Елена Звездная - Любовница снежного лорда
Но этот, вместо того чтобы внять моей пламенной речи, перегнулся ко мне через стол и как прошипит:
— Дорогая, учитывая, что жены и ужина я лишился по твоей милости, будь так любезна сейчас встать и накрыть для меня, твоего господина, стол!
Чуть ломоть хлеба от такого не выронила. Но удержала, откусила кусь, прожевала, задумчиво взирая на обалдевающего от моей реакции лорда Эйна, и ответила:
— Слушай, снежинка, у тебя какая-то странная логика, должна признать. По твоей логике, если я твой замок разрушу, отстраивать его тоже я должна? Ты что, издеваешься? Я — и это яйцеподобие на морозе складывать? Мне что, заняться больше нечем?
И у кого-то через стол перегнувшегося банально отвисла челюсть. А мне его такого потрясенного даже жалко стало. Зачерпнула ложкой побольше рагу, сунула в приоткрытый рот и сказала:
— На, поешь, болезный. Сил наберись, а потом вставай уже и начинай наконец даму обслуживать. Я, между прочим, вина хочу, а мне его еще никто не налил. И кстати, это по твоей милости не наливают — слуги-то от тебя сбежали!
Лорд прожевал и проглотил мною милостиво пожертвованное, сел ровнее, побарабанил бледными пальцами по столу, а после — жалобный взгляд на меня и печальное:
— Не умею.
— Чего не умеешь? — вылавливая из рагу понравившийся кусок мяса поинтересовалась я.
Злющий лорд Эйн прошипел:
— Я не умею сервировать стол, Виэль. Нас этому не учат. Я даже не знаю, где здесь находятся столовые принадлежности, нужные мне приборы, фарфор приемлемый для столь поздней трапезы, салфетки нужного цвета и…
— Эй, эй, эй! — У меня чуть аппетит не пропал от всего этого. — Какой сервировать стол? Какие салфетки и фарфоры? Молча встал, взял первую попавшуюся миску глиняную, ложку подходящую нашел, рагу зачерпнул и сурово принялся за еду. В конце концов, представь, что ты на войне и в походных условиях, соответственно, не до сервировки. И вообще будь мужиком — есть проблема, реши проблему и не выпендривайся.
С этими словами я очаровательно улыбнулась и уже собиралась продолжить есть, как этот… лорд молча встал, протянул руку, отобрал мою глиняную миску, после мою ложку, водрузил это все перед собой, придвинул хлеб, взял не ломоть, а всю оставшуюся нерезанной буханку, сел и… начал есть!
Оторопев от подобной наглости, я просипела:
— Это что вообще такое?
— На войне, так на войне, — уплетая мое рагу, ответствовал лорд Эйн. А затем еще и добавил: — Ты сказала: «Молча встал, взял первую попавшуюся миску глиняную», я так и сделал.
У меня от такого дар речи пропал и челюсть отвисла. А этот:
— На, поешь, болезная, — и ложку с рагу мне в рот впихнул.
Чуть не подавилась. Закашлялась, снежный же, торопливо наворачивая, осведомился:
— По спинке постучать?
— Благодарю, не стоит.
Он кивнул и продолжил есть. Наглый такой, красные глазенки победно поблескивают, челюсти быстро-быстро работают, улыбка нет-нет да пробивается. И вот как тут стерпеть? Не стерпела.
— Так, значит, на войне ты мародерством промышляешь?
Есть перестал. Так и сидит, ложка с рагу на полпути ко рту зависла, мясной сок с нее капает прямо на стол. Глаза такие злые стали.
— Как я догадалась? — Хорошо хоть ломоть хлеба у меня не отобрал, так что я от него отщипнула, в рот отправила, прожевала. — Да чего ж тут догадываться. Если ты в невоенных условиях у слабой женщины последнее отнял, страшно представить, кого в военное грабишь… — И с самым страдальческим видом: — Видать, у детей малых конфеты с игрушками отнимаешь…
Лорд Эйн моргнул, после швырнул ложку с рагу в миску с рагу и, подавшись ко мне, прошипел:
— Виэль, мне безмерно любопытно, как ты себе это представляешь? Хотя нет, не отвечай, с твоим-то извращенным воображением…
Я покивала, перегнулась через стол, ухватилась за свою миску, притянула ее обратно и принялась есть, поглядывая на лорда Эйна. На мои действия он отреагировал злобным скрежетом зубов и продолжил:
— Просто логически — что бы я делал со всеми этими теоретически отобранными у младенцев игрушками?!
— А кто тебя знает, — активно наворачивая рагу, безразлично ответила я, — с сорока лямурницами нашел что делать, а с игрушками не найдешь?!
— С сорока проблем не было, на сорок первой начались, — глядя на меня, произнес лорд Эйн.
