Диктиона. Пламя свободы - Лариса Куницына

Лариса Куницына

Диктиона. Пламя свободы

Ночь Бдения Аматесу

I

В эту ночь ничто не нарушало безмолвия королевского сада. Пышные кроны деревьев застыли в рассеянном свете ярких звёзд. Даже лёгкий ветерок не тревожил торжественного покоя, заполнившего всё вокруг. Тишина окутала старинные дубы, мягко струилась по плавно изогнутым стенам дворца, втекала в огромные, распахнутые окна и проникала в души немногих бодрствующих в этот поздний час людей. Она настраивала их на спокойный, философский лад и тихонько готовила к священному таинству Бдения, раскрывающему истинную природу вещей в этом странном мире.

В королевской спальне было полутемно. Маленький огонёк свечи, стоявшей на столе, не разгонял тьму, а лишь чуть-чуть смягчал её своим ровным золотистым сиянием. Кибелл, король Дикта, правитель Лесного королевства и негласный властелин всей планеты стоял у окна и смотрел на звёзды. Это был ещё совсем не старый мужчина, высокий и широкоплечий. На его красивом смуглом лице не было ни единой морщинки, а в густых длинных кудрях цвета воронова крыла затерялось лишь несколько серебристых нитей. На его губах блуждала задумчивая полуулыбка, и взгляд был полон покоем.

— О чём думает мой повелитель? — раздался за его спином нежный голос, и тонкая женская фигурка, окутанная покрывалом длинных чёрных волос, соскользнула с ложа. Она приблизилась к нему и ласково потёрлась щекой о его плечо. — Ты думаешь о таинстве?

— Я думаю о том, что близится час Бдения, и мне придётся спуститься в глубокие храмовые подвалы. Я не буду видеть звёзд, и вместо ночной прохлады меня окружит терпкий аромат, истекающий из медных курильниц. И Сыны Аматесу будут петь свои гимны, а я все три дня и три ночи буду думать о том, как нежен твой голос, звезда моя, как шелковисты твои волосы, как мягка твоя кожа… — он закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Представляю, в какую ярость пришли бы эти ребята, если б заглянули в мои мысли!

— Ты неисправим, Кибелл! — воскликнула она со смехом. — Ты только об этом и думаешь!

— Я всего лишь жертва твоих чар, моя королева, — с усмешкой пожал плечами он и обернулся. У него были чудесные ласковые глаза, миндалевидные, тёмные и сияющие, как небо за окном. И улыбка, похожая на солнечное утро. — Мне пора, любовь моя, — шепнул он и скинул с плеч тонкую белую накидку. — Скоро явится Энгас, и снова будет рыскать по комнате, пытаясь отыскать твою ленту или уловить аромат твоих духов, а потом победно взирать на меня, ибо он-то сумел исполнить требование о трёхдневном воздержании перед таинством.

— Или просто не был пойман с поличным, как ты.

— Не исключено, — улыбнулся король и подошёл к столу, где рядом со свечой стояла чаша, наполненная отваром душистых лесных трав.

Смочив в этом отваре мягкую губку, привезённую с далёкой планеты баларов, он принялся обтирать ею тело, но его супруга решительно отобрала её и взялась за это дело сама. Её движения были мягкими, а прикосновения ласкающими. Кибелл с улыбкой наблюдал за её сосредоточенным личиком, а потом осторожно взял двумя пальцами за подбородок,

— Тебе что-то нужно от меня, счастье моё?

— О чём ты? — она удивлённо взглянула на него. — Разве я не люблю тебя? Разве я не расстаюсь с тобой на долгие три дня? И разве не мой долг ухаживать за тобой?

— Шила, козочка моя, ты сегодня ведешь себя как ангел небесный. Не знаешь, чем мне угодить и как услужить. Это так не похоже на тебя. Меня смущает то, что сегодня моя нежная кошечка не выпускает коготки и не пытается расцарапать мне если не физиономию, то хотя бы спину. Выкладывай, что тебе нужно, пока я ещё здесь.

— И ты исполнишь мою просьбу? — промурлыкала она, кротко опустив ресницы.

— Всё будет зависеть от просьбы.

— Ты полчаса назад обещал сделать всё, что я попрошу! — нахмурилась она.

— Не помню, — улыбнулся он.

— Не важно, Кибелл! — воскликнула Шила и швырнула губку в чашу. — Ты обещал! Я понимаю, что бывают моменты, когда даже ты не можешь контролировать себя, но это ничего не меняет. Слово короля, даже данное в бреду, — это закон.

— Если судить по твоему тону, мне совсем не захочется исполнять твою просьбу, — заметил он, снова берясь за губку. — Тем не менее, я тебя слушаю.

— Ты не будешь сердиться на Кирса. — требовательно произнесла она, но в её голосе прозвучала мольба.

— Не буду, — согласился он, но тут же добавил: — Однако по возвращении на Диктиону он будет наказан.

— Кибелл! — гневно воскликнула она.

— Шила, — спокойно и твёрдо произнёс он, — слово короля — это закон для каждого в моём королевстве. Мой сын не является исключением. Я приказал ему явиться сюда на церемонию Бдения Аматесу. Он предпочёл остаться на Пелларе и принять участие в гонках космических катеров. Такое легкомыслие простительно для ребенка ремесленника, но никак не для взрослого мужчины, которому я собирался передать королевский венец.

— Я уверена, что гонки тут ни при чём! — жалобно проговорила Шила, наблюдая за энергичными движениями мужа. — Он мог не успеть. Ты отправил моего мальчика так далеко! В чужой мир.

— Он прекрасно там освоился. Пожалуй, даже слишком хорошо. Твой малыш не из тех, кто теряется. Уж Кирс-то мог рассчитать всё точно и явиться вовремя. Он сам управляет прекрасным звездолётом, подаренным ему Алкорским Великим Тираном. Его ушастый дружок лихо гоняет на своём скоростном катере и в любом случае мог доставить его сюда. Я уж не говорю о том, что любой из быстроходных звёздных кораблей Алкорского Посольства на Пелларе в его распоряжении. Он просто не подчинился. Ему важнее выиграть приз. Из него выйдет хороший гонщик, но судьбу своей страны и всей планеты я ему не доверю!

— Ты собираешься лишить его права наследования? — испуганно воскликнула она. — А как же пророчество о том, что его правление станет великим и переломным? Ведь все пророчества Великой Звёздной Воительницы сбылись.

— Понятия не имею, — пожал плечами Кибелл. — Мне она тоже говорила, что Кирс — настоящий алмаз в короне Диктионы. Но такое легкомыслие…

— Он ещё молод… — сладко заворковала Шила, снова подступив к нему. — В молодости все совершают ошибки. А Кирс совершает их реже, чем другие.

— Он — не другие.

— Ну, вспомни себя в его возрасте.

— Себя? — усмехнулся он, и спустя мгновение его усмешка превратилась в немного смущённую улыбку. — Да… Ты умеешь убеждать… Ладно. Я прощаю его,