Татьяна Апраксина - Назначенье границ

Апраксина Татьяна, Оуэн Анна

НАЗНАЧЕНЬЕ ГРАНИЦ

Часть первая: Вкус борьбы

У каждого мгновенья свой резон,

Свои колокола, своя отметина.

Мгновенья раздают — кому позор,

Кому бесславье, а кому бессмертие.

Пепел падал с неба подобно снегу.

Ветер поднимал его в воздух, потом швырял на влажную от крови землю.

Человек, забывший свое имя, стоял посреди поля из пепла. В руке он держал розу. Ее тоже опалило всепожирающее пламя, вытянуло из лепестков и листьев весь цвет, сделало их черными и хрупкими.

Очередной порыв ветра хлестнул пеплом по глазам. На зубах скрипнули горькие крошки. Человек сделал шаг, и под ногами захрустели легкие, как хворост, кости.

От горизонта до горизонта — только угли и кости, остывающее пожарище, ничего больше.

Тогда родился первый вопрос — «Что здесь произошло?»

Вторым стал — «Кто я?»

По костям, дюнам пепла, по горячим еще оплавкам металла человек пошел на запад, к алому излому заходящего в дальний лес солнца.

16 мая 1451 года, Орлеан, ранний вечер

Если бы в зале находился художник, возможно, он оценил бы композицию, игру оттенков, видимое напряжение… В кресле — прекрасная женщина в белом и золотом, платье будто источает свет, но жесткие нити парчи не могут сравниться с золотом волос, живая драгоценность много превосходит добытую из глубин земли… Вся эта роскошь — на виду. Королева-регентша не носит чепца, только маленькую, тем же золотом вышитую шапочку. Головной убор на женщине — знак подчинения, Ее Величество вдовствующая королева Хуана подчиняется только Богу, а больше никому. К сожалению.

Чуть наискосок от женщины в кресле — невысокий сухощавый человек неопределенного возраста. Может быть, ему сорок, может, пятьдесят, а может — сто. Он затерялся бы в великолепии помещения — шпалеры, ковры, цветные павлиньи изразцы — если бы не фиолетовая епископская мантия. Насыщенный цвет, мягкие складки — там, где королева сияет, канцлер поглощает свет. Приходи и рисуй. Может быть, тогда у сцены появится какой-то смысл.

Для смысла нужен живописец, который запечатлеет происходящее без звука. Музыкант уже не сгодится: если он отразит в партитуре то, что услышит, то выйдет чудовищный диссонанс, а если подправит партию каждого инструмента — все переврет.

Смысла нет. Есть ежедневная обязанность канцлера Аурелии докладывать королеве-регентше обо всем, что случается в стране.

Желательно — с опозданием. Чтобы все необходимые меры уже были приняты. Но с небольшим — чтобы с докладом не опередили другие. Человек помоложе мог бы счесть игру увлекательной. У канцлера, Филиппа д'Анже, епископа Ангулемского, слишком много других забот. Подумать только, когда-то он стал священником вместо младшего брата, полагая, что призван к церковному служению…

— Мы удивлены. — вещает Ее Величество. Только перепады интонации выдают, что аурелианский для нее — не родной. — Мы приятно удивлены. Наконец-то вы, Ваше Преосвященство, согласились с тем, что дело Христово на севере нуждается в защите.

Епископ думает, что ученые лексикографы в университете Святого Эньяна занимаются глупостями. Как можно составить единый толковый словарь языка, если такие простые слова «дело Христово», «север», «защита» могут обозначать настолько разные, несовместимые вещи? Для королевы север, о котором идет речь, это север ее страны, Аурелии, а защита дела Христова — искоренение пагубной ереси. Вместе с еретиками, раз уж за дело берется армия. Для канцлера север — граница с соседним государством, Франконией. Государством и правда еретическим, отвергшим и церковь, и часть Писания… но защищаться от него нужно не столько по этой причине, сколько потому, что оно просто-напросто собирается напасть. А дело Христово удастся отстоять только в том случае, если люди перестанут убивать друг друга за то, как в Него верить… и для того, чтобы это произошло в ближайшие сто лет, потребуется чудо.

— Ваше Величество, проповедь является обязанностью священника, но как канцлер и слуга Вашего сына я руководствовался мирскими причинами.

— Ну разумеется, — благосклонно кивает Хуана Толедская. — Мы верим, что вы защитите нашего короля и сына от угрозы, которая исходит от еретиков.

От еретиков и правда исходит угроза. Не та, не так, не там, но серьезней некуда.

— Ваше Величество, я прошу милости. То, что я сейчас скажу, до сих пор было тайной для всех, кроме десятка человек, непосредственно вовлеченных в дело. Наши враги на севере — и я говорю не о подданных Вашего Величества, а о франконцах — последние два года готовили вторжение, намереваясь захватить ряд приграничных областей.

Лицо королевы белей платья. И не потому, что она злоупотребляет краской.

— Желая действовать наверняка и сберечь свои силы, они потратили очень много времени и средств на подкуп офицеров — и даже солдат — северной армии. Я узнал об этом из надежного источника, мои люди следили за негодяями. Генерал де ла Валле был отправлен на север, чтобы арестовать предателей, подчинить остальных — и заменить ненадежные части своими.

— Граф де ла Валле… — Ее Величество слегка улыбается, румянец возвращается на лицо. — Мы рады, что о нашем процветании заботится столь достойный дворянин. Наш король и сын к нему весьма благосклонны, а ведь детское сердце невинно и умеет различать добрых и злых.

Детское сердце в данном случае тянется к большому, красивому, блестящему и тяжело вооруженному. Верность к списку прилагается далеко не всегда. Хотя и такое бывает. А вот достойным дворянином Марка де ла Валле могут назвать лишь те, кто знает его очень плохо… или те, кто знает его очень хорошо.

К счастью, Ее Величество тоже любит большое, красивое и блестящее. И заранее одобрит любые действия генерала.

— Ваше Величество, я также осмелюсь полагать, что под такой защитой мы можем спать спокойно.

— Мы сможем спать спокойно, когда генерал де ла Валле наведет на севере порядок и там не останется еретиков, замышляющих измену. Мы надеемся, что день этот близок.

— Я могу вам обещать, Ваше Величество, что на севере не останется еретиков, замышляющих измену. — Потому как замышлять ее они теперь поостерегутся. Надолго. Ее Величество не понимает, что поклонников расстриги Вильгельма, читающих собственную Библию, в ее государстве попросту слишком много. То, чего она хочет, не только преступление, но и глупость. Но разве что очень плохой царедворец станет спорить с монархом без причины. Проще переставить ударение — и затем сделать по сказанному.