Ольф. Книга третья - Петр Ингвин
Я разувался, когда, весело напевая по своему обыкновению, Маша вышла из ванной. Создавалось ощущение, что в мое отсутствие одеждой она не пользовалась вообще. Гладкая кожа блестела и переливалась стекавшими каплями, Маша терла полотенцем мокрые волосы, а меня в прихожей заметила в последний момент.
– Ой, пардон, я не знала, что ты вернулся. – Она метнулась в свою комнату. – Сегодня ты слишком рано.
– Так получилось.
Хорошо, что камера Захара не запечатлела этот момент, а то возникли бы проблемы с Любой. В мои планы входило дожить до лета без новых приключений, хватит с меня Любы-номер-два, о которой хотелось забыть, но забыть как раз не получалось. Организм помнил и требовал продолжения. Каждая ночь становилась кошмаром, в голову лезло такое…
Из спальни Маша вышла одетой прилично, в футболке и трусиках. Натянутая на мокрое тело футболка повлажнела, но мне такой вид приносил радость, и Маша, казалось, понимала это и нарочно принимала самые эффектные позы. Ей нравилось нравиться, соблазнение было ее второй натурой. Сводить всех встречных мужиков с ума – смысл жизни. И неважно, что один из них – родственник (как она думала). Он же мужик – значит, тоже должен валяться в ногах, слагать сонеты и петь дифирамбы.
– Опять Захар приехал, – сообщил я.
– Где ты его видел?
– Во дворе.
Маша бросилась к окну. Я подошел сзади, но не слишком близко, и, как оказалось, правильно сделал. Захар стоял на том же месте и смотрел на нас. Сквозь стекло он видел, наверное, только Машу, я наблюдал сзади и сделал еще шаг назад, когда Захар направил на окно камеру телефона.
Маша задрала футболку до шеи, ткнула грудью в холодное стекло и потрясла прелестями перед бывшим любовником, а закончила концерт поочередным показом языка и среднего пальца.
Я мысленно возблагодарил Бога, что не попал в один кадр с Машей. Отныне возьму за правило: при включенном свете шторы закрывать, а при выключенном не оказываться у окна рядом с неадекватной тетей.
– Надеюсь, я достаточно четко выразила отношение, и больше он не появится. Тебе нужна ванная? Если да, сходи сейчас, чуть позже я снова займу надолго.
Маша удалилась в свою спальню.
В дверь позвонили. Я подошел, глазок показывал темноту. Наверное, на лестничной площадке свет погас, такое уже было, опять нужно лампочку менять.
– Вам кого?
Никто не ответил. Наверное, не слышат. Кричать я не стал, проще открыть.
В отворенную дверь хлынул свет, сразу вспомнилось, что лампочка на площадке светит по ночам, а днем, как сейчас, хватает света из окон.
Передо мной стоял Захар, в лицо мне опять глядел объектив фотокамеры. Вспыхнуло и, одновременно, щелкнуло.
– Урод женатый, чего тебе дома не сидится? – прошипел Захар. – Покажу снимки твоей жене, расскажу о твоих шашнях, и посмотрим, как выкручиваться будешь. По-хорошему прошу: оставь Машеньку в покое.
Со стороны ситуация выглядела комично. Лопоухий полурослик, возомнивший себя вершителем правосудия и справедливости, срывающимся голосом угрожал более взрослому и, как он полагал, опасному детине, который, на самом деле, не умел драться, не хотел драться и не имел отношения к возводимой на него напраслине.
«На него» – это на меня. Страдать за другого не хотелось.
– Маша! – позвал я.
Она кашу заварила, она пусть и расхлебывает, а я здесь вообще человек посторонний.
Любопытно, что было бы, исполни Захар угрозу. Допустим, он узнает координаты жены Юры и отправит ей снимки. Понятно, что мое лицо ей ничего не скажет, и она не обратит внимания на чужой роман. Но если факт, что ее муж путается с кем-то, будет сообщен до того, как покажут снимки, это приведет к выяснению отношений. Я понимаю, что Маша не против обнародования своего романа, но для Юры это будет концом карьеры и потерей всех сбережений – «Они вложены в дело, – говорила Маша, – своих денег у него нет, и не останется возможности зарабатывать». Жить на шее Маши он не захочет, ему и так вряд ли нравится, чем она занимается. Мне бы не понравилось.
Маша вышла из спальни в прежней одежде – просвечивающей футболке и облегающих трусиках. Влажные волосы рассыпались по плечам.
– Кто там?
– В очередной раз твой бывший.
Едва Маша оказалась на виду, Захар сделал еще один снимок. На этот раз на фото мы с Машей будем вместе, я в майке и спортивных штанах, а моя тетя-«сестра» – с торчащей грудью и в таком облачении, от которого у моей Любы и родителей – моих, Любиных и Машиных – волосы встанут дыбом. Эта фотография – действительно компромат, но такого рода, о котором Захар не предполагает. Теперь я занервничал.
– Кто тебе рассказал?! – накинулась Маша на Захара. – Моя мама? Она думает, возвращение к тебе спасет меня от какой-то беды? Запомните же, наконец, вы все: моя жизнь – это моя жизнь! Да, мой парень еще состоит в прежнем браке, и что? Он ушел от жены, теперь мы живем вместе.
Маша прижалась ко мне боком и обняла за талию. Актриса, чтоб ее вспучило и разорвало. Боится за своего Юру, а крайним остаюсь я. А вообще – хороший ход, роскошно выкрутилась.
Я подыграл, моя рука ответно обвила талию Маши, прижав еще крепче. Чем не любовнички? Осталось только поцеловаться на глазах ошарашенного парнишки.
Мой бок в районе ребер чувствовал упругую грудь. У Любы-номер-два совсем другая грудь – мягкая и неохватная, в ней тонешь, как в банке варенья, и умираешь от сладости. А у Любы…
Стоп, никаких сравнений, Люба выше этого. За грудь Любы я отдам все груди мира, и не только груди. Потому совесть и ноет: пока бесценное недоступно, тело получает удовольствие от дешевок.
Плохо сказал. Маша и Люба-номер-два – ветренны и легкомысленны, но они не дешевки. Признать их дешевками – опустить себя в собственных глазах, поскольку мне нравилось их общество. Я же не дешевка, в конце концов?
Ободренная моей помощью, Маша пылко продолжила:
– Захар, мне это надоело. Если не веришь – сиди под дверью и следи, уходит ли мой парень куда-то на
