Исполняющий обязанности - Василий Павлович Щепетнёв
Возможно, эти деревья тоже привез из Америки, а северной, центральной или южной – знают только настоящие ботаники.
И травка была коротенькая, пружинящая, растущая не вверх, а стелющаяся по земле. Мы прошли ещё десять минут. Метров семьсот в переводе на расстояние.
В конце аллеи появился свет. Давно пора.
Но вышли мы не на опушку леса, а на поляну. Пространство, окруженное лесом. Росла на поляне та же низенькая горизонтальная травка, только не темно-зеленая, а почти серая. И был на поляне камень. Большой. Похожий на буханку хлеба два на четыре метра, возвышающийся над землей на метр, и уходящий вглубь неизвестно насколько. Я, во всяком случае, ничего не чувствовал.
Мы подошли ближе. Цветом камень тоже походи на хлеб, серый, губернаторский, из несортовой муки. И порист, как хлеб.
– Однако… – протянул Влад. – На валун не похоже, валуны другие. Каменный метеорит скорее. Я читал. Или жертвенный алтарь дохристианских славян. Или два в одном. Упал метеорит, его обтесали немножечко – и давай приносить жертвы.
– Человеческие? – спросил я, хотя знал ответ наверное.
– Что за вопрос? Мы же люди, а не какие-нибудь телепузики. Конечно, человеческие.
На обращенной к небу поверхности проступали руны, сходные с теми, что были на бумаге, переданной мне дедом Захаром. Только порядок другой.
Сфотографировали. Телефоны что у меня, что у Влада простенькие, и камеры в них самые примитивные, но все же лучше, чем ничего.
Влад достал ножик – маленький, грибной. Хотел попробовать камень на прочность, но я был настороже, успел руку перехватить.
– Что такое? – спросил Влад.
– Сам говоришь – алтарь. Боги вольности не любят. Его чуть заденешь, он в ответ испепелит.
– Предрассудок, – однако ножик спрятал.
– Если это и в самом деле метеорит, то он в космосе пробыл миллионы лет. Или миллиарды. Представь, где он мог побывать. Солнечные лучи, звездные лучи, темная материя, да мало ли что. Год за годом облучают метеорит. А он впитывает и впитывает. Меняется. Может, в нём энергии столько, что водородная бомба – детская погремушка в сравнении.
– Рванёт? – спросил Влад, нисколько не испугавшись.
– Кто знает. Вдруг это неведомая науке медленная энергия. Сводящая окружающих с ума. Насылающая видения. Притягивающая и отталкивающая. Строящая в линии – как магнит опилки. Сбивающая компас с толку. Истончающая пространство. Пробивающая брешь в иные измерения. Да что угодно.
– Или просто валун. Лежачий камень.
– И это может быть, – не стал спорить я.
Мы ещё походили по полянке, обошли камень несколько раз, но ничего интересного больше не нашли, разве что круги опят, но странного цвета – словно металлические. Не для нас.
Назад возвращались той же аллеей. Но путь, казалось, удвоился. Да и не казалось.
И ещё за нами шли волки. Дюжина. Ну откуда в роще волки? Свалок тут нет, а здешнее зверьё не дюжину – пару волков не прокормит. Разве что прибежали из соседнего леса? А соседний мало-мальски крупный лес в соседней области. Сто километров с лишком. И всё полями. Летними. Ага.
– Ты ничего странного не видишь? – спросил я Влада.
– Вижу. Волков. Зря я пистолет не взял.
– До дела дойдет – одним моим управимся. Но не дойдёт. Это так… почётное сопровождение.
И в самом деле, волки держались на отдалении, дистанцию не сокращали. Ну, и мой маузер придавал уверенность. Десять патронов в магазине и сорок – в запасе.
– Четыре тысячи, – сказал Влад.
– Четыре тысячи волков?
– Шагов. Я считаю.
– Многовато.
– А то. Но сюда шли – было две тысячи двести.
Тему развивать не стали. Ясно же, что не сбились пути, аллея здесь одна. Вот и свет. Выход?
Но вышли мы опять на поляну. К камню.
– Леший хоть кружит, а мы по прямой идём, – сказал Влад. – Параллельные прямые закольцованы. В четвёртом измерении.
– Погоди.
Я даже глаза закрыл. Пока не почувствовал, что носом кровь течет.
– Идём, – платком я кровь вытер, благо чуть-чуть, а платок спрятал, нечего волков дразнить.
И мы пошли нехоженой дорогой. То есть дороги не было никакой, ни дороги, ни тропинки. Девственная роща. Деревья, кусты, опять кусты, волки то ли отстали, то ли за кустами их не видно. Через десять минут мы вышли к «Нюше».
И хорошо, что вышли – притомился я. И Влад притомился. Вроде и немного прошли, ну что нам десять или пятнадцать верст налегке прогулочным шагом. Но притомились.
Сели в машину. Посидели. Помолчали.
Я посмотрел в зеркало. Крови нет. Свежей. Капелька запёкшейся. Плюнул на платок, стёр.
Влад не комментировал.
И поехали домой.
Поспели к обеду. Утомление утомлением, а и у меня, и у Влада аппетит, словно нарочно, волчий.
К десерту в столовой появилась Эва. В платьице из начала пятидесятых. И в шляпке с вуалеткой. Самый гламур.
– Вижу, погуляли, мальчики, проголодались.
– Есть такое, – признал Влад, дожевывая что-то вкусное. Что именно, я нарочно старался не видеть. Чтобы не завидовать. Сам же, съев рисовый суп на молоке и соевые котлетки со спаржей, пил томатный сок сиюминутного отжима. Без соли.
Эва взяла из вазы яблоко, «белый налив», разрезала на восемь долек и начала есть. Кожицу не счищала, сердцевинку не вырезала. Покуда я пил сок, она съела полдюжины яблок. Ну да, пил я медленно, с перерывами на размышления, но всё равно это впечатляло. Глядя на Эву и Влад съел яблоко. Я не стал – после сока вкус не тот. Но взял парочку с собой. Встал, сказал, что часок поработаю с документами.
И ушел, поднялся в мезонин. Достал папку с листом, что получил от деда Захара. Раскрыл.
И бессмысленные закорючки сложились в послание.
«Око за око, зуб за зуб»
Тору, я, понятно, не читал, но слышал, что выражение оттуда. Ну, и в Ветхом Завете есть, который я тоже не читал.
Только вот смысл, похоже, другой. Ломоносовский. Если в одном месте прибудет, в другом непременно убудет. Хочешь дать слепому зрение? Отними глаз у зрячего. Не обязательно глаз, и не обязательно у человека. Нужен некий биоэквивалент – жертва, принесенная в нужное время в нужном месте. Ягненок, курица, сто быков – в зависимости от потребности. КПД, конечно, падает, но вопрос не в этом.
Вопрос – кому приносится жертва?
Теперь я знал.
Знание меня не порадовало.
Знание и не обязано радовать. Достаточно того, что знаешь.
Я ходил вдоль окон, глядя в окна то на север, то на запад – по всей окружности.
Потом спустился вниз и
