Игорь Исайчев - Чужая дуэль

Подтверждая мою догадку, в голове загудел знакомый бас:

– Очухался, болезный?

В ответ я выдал образ благодарно кланяющейся фигуры. Богдан, а именно он непостижимым образом почуял неминуемую гибель своего протеже в неравной схватке с коварным монстром, правильно оценил мое состояние и уже мягче продолжил:

– Погоди, сейчас полечим.

И действительно, мне вдруг стало намного легче дышать, а по избе закрутил прохладный сквознячок. Он свободно прошел сквозь тело, выдувая ядовитые споры, способные, подобно кислоте выесть душу и запросто превратить меня в покорного исполнителя черных замыслов.

Внутри вновь завибрировало:

– Через пару минут ты обретешь возможность взять под контроль засевших в церкви. Этого времени должно хватить на объединения усилий моей команды для обрыва канала энергетической подкачки. Как только справимся, твой выход.

Не успел я ахнуть, как связь с Богданом оборвалась и вопрос: «А как это сделать-то?», – повис в воздухе.

Но, раздумывать было уже некогда. Пришлось снова срочно входить в транс, так как отпущенные минуты стремительно истекали. Как ни странно, но измененного состояния сознания мне удалось добиться даже быстрее, чем в первый раз. Видимо, внешняя подпитка все же не прошла даром.

Стены привычно растворились, и я отчетливо увидел, как в черном, беззвездном небе просиял золотистый шар. Рассыпая яркие искры, он сначала едва заметно, а затем все быстрее и быстрее заскользил вниз. В момент его удара уже не по тоненькой пуповине, а набрякшей уродливыми узлами и щетинящейся множеством когтистых шипов толстенной кишке, пространство заметно качнулось, затем искривилось судорогой.

С гулким стоном, болезненной вибрацией отдавшимся в груди, угольно-черный тяж лопнул. Рваная дыра в нем исторгла в зенит грязную пенную струю, тут же собравшуюся в плотное облако, из которого в середину церковного двора полоснула алая молния. И сразу же со стен храма густо посыпались серые хлопья, освобождая волны мягкого сияния.

Избавленный от темного кокона храм стал абсолютно прозрачным. Я отчетливо различал темные силуэты бандитов, и более светлые заложников. А еще меня все сильнее жгло понимание того, что с каждым ударом бешено молотящего сердца таяли шансы на спасение невинных людей. И тут, наверное, от отчаяния, пришло внезапное озарение.

Стараясь не думать о последствиях и следуя принципу меньшего зла, я поднял из темных глубин подсознания жуткие детские страхи, смешал их с образами канонических фильмов ужасов и весь этот кошмарный коктейль выплеснул на головы находящихся в церкви.

Результат превзошел самые смелые ожидания. Первым, не обращая никакого внимания на захватчиков, оглушительно визжа, на выход бросились дети. Но и уголовникам было уже не до заложников. Двое самых внушаемых острожников сразу же лишились чувств, а остальные, включая главаря, кинулись врассыпную, спасаясь от чудовищ, порожденных их собственным разумом.

Только окончательно убедившись, что полиция взяла ситуацию под контроль, я позволил себе выпасть из транса и от нахлынувшей слабости поплыл в мутном забытье. За суетой забывший про меня Селиверстов заявился только часа через полтора. Блестя глазами, он прямо с порога возбужденно затараторил:

– Ну, ты даешь! Все самое интересное проспал! Там такое творилось!..

– Случаем, не второе пришествие? – сознательно подначил я околоточного, любопытствуя, как же все произошедшее смотрелось со стороны обычного человека.

К моменту возвращения полицейского силы начали возвращаться ко мне, а голова совсем прояснилась. Настало время подбивать бабки, и рассказ околоточного мог здорово помочь в этом.

Тем временем, притухший Селиверстов устало опустился на лавку, закурил и уже без прежнего лихорадочного оживления продолжил:

– Можешь надо мной смеяться, но был момент, когда я всерьез решил, что так оно и есть. Особенно, когда с чистого неба молния ударила. Чудом никого не зацепило.

– Тебе не показалось? – недоверчиво прищурился я. – Молния, среди зимы?

– Да вот те крест! – вскинулся околоточный, размашисто осеняя себя крестным знамением. – Своими глазами видел! Вон, прямо посередь церковного двора дыра обугленная осталась вершков пять в поперечнике, да в глубь аршина два, не меньше. Снег вокруг до земли сошел. Не веришь? Сходи сам посмотри.

– Верю, верю, – примирительно поднял я ладони. – Дальше-то, что было?

– А дальше, – Селиверстов нервно затянулся и шумно выпустил табачный дым через ноздри, – дальше вообще форменная чертовщина началась. Поначалу, тотчас после того, как сверкнуло, дурная кровь в голову ударила. В глазах потемнело, а рука сама к револьверу потянулась в кого-нибудь пулю всадить. Хорошо недолго наваждение длилось, а то ей-богу до смертоубийства дошло бы. Дальше – больше. Не успел от одной напасти очухаться, следом новая. Вдруг со всех сторон натуральным могильным холодом повеяло, и такая жуть меня взяла, душа прямиком в пятки провалилась. И побежал бы, куда глаза глядят, да ноги к земле приросли. Народ вокруг на колени повалился, даже мужиков на слезу прошибло. Все думаю, тут жизнь моя и кончится. А из церкви детишки сломя голову несутся. Орут дурниной, зато целые и невредимые. И за ними, представляешь, душегубы с выпученными глазами во главе с одноногим. Я как это увидал, так меня сразу-то и отпустило.

Околоточный прервался, поджег потухшую папиросу, и вдруг, подозрительно смерив меня тяжелым взглядом, выдал:

– Признавайся, Степа, твоя работа?

От неожиданности я выронил только вынутый из кармана портсигар и, с трудом проглотив шершавый комок, вставший поперек горла, ошарашено переспросил:

– Какая работа? Ты вообще о чем?

Продолжая сверлить меня глазами, Селиверстов не отступал:

– Почему со мной не пошел? Зачем в избе остался?

– Петя, – я аккуратно подобрал портсигар и, судорожно соображая, в каком ключе вести острый разговор дальше, мягко поинтересовался: – Ты, видать, запамятовал, что я намедни пулю в грудь схлопотал, а?

– Правильно, схлопотал! – повысил голос не на шутку возбудившийся околоточный. – Любого другого уже десять раз вперед ногами бы вынесли, а ему хоть бы что! Ты, что же получается, колдун?!

Сам того не сознавая, приятель в горячке подсказал, как выкрутиться из того угла, в который он меня загнал. Я, может быть, давно был бы счастлив поделиться с ним своей настоящей историей. Но как, без риска прослыть сумасшедшим, объясниться с человеком XIX века категориями третьего тысячелетия, не говоря уже про контакты с пришельцами? Поэтому, оставалось зацепиться за случайно подаренную им возможность. Разминая папиросу чуть подрагивающими от волнения пальцами, я поймал взгляд околоточного и подчеркнуто небрежно бросил: