Светлана Фортунская - Анна, королева. Книга 1: Дочь князя

Наталия кивнула, надувшись:

— Ну, да я ведь не совсем уже дурочка. Понимаю.

— И ей скажи, как очнется, чтоб не болтала. Она ведь отчаянная, — сказал Дамян, и Наталия с удивлением услышала в его голосе нежные нотки. Нежность была неподдельная: Дамян в глазах правдовидицы переливался оттенками розового и изумрудно-зеленого.

— Даст бог, она утром и не вспомнит ничего. Так часто с предсказаниями бывает, мне Татьяна говорила.

— Даст бог.

Ефимия не вспомнила ничего ни на следующее утро, ни потом. По той простой причине, что утром навалилось на нее странное, похожее на сон забытье. Ее даже посчитали мертвой и хотели хоронить, да не дали брат Дамян с целительницей Анастасией. Очнулась Ефимия много лет спустя. Талант предсказательницы, так неожиданно и мощно проявившийся в ней, исчез надолго.

И лишь после встречи с юной королевой Анной Ефимия вспомнила о предсказанном ею, Ефимией, и наблюдала потом причудливое плетение узора трех судеб.

Но это случилось много, много позже.

Книга первая. Дочь князя

Аленушка, джана моя, — тебе

в память о нашей общей любви к Армении

Часть первая. Детство

Она была младшей дочерью горского князя Варгиза, единственным его ребенком, оставшимся в живых.

Три сына князя пали на войне, которую вел король Игнатий, а потом сын его, король Марк, в Загорье. Хильда рассказывала ей, как однажды вечером — Аник тогда еще и на свете не было — к воротам Красной крепости подошел путник.

— Он был один, и без поклажи — совсем, совсем ничего не было у него, ни мешка в руках, ни котомки за плечами. Ворота для него отворять не стали, а впустили в боковую калитку, и отвели на кухню, чтобы накормить. Он отказался есть, только выпил пива, и сказал: ведите, мол, меня к князю. Я ему говорю: «Не станет князь тебя слушать, у него много важных дел!» — а он отвечает мне: «Когда он узнает ту весть, что я принес, он забудет о своих важных делах!» — Ну, я и думаю, что тут не ерунда какая, война ведь была, наш тогдашний король Игнатий воевал в Загорье, и вместе с ним на войну ушли три сына князя — ах, что это были за воины! Любая красавица была бы счастлива отдать одному из них свою руку, и свое сердце, и свое приданое! Высокие, стройные, как тополя, а сильные, как медведи, а красавцы!.. Я и думаю — может, весточку о княжичах принес этот путник? — и послала к князю сказать, что, мол, на кухне у меня человек издалека, и хочет с ним, с князем говорить. Князь велел представить путника пред свои очи. Я, конечно, не пошла, а потом прибегает моя Прудис, зареванная, «Ой, говорит, бабушка, сыновья-то князя погибли все, и вся дружина тоже! А человек этот, говорит, был, оказывается, из княжичей дружины, и он все рассказал — и тоже умер!» Вот так это было.

— А дальше? — спрашивала Аник, хотя она прекрасно знала, что было дальше.

— А дальше родился мой цветочек, и князь сказал, что мой цветочек станет его наследницей, и приданым ей будет Красная крепость.

— А Тамил? — Тамил была старшая сестра Аник.

— А Тамил просватана уже была, еще в колыбели ее сговорили со старшим сыном князя Горгия. Старший сын князя Горгия будет наследовать своему отцу, ему Красная крепость ни к чему. То есть, может, она и была к чему, но он бы здесь не жил никогда, нет, не жил, и что тогда со здешним народом бы сделалось? Нет, князь Варгиз не желает, чтобы его родовое гнездо пришло в запустение. Вот подрастешь — князь найдет тебе мужа, первого витязя в королевстве.

— И устроит состязание?

— Обязательно, цветочек мой! Будешь ты сидеть в белом покрывале на верхушке Дозорной башни, а витязи на полном скаку будут пытаться покрывало то сорвать, и кто сорвет — тот и будет твой жених.

— А из лука стрелять? — требовательно спрашивала Аник.

— И из лука стрелять, и петь старинные песни, и на ковре бороться, и кто всех других победит, тот и будет твой суженый, наш новый князь, цветочек мой!

Рассказы Хильды были похожи на сказки, которых старуха знала множество. Впрочем, сказки для Хильды были такой же святой истиной — просто события, описываемые в них, случились «не с нами, а с другими людьми, в другой земле». Многие ее сказки так и начинались: «Не с нами и не с вами, а давным-давно, в другой земле жил король…»

Хильда была одной из шаваб, но еще в юности порвала со своим народом.

Шаваб жили повсюду на землях горской страны, и на землях князя Варгиза тоже. Они отличались от горцев языком и обликом, обычаями и одеждой; даже в единого бога веровали по-иному, не так, как горцы.

Пришли они в Айкастан в давние времена, в поисках защиты от врагов, жили на земле горцев с позволения верховных князей, в дела горцев не вмешивались, но и не терпели вмешательства в свои дела.

Шаваб сеяли пшеницу и ячмень, разводили коров, коз и свиней, варили пиво, тачали сапоги, приторговывали по мелочи друг с другом; с горцами общались мало. Изредка только какой-нибудь бродячий торговец, не успев (или не сумев) распродать свой товар на ярмарке, заворачивал в селение горцев; или же горский князь, собираясь с караваном в далекий Бахристан, нанимал в селении шаваб погонщиков для мулов.

Хильда была первой шаваб, вышедшей замуж за горца, да не простого, а родственника князю. Может быть, поэтому ее так не любили и боялись ее соплеменники? Но Хильда прожила в Красной крепости всю свою жизнь, и горцы считали ее своей. А Аник была еще слишком мала, чтобы задумываться о том, кто какой крови. Хильда заменила ей бабушку, ведь и мать отца, и мать матери девочки умерли, когда Аник еще не было на свете.

Аник было шесть лет, когда пропала Тамил.

Тамил достигла уже того возраста, когда девушки выходят замуж. Осенью должны были играть свадьбу, а к празднику Успения Богородицы ждали в гости жениха, старшего сына князя Горгия.

Аник любила рассматривать приданое: подвенечное платье, вышитое серебряными нитями, и тонкие шерстяные ткани, пурпурные, синие, белые, и жесткие от серебряных накладок пояса, и тяжелые ожерелья из самоцветов. Мать, застав Аник за этим занятием, бранила ее — дескать, негоже дочери князя проводить время в праздности, — и отправляла работать. Аник перебирала пух для перин, отделяя случайно попавшие туда перья. Перины тоже были предназначены в приданое Тамил, но с ними возиться было неинтересно.

Иногда помочь Аник приходила Хильда. К тому времени она стала уже совсем стара для всякой почти работы, и на кухне ее заменила Прудис. Хильда ничего не видела, отличая разве что день от ночи, и пух перебирала на ощупь, оставляя много перьев, так что Аник приходилось после нее переделывать работу. Зато Хильда знала сказки и легенды горского края, и старинные песни, и много разных полезных вещей: как сделать, чтобы молоко у козы было жирным и вкусным, и как уговорить кур нестись, и как вылечить больные зубы, и какие травы положить в жаркое, чтобы мясо старого барана стало мягким, как у молодой ярочки, и многое другое. Хильда рассказывала Аник обо всем, что знала, и Аник была готова перебирать пух часами, только бы ей дали послушать старуху. Но мать не позволяла долго засиживаться на одном месте, и отправляла Аник в сад собирать паданцы ранних кислых еще яблок, или рвать укроп и базилик для супа.