— Раньше об этом думать надо было, — наставительно сообщила я, понимая, что как-то уже объелась, но не желая заканчивать трапезу чисто из вредности.
В следующее мгновение случилось нечто неожиданное — где-то в самом замке что-то прозвенело, затем звон распространился, от чего внезапно сильно побледнел мой снежный лорд, а после в кухню влетело… зеркало. Размером оно было с большую тарелку, снежно-серебристый орнамент делал его каким-то сказочным, а вот отражающаяся в нем белая физиономия с длинным носом, красными глазенками и в тон к ним извазюканными багровой помадой тонкими, скорбно поджатыми губами, скорее относилась к области кошмаров. И вот этот анфас явно женской принадлежности, скользнув по мне презрительным взглядом, поистине уничижительно уставился на застывшего лорда Эйна.
И именно ему было сказано:
— Отличился!
Одно слово, но резануло так, что мне неприятно стало, снежик и вовсе сжался, хотя и прикладывал все усилия, чтобы казаться невозмутимым. Невозмутимо и произнес:
— Мама, я бы вас попросил…
— Единственный сын своего отца — слабак, — продолжила маман. — Мало того, что неудачник, так еще и жалостливый слюнтяй!
После такого мне стало как-то не по себе, и дело даже не в том, что лорд Эйн, явно желая высказаться, сдерживался и не позволял себе срываться на оскорбления, чем эта мегера и пользовалась. То есть это когда сильный слабого не обижает, слабый в курсе, наглеет от осознания своей безнаказанности и внаглую швыряется в сильного оскорблениями. Эта и швырялась. А у моего снежика, между прочим, тонкая душевная организация, и вообще он мой. А я не люблю, когда мое трогают.
Рывком поднялась, на глазах у изумленного Эйна взяла это висящее в воздухе зеркало, развернула к себе и ядовито произнесла:
— Здравствуйте, маман. Разговор есть.
Жуткое лицо напротив продемонстрировало крайнюю степень изумления. После чего повысив голос, это красноглазое уроденькое возопило:
— Вальд! Кто это?!
О, так его зовут Вальд? Вальд и Виэль — да мы пара!
О чем я и сообщила слегка ошарашенному развитием событий снежному лорду:
— Я согласна.
Сверкнув красными глазенками, лорд Эйн холодно поинтересовался:
— На что?
Одним словом — снеготормоз.
Кокетливо поправив локоны, взмахнула ресничками, потупилась и сообщила:
— На период ухаживаний. С тебя конфеты, цветы, подарки, комплименты и признания в любви.
Кто-то в зеркале потрясенно приоткрыл рот. Эйн же ко мне уже слегка попривык, и вообще продемонстрировал присутствие адекватности, вопросив:
— А с тебя?
Томно вздохнув, ответила:
— С меня величественное принятие твоих даров и признаний и долгие размышления при луне на тему: «Зачем мне такой страшненький и тощенький нужен».
Эйн, проявив выдержку, которой обучился за эту долгую ночь, протянул руку, отобрал у меня миску с похлебкой, после чего отобрал и хлеб, вырвав его из моей ладони и принялся есть. Молча.
— Ва-а-альд! — отмерла после моей реплики его маман.
— Виэль, — представилась я, потому что я вежливая и воспитанная и не начинаю разборок с незнакомыми людьми.
А снежик ел. Торопливо и стремительно, делая вид, что родительницу знать не знает и ведать не ведает.
Маман же снеголордовская выдала резкое и злое:
— Не с тобой разговариваю!
— А зря, — улыбнулась я, — со мной лучше разговаривать. Молчаливая я хуже раз в сто, чем говорящая.
И с этими словами я встала. Сходила к печи, открыла заслонку, достала веточку, обугленную на конце, чуток намочила ее, вернулась к зеркалу. Села и, представив себя великим творцом художественной росписи, высунув кончик языка от усердия, провела линию от окончания носа маман до собственно щеки. Получился потрясающий насыщенный и замечательный черный ус!
— А! — воскликнула маман снежика.
— Мм-м, вы уже готовы к диалогу? — поинтересовалась я.
Лорд Эйн застыл с недонесенной до рта ложкой, его маман открыла от изумления рот.
— Еще не готовы? — уточнила я, вновь занося для шедеврального мазка свою импровизированную кисть.
И только потянулась нарисовать очередной ус, как снегомадам заорала истошно:
— Ва-а-альд!!!
Лорд Эйн молча взял и съел все с ложки, ус был дорисован, я издевательски взирала на леди. А едва та утихла, нравоучительно спросила:
— Будете еще моего снежика обижать, а?
«Снежик», не вынеся такого потрясения, выронил ложку. Его усатая маман открыла от изумления рот. Но затем закрыла, скрежетнула зубьями и выдала:
