Совок 10 - Вадим Агарев
— Я, товарищ генерал, жду конкретных вопросов на конкретные темы! — демонстративно оторвал я задницу от стула, — Пока что я таковых не услышал.
Выдав очередную дерзость, я снова умолк, оставшись стоять на ногах.
— Сейчас услышишь! — злорадно пообещал мне главмент области, — Ты у нас офицер информированный, значит, знаешь уже, что Лупарёва в петле сегодня нашли? Мёртвого?
Кто есть такой Лупарёв, я не знал и с чистой совестью так и ответил, что не знаю.
— А это твой второй крестник, которого ты в ИВС отмудохал! — охотно просветил меня хозяин присутствия, — И которого, как говорят, ты в петушиную масть перекрасил. Так что теперь, лейтенант, на тебе два жмура повисли! Тебя это не коробит?
Эвон, как! Известие о внеплановой кончине второго камерного оппонента меня не шибко огорчила. Но и не порадовало.
— Никак нет, товарищ генерал, не коробит! — бодро сообщил я Данкову, что угрызения совести, равно, как и иные морально-нравственные терзания меня не беспокоят.
— Он, этот Лупарёв, скорее всего, от глубокого раскаяния так поступил, — не отводя своих честных глаз от коварных генеральских, — Мы, слава богу, в самой свободной стране живём! И каждый волен делать свой выбор. Он свой сделал.
— А прокуратура так не считает! — обрадовал меня генерал, — Прокуратура считает, что здесь имеет место доведение до самоубийства. Что на это скажешь, лейтенант?
Вскинутыми бровями и недоумённой мимикой лица я снова дал понять, что четкого мнения по данному поводу я пока еще не имею.
— Что, и предсмертная записка есть, в которой этот Лупарёв на меня указывает? — задал я самый беспокоящий меня вопрос.
— Нет никакой записки! — после продолжительной паузы неохотно ответил Данков, — Зато есть свидетели!
— Как он вешался, свидетели? — тупо отреагировал я на сомнительное утверждение. — Так, может, они его и вздёрнули?
— Не юродствуй, Корнеев! — закаменел лицом начальник, — Свидетели того, как он на тебя жаловался. На твоё бесчеловечное поведение жаловался.
А вот это нехорошо! Если не пуржит сейчас Данков и такие слушатели лупарёвских жалоб на самом деле есть, то проблем у меня прибавится. Не критично, но тем не менее.
— Ты, что, лейтенант, думаешь, я не владею информацией, как ты того жулика опарафинил? — прищурился на меня его превосходительство, — И как тебе такое только в голову пришло⁈ Офицер, комсомолец! Ты же не зэчара потомственный, в столыпине зачатый! Зачем?!!
— Затем, товарищ генерал, что жить мне очень уж хотелось! — очень тихо и так же очень внятно ответил я, — Если бы я эту ссученную тварь не приопустил, то он бы сейчас соловьём пел в прокуратуре! И пошел бы я тогда по этапу за умышленное убийство. А так, согласитесь, всё очень хорошо получилось! А свидетели эти пусть хер сосут у дохлой обезьяны! Вместе с прокурорскими. Наперегонки!
С генерал-майором Данковым я виделся сегодня уже не впервые. Но растерянность на его лице, да еще в такой концентрации, я узрел в первый раз.
Глава 24
Генерал еще какое-то время осуществлял попытки спровоцировать меня на желание оправдаться перед ним. Действовал он по не единожды обкатанному генеральскому шаблону. И, если бы на моём месте был нормальный, то есть, обычный летёха, его метода сработала бы без осечки. Она сработала бы даже с почти любым майором или полковником.
Но весь ашкеназский цимес был именно в той незначительной и никому неведомой детали. Которую в том злосчастном овраге зачем-то инициировал всемогущий и чрезмерно весёлый дедушка. Тот самый, что порой удивляет наш земной муравейник своими непредсказуемыми выходками. То Ленина на своих подопытных ниспошлёт, то Гитлера. Теперь вот меня, бедолагу и беспокойного милицейского юношу перетасовал в суетной колоде жизни. И абсолютно неважно, откуда он всё это вытворяет. С райского облака или из пропахшей серой преисподней. Главное, что ему от этой чехарды весело. А заодно и всем нам. Правда, наше веселье и смех, чаще всего случается сквозь слёзы. Но это уже лирика, которой можно пренебречь.
Следовательно никак не мог знать генерал, что я был из другого измерения. Да и лет мне, ко всему прочему, по факту было больше, чем ему. А касательно квалификации, так я и вовсе был на несколько ступеней выше его. Поэтому на коварные пробросы старшего товарища в лампасах я реагировал без излишней чувственности и прыщавых мальчишеских переживаний.
Данков, похоже, заметил мою индифферентность и она ему, видимо, не понравилась.
— Ты зря, лейтенант, думаешь, что тебе твоё беспредельное художество забудется! — всё никак не желал униматься главный начальник областной милиции, — Да-да, ты не щерься! Я хорошо понимаю, что жулик тот вздёрнулся и сам уже жалобу на тебя никогда не подаст. Тут ты прав и с этим не поспоришь! Но мне докладывали, что несколько человек из дежурной смены изолятора видели, как ты ему на уши ссал. Еще, когда он живой был. Тебя от него, вроде бы даже оттаскивали? Или всё не так было и меня ввели в заблуждение?
— Никак нет, не ввели, — вынужден был я подтвердить факт окропления суки Лупарёва, переработанным чифирем, — Но я уверен, что в данном случае это незначительное обстоятельство ничего не меняет. Думаю, что никто из той дежурной смены не захочет давать на меня показания. Побоятся, твари, даже, если и видели! А еще я почему-то уверен, что никто в тот день так и не озаботился сделать смывы с головы жулика. И изъять, как положено эти смывы, тоже вряд ли кто-то побеспокоился! Значит, нет у прокуратуры моих биоматериалов, снятых с ушей этой суки. И уж, тем более, изъятых с Лупарёва в соответствии с УПК, — негромко и бесстрастно выдал я свои нехитрые размышления Данкову. — А уж когда этих свидетелей самих за жопу возьмут, им и вовсе не до обоссанного мной удавленника будет. Они друг друга топить станут, чтобы свою личную жопу спасти. Сильно стараться будут! Так по цепочке и дойдут москвичи до того, кто дал указание меня к жуликам в камеру поместить. Или как вы считаете, товарищ генерал?
Генерал болезненно поморщился и принялся массировать свой затылок правой рукой. Левая до побелевших костяшек была сжата в кулак и он, кажется, про неё забыл.
— Так ты, что ж, получается… Получается, что ты на ивээсных керосинить собрался? — вместо ответа на
