Ольф. Книга третья - Петр Ингвин
И это ее коварное «к жаждущему приключений месту»…
К жаждущему приключений! Маша хотела приключений со мной, и даже место, с которым приключаться, сообщила. То есть, «отшлепать» было прелюдией. Насколько я знаю из средств массовой информации, женщинам нравится, когда их шлепают. Возможно, эти типичная сублимация, замещение того, что по каким-то причинам невозможно. Звонкие удары по заднице…
Новая картинка заслонила вид жаждущей быть отшлепанной Маши. На сцене – я и Люба-номер-два, она стоит на четвереньках, по всему дому эхом отдаются звонкие удары тела о тело…
Сейчас фантазия в дичайших деталях рисовала, от чего я в свое время отказался. Хотелось повторить борьбу, получить повторное предложение по приложению мужской руки к жаждущему приключений месту и не отказаться.
«А как же Люба?» – спрашивала совесть.
А что Люба? Она сама виновата. В ее воле было составить мне счастье в настоящем, а она выбрала будущее. Я согласился. Будущее безраздельно принадлежит ей и только ей, а настоящее…
Я искал под кухонным столом, на подоконнике и даже над кухонной раковиной – воображение допускало и такой вариант. Маши не было. Я перешел в санузел.
Тоже нет. Я и внутри ванны поводил руками. Шагов за это время не прозвучало, а в нашей квартире беззвучно не походишь. Значит, Маша сидит где-то и беззвучно смеется над моими потугами. Я вернулся в гостиную.
Дверь в мою комнату оставалась открытой. У меня внутри похолодело. А не рылась ли Маша в моих вещах, пока я…
К счастью, ее там не оказалось.
Последнее, что осталось – ее спальня. Дверь туда тоже была открыта, я вошел на ощупь, вспомнил расположение мебели и обошел кровать по кругу. Пусто. Створки скрипящего шкафа, насколько помнится, не открывались, иначе я услышал бы. И на комод Маша забраться не могла, из-за груды вещей там просто не хватит места. Я полез на кровать.
– Наконец-то, я едва не заснула. – Маша выскочила из-под моей руки и помчалась в гостиную.
– Я же тебя нашел!
– Условие было – поймать.
Я бросился следом. Ловить на голос, на топот и на шумное дыхание легко, но мешала повязка на глазах, я все время на что-то натыкался. Маша в основном носилась по гостиной, в других помещениях я мог перекрыть ей выход. Все же, загнанной в угол, ей удалось прорваться в мою спальню, где для ориентирования мне не требовалось зрение. Мы пронеслись прямо по кровати, сбивая в кучу покрывало с одеялом и роняя подушку на пол, я уже обхватывал добычу…
Маша поднырнула под мои руки и ринулась к выходу. Я схватил ее за ноги. Со срывающимся на хохот задорным визгом Маша грохнулась на пол и, вместе со мной, как неотъемлемым приложением, поползла в гостиную. Я не отпускал, Маша пиналась, я перехватывал все выше и выше, вплоть до талии, откуда вывернуться было почти невозможно. Именно, что «почти». Маша извернулась, мои руки остались ни с чем, Маша оттолкнулась обеими ногами, в последний миг моя рука скользнула по ее пояснице, пальцы зацепились за резинку трусов…
От рывка удиравшей Маши трусы с треском лопнули, Маша снова повалилась на пол, а у меня в руках остались ее лодыжки с обвивавшей их стянутой вниз рваной тряпочкой.
Я отпустил Машу, вышел в гостиную и снял с глаз повязку. Совесть била под дых: такие игры недопустимы. Это не игры. Если продолжать игру в том же духе, Маша так же будет ловить меня, и по условиям нужно именно поймать, а не найти. У меня сил больше – значит, противница прибегнет к ухищрениям. Куда нас это заведет?
О том, что мы не родственники, знаю только я. Из-за этого, пока глаза были завязаны, на ум лезли гадкие мысли, хотелось именно такого продолжения, как случилось: эротической возни-борьбы с намеком на большее. Большее между мной и Машей невозможно, это неправильно само по себе и преступно по отношению к Любе. Из-за измены организм решил, что получил больше прав. Неправда. Я остался тем же, любовь к Любе не уменьшилась, кроме нее мне никто не нужен. Даже если дремучий инстинкт думает иначе. Главное – поступки, а не мысли. В голову что только ни взбредет. С недопустимыми мыслями, конечно, тоже надо бороться, и все же судьбу определяют поступки.
А с другой стороны – что определяет поступки? Почему человек поступает определенным образом, зачастую зная заранее, что выбранный образ – не лучший?
Не будь у меня неправильных мыслей, не случилась бы измена.
Быстрее бы пришло лето.
– Ты оделась? – спросил я.
– Да. – «Переодевшаяся», то есть заменившая порванное на целое, Маша вышла из своей комнаты, встала рядом и забрала у меня из рук повязку на глаза. – Продолжим? Теперь я вожу.
– Такое «веселье» не для меня. Хватит.
Маша скорчила обиженную рожицу:
– Ты, вообще, умеешь веселиться? Что в твоем понятии означает веселье?
– Для веселья у меня есть компьютер, а весельям другого типа мешают две причины. Первая. У меня есть Люба. Вторая. Мы с тобой родственники. В принципе, достаточно только первой причины, Люба для меня важнее всего на свете. При выборе Люба или все на свете, я безоговорочно…
Маша подавилась смешком.
– Прости, я представила… Ты сказал: «Люба или все на Свете». Знаешь, что такое «ниотамаури»?
Я отрицательно мотнул головой. Сложное для уха слово выветрилось из головы сразу же, едва было произнесено, потому поиски в интернете потерпели крах.
Маша просветила:
– Древний ритуал поедания блюд с тела девушки. Говорят, что кушанье, согретое телом красавицы, впитывает ее энергию, поэтому еда с тела гораздо полезнее. Вот я и представила некую Свету, а на ней…
Раздался еще один смешок.
Я поморщился:
