Последний тигр. Обитель Святого Ёльма - Татьяна Белова
Узкая, боковая улочка без приключений довела его до самых ворот, где щурясь и позёвывая, сидел все тот же молодой сур. Увидев Ориса, адепт выпрямился, согнал с лица скуку и сосредоточенно принялся что-то писать.
Неподалёку, сверкая начищенными до блеска шлемами и доспехами, стояли трое гернов, Орис без труда признал вчерашних знакомых. Городские стражники от такого соседства морщились, как от зубной боли и усиленно топтались на месте, кутаясь в ярко-синие плащи, которые явно не спасали от утренней сырости. Более странной картины трудно себе представить, проще посадить в одну клетку кошку с собакой, чем у одних ворот герна, городского стражника и сура. Оставался вопрос: зачем?
Орис спешился и елейно произнёс, обращаясь к адепту:
— Ясного вам утра. Не подскажете ли, как добраться до угодий лесничего?
— И вам ясного, дарь… Ёльдер, кажется, — молодой человек отложил перо. — Буду рад указать вам дорогу, только вот герны вас не выпустят, приказ градоначальника.
Сур беспомощно развёл руками.
— Это что же за приказ такой, который свободного даря, делает несвободным?
— Сегодня без особого разрешения покидать город запрещено. Для вашего же блага. Знаете ведь уже, зверь в наших лесах завёлся.
Орис помахал перед лицом сура свитком.
— Уж не это ли разрешение вам требуется?
Молодой священнослужитель взял документ, развернул и стал внимательно читать. Герн приблизился совершенно бесшумно и теперь стоял над душой. Орис отступил в сторону, не желая стоять к нему спиной, это был тот же немолодой герн, которого они встретили на дороге, и он опять не соизволил назваться. Только сейчас Орис заметил печать Владетеля Осеи, привязанную кожаным ремешком к его запястью. Неприлично засмотревшись, Орис не сразу понял, что обращаются к нему.
— Что в такую рань подняло с постели благородного даря?
Орис не ответил, послушный, но упрямый Осёл, вдруг заржал и забил копытами. Внутренний голос предупреждал об опасности. Пальцы рук онемели, мышцы напряглись. Орис закрыл глаза и прислушался. В тишине, неестественной для многотысячного города, отчётливо слышалась песнь колокола. Четырнадцать ударов.
— Вам будет лучше вернуться в гостиницу, — совершенно спокойно сказал герн, будто не замечая странного поведения собеседника. — Я выделю вам провожатого.
Орис моргнул и вернулся к действительности. На какое-то мгновение, поймав холодный взгляд серых глаз, он испугался, но потом взял себя в руки и тихо сказал:
— Сегодня кто-то умрёт. Я бы на вашем месте нашёл моим талантам иное применение.
— Дарь Ёльдер предъявил разрешение, — неожиданно для грамарда вмешался сур. — Он хотел навестить Веридия, того лесничего, который живёт на холме, я мог бы…
Но герн перебил сура:
— Велих, — окликнул он одного из своих подопечных, — проводи даря туда, куда он скажет.
Орис ничем не выдал удивления. Благодарно кивнул суру и вернулся в седло. Провожатый, высокий, смуглый темноволосый герн, не старше самого Ориса, не выказал недовольства. Он поправил стёганую шапочку, надел кольчужный шлем и отвязал бурого в пятнах коня от привязи. Конь дёрнул головой, фыркнул и в утреннем воздухе заклубился пар. Герн легко вскочил в седло и первым выехал за ворота.
Солнце янтарным соком стекало по стволам верёз. Тишину леса нарушал лишь топот копыт, да шум Монастырки, за которой начинались владения Святой церкви. Монастырка в этом месте поворачивала и уходила вправо, разливалась широко, превратив берега вдоль городских стен, в болото. Надёжно протоптанная дорожка уводила влево, вглубь леса. Орис единожды оглянулся на далёкий теперь мост и ворота. Позади Сешалая восходили к небу горные престолы, острые скалы и белые вершины Верёзовых гор. Склоны скрывались под покровами леса, вечно-зелёной верёзы и бука. Дух захватывало от красоты творения Создателя.
Орис пришпорил Осла и поравнялся со спутником. Молодой герн никак не отреагировал, рука его лежала на рукояти меча, смотрел он ровно перед собой и его тонкий, чёткий профиль выглядел, как изваяние скульптора. Орис почувствовал, что герн вовсе не высокомерный отпрыск богатого графа или барона, а скорее наоборот — сын ремесленника или торговца, а может и вообще крестьянина, так он боялся говорить с ним и показаться глупым и безграмотным. Про себя Орис усмехнулся. Так он вёл себя в первый год в Общих комнатах университета, где чувствовал себя уязвимым. Это потом он научился вовремя вворачивать умное словцо, загадочную улыбку или цитату из святой книги, говорить с напускной уверенностью с любым высокомерным сыночком богатого даря или суром из высших, и только привычка смотреть под ноги и прятать глаза осталась. Да и не любил он пристально вглядываться в людей, уж больно чётко видел их сквозь напускные шоры.
Дорога тем временем свернула, пошла вниз, к берегу, туда, где над речкой завис хлипкий, деревянный мостик. Стало сразу ясно — лошади не пройдут.
Спешились и герн, не оглянувшись, первым пошёл вперёд. Он дошёл где-то до середины моста, обернулся и махнул Орису. Грамард сделал шаг, но тут доска под его ногой обломилась и он отступил. Предчувствие грызло, требуя найти другой путь на ту сторону реки, но гордость мешала сдаться. Перед глазами стояло волевое лицо Велиха, искажённое насмешкой. Орис уже почти решился идти, как вдруг из леса, справа от моста, бесшумно вышел зверь, отрезая ему путь обратно на тракт. Словно чувствуя своё преимущество, зверь не торопился. Огненно-рыжий, с черными полосками, метра полтора в холке, зверь медленно, но уверенно сокращал дистанцию. Стоило бежать, но Орис застыл, не в силах оторвать взгляда от оскаленной пасти. В это момент герн на мосту покачнулся, потерял равновесие и завалился на бок. Верёвки выдержали его, но мост накренился и герн завис над пропастью. Какое мгновение отделяло его от падения в ленивые воды реки Монастырки.
— Да прибудет с нами создатель, — обречённо выдохнул Велих, рывком подтянулся, но ветхие верёвки, только и ждавшие своего часа, порвались. Орис бросился в сторону, надеясь проскочить, но зверь одним прыжком настиг его. Яростный рёв распростёрся над рекой, заглушая крик герна и всплеск воды. Придавленный к земле пудовыми лапами о своей удаче Орис не думал, оскаленная пасть и смрадное дыхание зверя лишали надежды. Почему медлит? Мысли путались, сквозь рвущую грудину боль не пробивалось ни строчки из молитвенника, лишь глупая детская считалочка:
— Раз полоска, два полоска, лапы, уши, хвост из воска…
«…Раз полоска, два полоска, лапы, уши хвост из воска, три, четыре, пять и шесть, деток малых
