Хоббит, или Туда и обратно (перевод Зинаиды Бобырь) - Толкин Джон Рональд Руэл

– Ну, ну! – произнес чей-то голос. – Смотрите только! Бильбо Хоббит верхом на пони! Вот красота!

– Чудеса, да и только! – подхватил другой. Потом из группы деревьев вышел один из Эльфов, высокий и стройный, и поклонился Гандальфу и Торину.

– Добро пожаловать в Ривенделль! – сказал он.

– Спасибо, – отозвался несколько ворчливо Торин; а Гандальф, спешившись, смешался с толпой Эльфов, весело беседуя с ними.

– Вы немного сбились с пути, – продолжал Эльф, – если хотели попасть на единственную тропу через реку, к дому на той стороне. Мы проводим вас туда, но вам лучше идти пешком, пока вы не минуете мост. Хотите ли вы остаться с нами и позабавиться пением или же спешите в дом? Там как раз готовится ужин, я слышу по запаху.

При всей своей усталости Бильбо охотно остался бы здесь. Пение Эльфов, да еще в июньскую ночь, – это не такой пустяк, чтобы пропустить без внимания. Ему хотелось бы также поговорить по душам с этим племенем, которое, по-видимому, хорошо знало его имя и все его дела, хотя он никогда еще не бывал здесь. Он думал, что интересно было бы также узнать их мнение о его приключении. Эльфы знают очень много, и обо всех новостях узнают так же быстро, как вода течет с гор, или даже быстрее.

Но Карлики торопились к ужину и не хотели задерживаться. Итак, они пошли дальше, ведя своих пони, пока не достигли дороги, приведшей их на берег реки; вода шумно мчалась в своем русле, как это всегда бывает с горными реками в летний вечер после того, как солнце долго сияло над снегом на далеких вершинах. Через реку был перекинут узкий каменный мост без перил, – талой узкий, что по нему мог пройти только один пони; и по этому мостику они должны были перейти через реку, гуськом и медленно ведя своих пони на поводу. Эльфы осветили берег яркими фонарями и провожали отряд веселой песней.

– Не окунай бороду в реку, дедушка! – кричали они Торину, который шел низко нагнувшись, почти на четвереньках. – Она и без поливки выросла достаточно!

– Смотрите, чтобы Бильбо не съел всех пышек! – вторили им другие. – Он и так слишком толст, чтобы пролезть в замочную скважину.

– Тише, тише, Добрый народ! И доброй ночи! – ответил им Гандальф, шедший последним. – У долин есть уши, а у некоторых Эльфов – слишком резвые языки. Доброй ночи!

И вот, наконец, все они приблизились к последнему убежищу и нашли его двери широко распахнутыми им навстречу.

Странное дело: о днях, прошедших приятно, и обо всех хороших событиях рассказать можно быстро, а слушать почти нечего: о том же, что переживать было неприятно и даже страшно, можно долго рассказывать и слушать. Торин со спутниками пробыли в доме Эльронда почти четырнадцать дней и никак не решались покинуть его. Бильбо с радостью остался бы здесь навсегда – даже если бы они не могли вернуть его обратно в его Хоббитову норку. И все же рассказывать об их пребывании там почти нечего.

Хозяином Дома был один из Друзей Эльфов, – из тех, чьи предки участвовали в странных событиях до начала Истории, в войнах Эльфов и первых Людей на севере со злыми Орками. В эпоху нашей повести еще жили такие Люди, в числе предков которых были и Эльфы, и Герои севера; и главою у них был Эльронд, владелец Ривенделля.

Он был красив и благороден видом, как Эльф, и силен, как воин, мудр, как кудесник, величав, как король, и Ласков, как летний день. Он выступает во многих сказаниях, но в истории Бильбо его роль была небольшой, хотя и важной, – вы увидите это, если дочитаете до конца. Его Дом был совершенством для всякого, кто любит есть, или спать, или работать, или рассказывать сказки, или петь, или просто сидеть и думать, или все это сразу. Никакое зло не могло проникнуть в эту долину.

Мне хотелось бы рассказать вам хоть что-нибудь о тех чудесных историях и песнях, которые они слушали в этом доме. Все они, и даже их пони, очень быстро отдохнули, набрались сил и бодрости. Их одежду починили; их синяки и ссадины зажили, настроение улучшилось, а надежды воскресли. Сумки у них наполнились припасами, легкими по весу, но дающими силу, чтобы пройти по горным перевалам. Их планы были улучшены добрыми советами. И так шло время до Кануна Дня Середины лета, и рано утром в этот день они должны были снова выступить в поход.

