти слова, но впервые я сказала правду.
— Что случилось? — спрашивает юноша. Он смо-трит на мое платье — еще вчера оно было фиолето-вым, а теперь скорее красное.
— Всё нормально, — отвечаю я, но друг мне не ве-рит. Я рассказываю ему про Элпис, не в силах смо-треть ему в глаза.
Я жду, что Блейз обвинит меня в смерти девочки, ведь он не хотел ее вовлекать, а я настояла. Кровь бед-няжки на моих руках, и Блейз имеет полное право напомнить мне об этом. Я заслуживаю этого, хоть и боюсь, что, услышав обвинение из его уст, слома-юсь окончательно.
Какое-то время Блейз молчит, и я чувствую, что он глядит на меня. Наконец он протягивает руку между прутьями решетки и сжимает мою ладонь. Я не заслу-живаю этого утешения.
— Ты не имеешь права потерпеть неудачу, Тео, — говорит Блейз. — Не смей сейчас расклеиваться, слы-шишь? Иначе смерть Элпис окажется напрасной.
Я сжимаю губы, чтобы сдержать вертящиеся на языке возражения. Блейз прав, но мне не хочется это признавать, мне хочется завернуться в чувство вины, как в плащ — вот только поступив так, я никому, кро-ме себя, не помогу, и уж тем более это ничем не по-может Элпис.
— А ее семья? — спрашиваю я. К огромному мое-му облегчению, мне вновь удается говорить спокой-но, как и положено королеве, хотя в глубине
