Нил Гейман - Сыновья Ананси

– Тетя Келлиэнн? – переспросил Бенджамин Хигглер. – Она ждет вас в конференц-зале.

– Вот, – сказала Рози. – Я знала, что сделаю это, если раскачаюсь.

– Он тебя убьет.

– Он в любом случае нас убьет.

– Это не сработает.

– Мам, у тебя есть идея получше?

– Он тебя заметит.

– Мам, перестань видеть все в черном свете. Если у тебя есть другие предложения, скажи. Если нет, не утруждайся. Окей?

Молчание.

Затем:

– Я могла бы показать ему задницу.

– Что?!

– Ты слышала.

– Э-э-э… Вместо чего?

– Если это нужно.

Молчание.

– Ну, это не повредит, – наконец сказала Рози.

– Здрасте, миссис Хигглер, – сказал Толстяк Чарли. – Отдайте перо.

– А с чего ты взял, что перо у меня? – спросила она, скрестив руки на безмерной груди.

– Так сказала миссис Данвидди.

Миссис Хигглер была удивлена, впервые на его памяти.

– Луэлла сказала, что я взяла перо?

– Она сказала, что перо у вас.

– У меня оно было в целости и сохранности. – Миссис Хигглер показала кофейной кружкой на Дейзи. – Ты ведь не думаешь, что я буду говорить при ней? Я ее не знаю.

– Это Дейзи. Ей вы можете сказать все, что могли бы сказать мне.

– Невеста твоя, – сказала миссис Хигглер. – Я слышала.

У Толстяка Чарли зарделись щеки.

– Она не… Мы, в общем, нет. Мне нужно было что-то придумать, чтобы увести ее от человека с пистолетом. Это показалось самым простым.

Миссис Хигглер посмотрела на него. В глазах искрились огоньки.

– Я знаю, – сказала она. – Когда ты пел. Перед публикой.

Она покачала головой – так качают головой старики, поражаясь тому, как глупа нынче молодежь. Потом открыла черную сумочку, достала конверт и передала Толстяку Чарли.

– Я обещала Луэлле его сохранить.

Толстяк Чарли достал перо из конверта, еще измятое после того ночного бдения.

– Окей, – сказал он. – Перо. Отлично. А теперь, – сказал он миссис Хигглер, – что именно мне с ним делать?

– Ты не знаешь?

Когда Толстяк Чарли был маленьким, мама ему говорила, что нужно сосчитать до десяти, когда ты теряешь терпение. Он посчитал, молча и неторопливо, до десяти, и только тогда вышел из себя.

– Конечно я не знаю, что с ним делать, глупая ты старуха! За последние две недели меня арестовали, я потерял невесту и работу, я видел, как моего полувоображаемого брата пожирает стена из птиц на площади Пикадилли, я мотался туда-сюда над Атланикой, как лунатический шарик для пинг-понга, а сегодня встал перед публикой и я, я пел, потому что мой сумасшедший бывший босс направил ствол в живот девушке, с которой я ужинал. И все это я делаю, чтобы разобраться с беспорядком, в который превратилась моя жизнь после того, как ты рассказала мне о брате! Так что нет. Нет, я не знаю, что делать с этим чертовым пером. Сжечь? Отбить и съесть? Свить гнездо? Выброситься с ним из окна?

Миссис Хигглер сердито зыркнула на него.

– Спрашивай Луэллу Данвидди.

– Не уверен, что это возможно. Она выглядела не слишком хорошо, когда я видел ее последний раз. А у нас не так уж много времени.

– Отлично, – сказала Дейзи. – Свое перо ты получил. Теперь мы можем поговорить о Грэме Коутсе?

– Это не просто перо. Это перо, которое я обменяю на брата.

– Так обменяй и давай продолжим эту историю. Нам необходимо кое-что сделать.

– Это не так-то легко, – сказал Толстяк Чарли. Затем он остановился, подумал о том, что только что сказал, и о том, что только что сказала Дейзи.

– Бог мой, да ты умна! – сказал он с восхищением.

– Стараюсь, – сказала она. – А что я такого сказала?

Четырех старушек у них не было, но у них были миссис Хигглер, Бенджамин и Дейзи. Ужин почти закончился, так что Кларисса, метрдотель, кажется, была рада к ним присоединиться. У них не было земли четырех цветов, но был белый песок с пляжа за отелем и черная грязь из клумбы перед ним, поблизости от отеля нашлась также красная грязь, а в сувенирном магазинчике – разноцветный песок в пробирках. Свечи, которые они позаимствовали в баре у бассейна, были маленькими и белыми, а не высокими и черными. Миссис Хигглер заверила их, что сумеет найти на острове все нужные травы, но Толстяк Чарли попросил Клариссу просто позаимствовать на кухне небольшой пакетик с приправой.

– Об этом не принято распространяться, – сказал Толстяк Чарли, – но, думаю, главное – не детали, а волшебная атмосфера.

Созданию волшебной атмосферы в данном случае не способствовали ни склонность Бенджамина Хигглера глядеть на окружающих, давясь от смеха, ни реплики Дейзи о том, каким глупым ей представляется это действо.

Миссис Хигглер высыпала содержимое пакетика с приправой в чашу с остатками белого вина и зажужжала. Она ободряюще подняла руки, и остальные зажужжали вместе с ней, как пьяные пчелы.

Толстяк Чарли ждал, пока что-нибудь произойдет.

Но ничего не случилось.

– Толстяк Чарли, – сказала миссис Хигглер, – ты тоже жужжи.

Толстяк Чарли сглотнул. Тут нечего бояться, сказал он себе: я пел перед полным залом, я прилюдно позвал замуж девушку, которую едва знаю. Жужжание по сравнению с этим ерунда.

Он подхватил ноту, на которой жужжала миссис Хигглер, и позволил этой ноте вибрировать в своем горле…

В руке он держал перо. Он сосредоточился и жужжал.

Бенджамин перестал хихикать. Глаза его расширились, на лице нарисовалась тревога, и Толстяк Чарли как раз собирался перестать жужжать, чтобы выяснить, что так озаботило Бенджамина, однако внутри него все жужжало, а свечи вдруг замерцали…

– Смотрите на него! – закричал Бенджамин. – Он…

…Толстяк Чарли мог бы поинтересоваться, что именно он, но было слишком поздно.

Туман рассеялся.

Толстяк Чарли шел по мосту, по длинному белому пешеходному мосту над серой водой. Чуть впереди, на середине моста, на маленьком деревянном стульчике сидел человек. Он рыбачил. Глаза его были прикрыты зеленой фетровой шляпой. Казалось, он дремлет, и когда Толстяк Чарли подошел поближе, человек не шевельнулся.

Толстяк Чарли узнал его и положил руку ему на плечо.

– Видишь ли, – сказал он, – я знал, что ты это подстроил. Я не верил, что ты умер по-настоящему.

Человек на стульчике не двинулся, но улыбнулся.

– Тоже мне, знал он! – сказал Ананси. – Да я мертвее мертвого!

Он сладко потянулся, вытащил из-за уха маленькую черную черуту и прикурил от спички.

– М-да. Я мертв. И думаю, побуду мертвым еще немношка. Если время от времени не умирать, тебя начинают принимать как должное.

– Но, – сказал Толстяк Чарли.

Ананси поднес к губам палец. Он поднял удочку и, наматывая леску, глазами указал Толстяку Чарли на сачок. Толстяк Чарли приподнял сачок и держал, пока отец опускал в него серебристую рыбу, длинную и извивающуюся. Потом Ананси вытащил крючок из рыбьей пасти и бросил рыбу в белое ведро.