Надежда Попова - Природа зверя

– Вот, – торопливо швырнув на стол пять серебряных монет, еще блещущих новизной, констатировал Бруно. – Что дальше?

– Протри их шнапсом; деньги штука едва ль не самая грязная на свете – неизвестно, кто и чем их лапал и где хранил. Как там вода?

– На огне, – отозвался Велле тускло, отстраненно глядя в капающую на пол кровь.

– Замечательно, – протянул Карл Штефан. – Вот это попали. Это значит, что нас круглые сутки пасут восемь тварей?

– Он напал один, – возразил охотник и, забрав у Бруно оттертую до блеска монету, протянул Курту: – Приложи к ране и держи… Он напал один, сам. Значит, его приятели на такой выверт были не способны, а значит, подобное умение – привилегия лишь таких, как он. Тех, кто повыше рангом.

– Значит, – уточнил Хагнер, – теперь нельзя покидать этих стен и днем тоже?

– В ближайшие несколько часов – можно, – с нескрываемым злорадством усмехнулся Ван Ален. – Молот Ведьм вспорол ему плечо и вену на бедре, а я успел зацепить по хребту. Такое даже у него не затянется просто так… Неплохо, кстати замечу, было сработано. Не знаю, кто вас натаскивает, но вижу, что слухи об инквизиторских умениях – не пустой треп, и в то, что ты прошел збмок со стригами – верю. Я б сказал, что в скорости ты ему не уступил.

– Я ранен, – возразил Курт, покривившись, и охотник отмахнулся:

– Он тоже. И, заметь, куда серьезней. Жаль только, что от тебя ему досталось сталью; было бы железо и у тебя, как знать, быть может, мы от него избавились бы дня на два, а там и конец полнолунию.

– Теперь я не уверен даже в том, что это будет иметь значение, – вздохнул Курт, отняв окровавленную монету ото лба, и скептически уточнил: – Эта симпатическая ворожба впрямь должна помочь?

– Скажем так – а другие предложения есть?.. Приставь обратно и держи. А теперь поясни, о чем это ты.

– В первую ночь, когда были убиты лошади, он был здесь один. Мы слышали вой; теперь мы знаем, что он собирал стаю – они припозднились, и он указывал, куда следует идти. Теперь это ясно. Однако кто-то же открыл задвижку на дверях конюшни; этого не сделаешь волчьими лапами, для этого нужны руки. А это значит, что и в ту ночь тоже он мог обрести человеческий облик на нужное ему время и стать снова волком. По собственному произволению. По своей воле. В свете этого я бы пересмотрел основные знания, известные охотничьему сообществу, касательно ликантропов. Скорее всего, Карл прав – до сих пор просто не оставалось в живых тех, кто мог рассказать о способности оборотней такого класса, достигнув зрелости, менять облик по желанию. Как знать, быть может, нам не известно и большее? К примеру, то, что они вольны делать это вовсе в любой день и любую ночь в году? Ну, а они, в свою очередь, активно поддерживают в людях это заблуждение, тем самым оставив для себя маленькое тайное оружие против нас.

– Тогда почему он не напал в первый день?

– Да по какой угодно причине, – пожал плечами Курт. – Ждал своих. Ждал, не появятся ли еще постояльцы, пересчитывал имеющихся, приглядывался к тому, как мы себя ведем, желудок прихватило, лапу свело – да почему угодно. Или просто увидел здесь тебя и двух инквизиторов; думаю, столь исключительное стечение обстоятельств не только нам показалось невероятным.

– Самое главное и неприятное заключается в том, что возразить, кажется, нечего, – мрачно подвел итог рыцарь, когда Ван Ален, не ответив, лишь вздохнул, усевшись к столу напротив. – Стало быть, то, на что мы рассчитывали прежде, а именно дождаться окончания полнолуния, нас не спасет. Пусть остальные семеро потеряют свои способности, однако один опасный противник все же останется, и чтобы выжить, выход у нас только один: драться и победить.

– Гнев Господень настигнет вас, что бы вы ни решили, – возразил торговец убежденно. – Станете ли вы биться или сложите оружие – ничто не изменит воли Его.

– Помнишь, Феликс, в первый день нашего заточения здесь я предостерегал кое от чего? – поинтересовался Курт благожелательно. – Если ты не соберешься с силами и духом и не залатаешь свою медленно протекающую крышу, я буду вынужден и в самом деле запереть тебя в отдельной комнате от греха подальше.

– И даже служитель Господень не видит Его кары, даже когда она так близка! На что ж нам надеяться?

– На себя, – отрезал Ван Ален. – Тебе Господь дал руки, ноги и мозги, шевелить которыми – уже исключительно твоя задача. Альфред, как там вода?

– Сейчас взгляну, – вздохнул трактирщик, тяжело поднявшись. – Спорить здесь нечего, Феликс. Господин охотник прав, а ты, уж прости, заговариваться начал. Что и почему решил Господь – тебе это не может быть ведомо, равно как и всякому из нас.

– Мне, – произнес рыцарь хмуро, – более по нраву мысль содрать шкуру с одной из тварей, убивших парня, чем сложить руки и ждать смерти.

– Хороший настрой, – одобрил охотник, – вот только с нашим вооружением это будет довольно сложно. Мы можем лишь, как прежде, резать их или обороняться огнем, вынуждая отступать и зализывать раны, и остается лишь надеяться на то, что кому-то из нас удастся подобраться близко и при удачном ударе нанести ранение критическое – вроде отрубленных конечностей или головы; да и стрелы Молота Ведьм, если удачно в глаз, вполне даже ничего. Из железных предметов в нашем распоряжении разве что стрелы от моего арбалета; но для этого надо подобраться вплотную, к тому же ими можно лишь колоть… да еще есть кочерга и ободы на бочках в запасниках хозяина; у этого скопидома даже вилки деревянные. Ножи же этим тварям, что иголки… Сено для гостевых лошадей он закупает у крестьян и косы не имеет, даже позабытой, тупой и проржавевшей. Есть лишь серп… в нашем положении это все равно что тот же нож.

– И много помощи оказала б вам ржавая тупая коса? – снисходительно улыбнулся торговец. – Помышляя только о спасении своей жизни, вы начинаете метаться, ища убежища от гибели в бессмысленных попытках…

– Это железо, – оборвал Ван Ален раздраженно. – Железо есть железо. Тупое – заточить, ржавое – отчистить; даже железная труба, если ею как следует садануть твари по черепу, большое подспорье, даже ржавая.

– То есть, – вдруг утратив возвышенно-проповеднические нотки в голосе, уточнил Феликс, – сгодится и впрямь даже такое? То есть, и тупое, и ржавое?

– Сгодится вполне. А что – есть идеи? Предлагаешь сбегать в соседнюю деревню за парой кос?

– Нет, – тихо отозвался торговец. – В сарай, куда мы отнесли тело. Моя повозка полна железного лома и всякого старого железного добра. Везу на перековку…

– Ты… – задохнувшись, выговорил Ван Ален, – ты… И ты, святоша доморощенный, все это время молчал?! Слышал, что мы тут говорим – и молчал?!