Поймать хамелеона (СИ) - Юлия Цыпленкова
— Опять убежали? — прищурился Рыкин.
Олег коротко вздохнул, понимая, что сейчас творится в голове сыщика, однако не спешил негодовать. Разговор только начался, по сути, и до того, как им удастся сломить это упорство, было еще не близко. Если, конечно, удастся сломить.
— А что же мне было делать? — с вызовом спросила в ответ Глашенька. — Присесть рядом? Упасть ему на грудь или же копать могилу?
— Почему вы вернулись туда, если прежде сбежали?
— Я не возвращалась! — с возмущением воскликнула барышня, бросила взгляд на Котова и добавила тише: — Я пыталась отыскать дорогу к дому, так и пришла обратно. А когда поняла это, то снова бежала. И Федотка был страшен, и его убийца мог быть где-то поблизости. К тому же уже смеркалось, и пугал сам лес. Я ведь никогда не заходила в одиночку дальше кромки. Если бы не Федот, то и тогда бы не пошла. Но он был такой забавный, так хотел порадовать меня…
Голос ее оборвался, и Глашенька отвернулась, пряча выступившие слезы. Барбоска поднял голову, посмотрел на нее, после на хозяина и заворчал. Олег с псом был совершенно согласен, и лишь уговоренный сценарий разговора удерживал его пока от того, чтобы кинуться на защиту девушки.
Сейчас она должна была отвечать на вопросы сыщики и подать почти правду. Глаша не возвращалась назад и не видела тела Федота, но видела, как его пил хамелеон. А раз нельзя описать этого момента, то Котов решил указать на него таким вот образом.
— Вы переживаете об умалишенном крестьянине? — спросил Сан Саныч.
Вышло у него это едва ли ни издевательски, и Глашенька вздернула подбородок. Похоже, сыщик нравился ей всё меньше. Она одарила Рыкина ледяным взглядом и ответила:
— Он был блаженным, а не умалишенным. Совершенно безобидный и добродушный. Пел песни и скакал на одной ножке, но понимал побольше многих. Федота, если и не любили, то относились к нему по-доброму и крестьяне, и наша прислуга, и я. Он за всю свою жизнь никому не сделал зла, и я попрошу не оскорблять его памяти грубыми эпитетами. Федот этого не заслужил. К тому же, возможно, я всё еще дышу благодаря его жертве. Он погиб, защищая меня, и я не позволю…
— Глафира Алексеевна, — мягко позвал Олег, — успокойтесь. Мы пришли к Сан Санычу рассказать вашу историю, а не ссориться. А вы, дорогой мой друг, не нападайте на девицу лишь потому, что уверили себя в виновности ее брата.
— Мужа? — не без ехидства уточнил Рыкин.
— Брата, — с нажимом ответил Котов. — А почему единокровные брат с сестрой назвались супругами, мы вскоре дойдем и до этого. И потому теперь продолжу я. Так вот, Глафира Алексеевна проблуждав, так и заснула в лесу. В это время брат и крестьяне искали ее по окрестностям, но так и не нашли. Она вернулась сама. Проснувшись, госпожа Воронецкая продолжила блуждания и вышла к пруду. Оттуда уже и пришла к дому.
И когда барышня вернулась, прислуга и родной брат перестали ее узнавать, потому что она пребывала в сильнейшем потрясении. Она закрылась в себе и не желала говорить о произошедшем. Думаю, наш друг лучше сможет описать душевное состояние Глафиры Алексеевны, если мы попросим его поставить диагноз. Кстати, он мечтает это сделать, но до этого мы тоже вскоре дойдем.
В общем, Михаил Алексеевич, как и прислуга, пришли к выводу, что Глафира Алексеевна не в себе, что, впрочем, и было правдой. И господин Воронецкий решил обратиться к доктору. Но там, где они живут, он делать этого не стал, чтобы не спровоцировать разговоры и сплетни. Девица на выданье, и подобные толки только испортят дело. Так что понять Михаила Алексеевича можно. И потому он решил везти сестру в Петербург.
Так Воронецкие оказались в столице. По невероятному совпадению, партнер по делу Михаила Алексеевича расхвалил ему когда-то «Старый феникс», и господа Воронецкие оказались моими соседями. Более того, первый человек, с кем они пообщались, оказался Федор Гаврилович. Это произошло как раз в тот день, когда мы с ним были у вас.
Ковальчук ожидал меня, когда Воронецкие подошли к нему и спросили про мой дом. Вы же знаете, творение господина Басина никого не оставляет равнодушным. Тогда-то они и узнали, кем является наш любезный доктор. И потому Михаил Алексеевич уже не стал никого разыскивать, а попросту узнал адрес кабинета Федора Гавриловича и привел к нему сестру.
Тогда же и я увидел их в первый раз. Правда, мы не разговаривали, так как молодые люди как раз отошли, и мне про них сказал Ковальчук. Я только и увидел их спины да еще личико Глафиры Алексеевны, она как раз обернулась. А после мы направились к вам, а господа Воронецкие — знакомиться со столицей.
— И как же они представились Ковальчуку? — спросил Сан Саныч, и Олег отметил, что взгляд его стал задумчив.
Это было верно, потому что история начала обрастать деталями и людьми, к тому же людьми, которых сыщик знал лично. Впрочем, Котов торжествовать не спешил. Вывернуть можно было, что угодно, и он ответил:
— Господами Светлиными.
— Но почему? — взгляд сыщика переместился на Глашу. — Зачем было лгать о себе?
— Это я просила Мишеньку, — призналась девушка. — Он был против и не понимал, к чему мне это. Говорил, если знакомые нам люди как-то прознают про это, то после не оберемся разговоров. Что это будет позор. Но я настояла в обмен на согласие посещать врача.
— Зачем же?
Глаша чуть помялась. Сейчас вновь шла полуправда-полуложь, но сказать ее должна была барышня. Так они условились с Олегом.
— Потому что мне показалось, что я видела его… убийцу Федота. Сначала у нашей усадьбы, а после по дороге в Петербург. Возможно, я ошиблась, потому что рассмотрела его плохо, но хотела скрыться, если он идет по моему следу. Я ведь единственная, кто знает, как умер Федот, и кто его убил, возможно, он хотел расправиться со мной. Мне было страшно! — Она вновь отвернулась и чуть хрипловато произнесла: — Простите.
Сыщик поднялся с кресла. Он вышел из гостиной, и Олег снова потянулся к девушке. Она вздрогнула от его прикосновения, а когда обернулась, в глазах и вправду стояли слезы. Котов улыбнулся ей и
