Евгений Филенко - Энигмастер Мария Тимофеева

– Честь не может быть глупостью, – сказал Сабуро. – Прошу вас оставить меня, Маша-сан. Скоро вернутся служащие отеля и станут наводить порядок. Я хотел бы завершить дело до их появления. Может быть, в одиночестве меня посетит вдохновение.

«Они со своим профессором из темной подворотни положительно сошли с ума, – подумала Маша. – Может быть, это у них такой национальный юмор на экспорт, специально для впечатлительных гайдзинок. Программа по дезориентации. А может быть, все серьезно, кто знает. Но у меня нет сил заниматься уговорами. Здесь нужны радикальные средства».

– Охохонюшки, – сказала она. – Дайте-ка мне ваш видеал, а то мой браслетик не слишком-то убедителен.

Пока Сабуро, усевшись прямо на песок и уложив кинжал перед собой, медитировал с прикрытыми глазами, а Гигантское Чудовище почти полностью скрылось в пучине, Маша ввела один из многих своих заветных кодов чрезвычайной конфиденциальности и перебросилась с невидимым собеседником парой деловых, но весьма уважительных реплик.

– Сабуро-сан, – позвала она юношу. – Прошу простить мою дерзость в такой важный для вас момент. Но с вами желают безотлагательно поговорить.

– Вы правы, Маша-сан, – откликнулся тот слабым голосом. – Сейчас не лучшее время…

Взгляд его упал на картинку видеала. Глаза юноши расширились, губы беззвучно шепнули: «Тэнси!», сам же он в единый миг развернулся всем телом к экрану и, не поднимаясь с колен, застыл в низком поклоне.

– Фудзивара! – особо не церемонясь, рявкнул Его Императорское Величество. Дабы Маша не оказалась безучастным свидетелем, он говорил на планетарном языке. – Я запрещаю тебе совершать сэппуку! Ты понял?!

Сабуро, совершенно потрясенный, пролепетал длинную фразу, почти целиком состоявшую из «хай!». Однако же ему достало отваги вымолвить:

– Прошу не отказать удовлетворить мое недостойное любопытство… Но как эта гайдзин сумела потревожить бесценный покой моего властелина?!

– Позвольте мне, Ваше Императорское Величество, – не удержалась Маша. – Видите ли, Сабуро-сан, мы познакомились в прошлом году, на конгрессе по глобальной культурной интеграции в Киото…

– …где эта ушлая девица выиграла у меня в рэндзю три партии из пяти! – объявил император. Он вдруг захохотал. – И нещадно при этом мухлевала!

– Но как такое возможно? Ведь это же рэндзю…

– А она сумела. Теперь понятно, Фудзивара, с кем ты имел дело? Конечно, она и тебе натянула нос! – Маша сделалась пунцовой, как тропический цветок, но промолчала. – Поэтому не путай честь с наивностью. Убери кусунгобу с глаз моих долой и займись каким-нибудь стоящим делом…

Прошло не меньше часа, прежде чем макушка Гигантского Чудовища совершенно потерялась в волнах. Маша и Сабуро сидели на одном шезлонге, правда – на разных его краешках, и старательно молчали.

Наконец Сабуро продекламировал:

Небо, как циновка,Море, как зеркало.Прощай, Гигантское Чудовище.

– Уже лучше, – сказала Маша. – Но есть еще над чем поработать.

Вместо эпилога, или Все будет хорошо

– Слушай, – сказал Тойво, – чего ты от меня хочешь?

Гриша замолчал.

– Действительно, – проговорил он. – Чего это я от тебя хочу? Не знаю.

– А я знаю. Ты хочешь, чтобы все было хорошо и с каждым днем все лучше.

– Маша, solecito, слезай с чердака! – сказала мама.

– Не хочу.

– А что ты хочешь?

– Спокойно умереть.

– Ты же знаешь, это невозможно.

– Почему?

– Потому что ты молода и абсолютно здорова. А еще потому что мы тебе этого не позволим.

– А если у меня хандра?

– Отложи ее на время и спускайся, завтрак стынет.

– Спасибо за своевременную подсказку. У меня нет аппетита, и я умру с голоду.

– Да что с тобой нынче такое?

Маша ненадолго задумалась.

– Наверное, кризис среднего возраста.

Проходивший мимо по своим домашним делам брат Виктор остановился и обидно захохотал.

– Машка, для кризиса среднего возраста ты еще слишком глупа! – объявил он, а мама посмотрела на него с укоризной.

– Глупа?! – вспыхнула Маша. – Это я-то глупа?!

Она порыскала взглядом вокруг себя в поисках чего-нибудь увесистого, подобрала какой-то старинный ухват из чугуна и полезла было вниз. Но вовремя вспомнила, что она благонравная девица в меланхолии.

– Ну и ладно, – сказала она печально. – Ну и пусть. Это все потому, что никто меня не понимает.

– Извини, – внезапно поправился брат. – Я не хотел тебя обидеть. Само с языка сорвалось. На самом деле я оговорился и хотел сказать: слишком юна.

– Ну то-то же, – сказала мама и прекратила его щипать.

– Ах, это ничего не меняет, – вздохнула Маша и прилегла, поджав ноги, на самый большой половичок, что здесь сыскался.

– Машечка, – услыхала она папин голос. – Сплин – дело хорошее, но завтрак на столе, и тосты с апельсиновым джемом никто не отменял.

– Ладно, – проворчала Маша. – К завтраку я, так и быть, спущусь. Но должна вам всем заметить, что так нечестно. Вы прибегаете к запрещенным приемам.

– В борьбе за благополучие собственного дитяти все средства хороши, – резонно заметил папа.

Завтрак состоялся в доброжелательном молчании. Все, начиная с мамы и заканчивая кошками, поглядывали на Машу с сочувствием. Не каждый день с нею случалась такая беда, как утрата интереса к жизни. Мама собственноручно намазывала ей джем на тосты. Папа подливал в кофе ровно столько молока, сколько полагается, не больше и не меньше. Брат же был настолько добр, что не отпустил за столом ни единой ехидной реплики, ни даже мельчайшей шпильки. Кошка Светка, как самое наглое существо в доме, вспрыгнула было на колени, посидела немного и, не дождавшись ответной ласки, ушла по своим делам.

После завтрака Маша снова забралась на чердак. Никто ей в том не препятствовал. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не распевало тирольские йодли в наушниках на проезжей части высокоскоростного грузового шоссе. На чердаке было темно и пыльно, пахло пересохшим деревом и какими-то травками. Наверное, так могло бы пахнуть остановившееся время. В дальнем углу стояли громоздкие и на вид зловещие сундуки. Кровля хранила следы так и не состоявшейся попытки преобразовать это пропадавшее впустую пространство в мансарду. А в углу стопкой лежали плетеные половики, напоминание о маминых потугах освоить уральские народные промыслы. Маша вспомнила, как в детстве устраивала из них гнездышко и точно так же пряталась ото всех. А брат внушал ей с напускной строгостью: «Машка! Знаешь, ты кто? Ты не Машка, а Мышка! Я бы даже сказал – Крыска!»