Эльронд знал все о всевозможных рунах. В этот день он присмотрелся к мечам, взятым у Троллей и сказал:

– Это не изделия Троллей. Это древние, очень древние мечи Эльфов, и они выкованы в Гондолине для борьбы с Орками. Они отняты, вероятно, у Драконов или у Орков, так как Драконы и Орки уничтожили этот город много веков назад. Вот этот меч, Торин; носит на древнем языке Гондолина имя «Оркрист», Губитель Орков; это был прославленный клинок. Вот этот, Гандальф, зовется «Гламдринг», или Гроза Врагов, и некогда его носил король Гондолина. Берегите их!

– Интересно, откуда Тролли их взяли? – произнес Торин, глядя на свой меч с новым уважением.

– Трудно сказать, – ответил Эльронд, – но можно предположить, что ваши Тролли ограбили других грабителей или набрели на остатки старых кладов где-нибудь в горном тайнике на севере. Я слышал, что после войн Карликов с Орками в опустевших подземельях Мориа еще можно найти немало забытых сокровищ.

Торин обдумывал его слова. – Я буду держать этот меч в почете, – сказал он. – Пусть ему снова доведется рубить головы Оркам!

– Ваше желание может исполниться довольно скоро, как только вы очутитесь в горах, – заметил Эльронд. – Но покажите мне вашу карту.

Он взял ее и долго рассматривал, потом покачал головой: он не очень одобрял любовь Карликов к золоту, зато ненавидел Драконов и их свирепую жестокость; и ему грустно было вспомнить разрушенный Дол, его умолкнувшие колокола и сожженные берега Быстрой реки. Луна сияла широким белым серпом. Эльронд поднял карту, и белое сияние озарило ее.

– Что это? – произнес он. – Я вижу здесь Лунные руны, рядом с обычными, гласящими: «5 футов высота двери, и трое в ряд могут войти в нее».

– Что такое Лунные руны? – возбужденно спросил Бильбо. Он любил карты, как я уже сказал вам; он любил также руны, знаки и искусно сделанные надписи, хотя у него самого почерк был тонкий, а буквы походили на пауков.

– Лунные руны – это рунические письмена, для вас невидимые, – ответил Эльронд. – По крайней мере, если вы смотрите на них прямо. Они видны, только когда сквозь них просвечивает луна; кроме того, в более хитроумных случаях луна должна быть в той же фазе и светить в тот же день, как и когда писались эти руны. Их выдумали Карлики и писали серебряными перьями, как могут подтвердить и ваши друзья. Эта надпись сделана некогда в Канун Дня Середины лета, когда луна была вот таким серпом.

– Что же здесь написано? – спросили Гандальф и Торин одновременно; обоим было слегка досадно, что первым прочел надпись Эльронд, хотя, в сущности, у них для этого не было условий, которых пришлось бы ждать еще неизвестно сколько времени.

«Будь у серого камня, когда застучит дрозд, – прочел Эльронд, – и когда солнце, заходя, в День Дьюрина, последним лучом осветит замочную скважину».

– Дьюрин! – воскликнул Торин. – Он был отцом отцов одного из двух последних племен Карликов – племени Долгобородых – и предком моего деда!

– А что это за День Дьюрина? – спросил Эльронд.

– Первый день Нового года у Карликов, – ответил Торин. – Это первый день последней луны осенью, на пороге зимы. Мы называем Днем Дьюрина тот день, когда последняя осенняя луна встречается в небе с солнцем. Но это мало нам поможет, ибо нам сейчас не под силу будет определить такой день.

– Это мы еще посмотрим, – произнес Гандальф. – Есть там еще какие-нибудь надписи?

– Нет, насколько видно при этой луне, – ответил Эльронд. Он отдал карту Торину, и они пошли к реке, где Эльфы встречали День Середины лета песнями и плясками.

Утро этого дня было такое яркое я свежее, какое только можно себе представить: в голубом небе ни облачка, и солнце блестит на воде. Отряд выехал среди прощальных песен, веселый и бодрый, и заранее зная, какой дороги держаться, чтобы перевалить через Туманные годы и попасть в Дикие страны за ними.