Совок 10 - Вадим Агарев
Пускаться в долгие объяснения мне не хотелось. Лидин пирожок издавал слишком уж соблазнительный аромат. Да и вообще… И потому я привычно пошел на сделку с совестью. То есть на грубую ложь во спасение хрупкой женской психики. Что всегда и во все времена было и есть великое благо.
— Я, душа моя, слишком дорожу нашими с тобой отношениями! — откусив от щедро отрезанного Лидой куска, ответил я, — А потому никуда от тебя не собираюсь отдаляться! УВД и должность, это конечно соблазнительно и заманчиво, но близость к тебе мне дороже всего! — я еще раз куснул от кулинарных благ, — Такую золотую женщину, как ты, любовь моя, нельзя покидать. Даже ненадолго, потому, что сразу же уведут! Поэтому буду просить генерала, чтобы оставил меня при тебе. Здесь, в Октябрьском! Отрежь еще кусочек? — стараясь говорить понятно, пробубнил я полным ртом.
Воодушевлённая моей комплиментарной невнятностью Зуева схватила нож и через секунду на моей тарелке вновь оказался огромный кусок её курника.
В половине одиннадцатого, когда я уже закрывал в сейф дела, в дверь, как всегда без стука, ворвалась Антонина.
— Ты чего, забыл, что тебе в область пора выезжать? — грозно протявкала она, бросая злобные взгляды в меня, — Беги вниз, машина Алексея Константиновича ждёт у входа! Или тебе и генерал не указ⁈
Я глубоко втянул в себя воздух. Эта энергично-вздорная, но приближенная к руководству девица откровенно измывалась надо мной. Методично и непрерывно. Уже довольно длительное время. И выдыхаться, как я имел глупость на то надеяться, она, к моей печали, не собиралась. Похоже, что в изничтожении моей неискушенной юношеской психики Тонечка решила идти до конца. Навела на меня перекрестье своего прицела и бьёт в одну точку. Надо бы её как-то дезориентировать в этом устремлении.
— Да, что там генерал! — расстроенно всплеснул я рукой с зажатой в ней телефонной трубкой, — Разве о генерале сейчас мои мысли, друг ты мой Тонечка⁈ Ведь я не слепой и вижу, что ты на меня по какой-то причине сердишься! А за что, понять никак не могу. Еще на прошлой неделе хотел зайти к твоей маме и расспросить её, как лучше и вернее склонить тебя к замужеству, но не получилось! — обреченно пожал я плечами и жалобно улыбнулся.
— Почему? — недоверчиво замерла Антонина, — Почему не получилось? — шепотом спросила она и быстро облизала пересохшие губы. — Опять врёшь?
— Эх, Тоня, Тоня! — с болью в голосе уныло покачал я головой, — Я в тот день хотел с твоей мамой познакомиться, а ты на меня накричала и я не решился. Помнишь, какие обидные слова ты мне наговорила?
Моя недоброжелательница собрала бровки в домик и задумалась, погрузившись в воспоминания. А я, вернув трубку на место, прошел к двери и тихонько вытеснил её в коридор. Потом замкнул дверь и, не теряя ни секунды, свинтил из коридора на лестницу. Оклики обескураженной барышни настигли меня уже на первом этаже.
Данилинская «Волга», с Жорой на водительском сиденье, ждала меня неподалёку от входа в РОВД.
— Здорово, начальник! — весело поприветствовал я водилу, — Нам с тобой в область к одиннадцати. Поспеем? — провокационно подначил я его.
— Права такого не имеем, чтобы не успеть! — с пафосом изрёк водитель Данилина, не приняв моей весёлости. — Тебя же генерал ждёт? — с любопытством взглянул на меня он.
Пришлось подтвердить утечку информации относительно моей встречи с Данковым.
В приёмной начальника УВД я появился с запасом в пять минут. На месте ряженой мамлейки сидела прежняя тётка. Со мной она поздоровалась вполне доброжелательно. Адъютант Данкова тоже что-то промямлил в мою сторону. Из чего я сделал вывод, что начальник УВД ядом в мой адрес пока не брызгал. В противном случае, генеральский порученец меня бы просто проигнорировал.
— Заходите, вас ждут! — сухо разрешил мне придворный майор, когда стрелки стоявших в приёмной часов сошлись на одиннадцати.
Оглядев себя в зеркале, я шагнул к двери.
— Проходи, лейтенант! — оторвавшись от бумаг, ответил на моё приветствие Данков, — Садись ближе! — указал он мне на приставной стол и потянулся к селектору.
— Чай будешь? — спросил он перед тем, как нажать на клавишу переговорки.
— Буду! — не стал я позиционироваться как бедный и чрезмерно скромный родственник, — С лимоном, если можно.
Продублировав в коммуникатор мои пожелания, генерал-майор без стеснения взялся меня рассматривать, словно сейчас он видел меня впервые.
— Рассказывай, лейтенант, как служба? Как настроение? — начал он проявлять беспокойство обо мне.
— Нормализуется настроение, — лаконично ответил я и продолжил своё ожидание обещанного чая.
Данков хотел что-то сказать в ответ на мою краткую и флегматичную реакцию, но промолчал, так как в кабинет зашел адъютант с подносом. Дождавшись, когда шнырь в майорских погонах расставит на столе чайный реквизит, генерал жестом дал ему понять, что больше его не задерживает.
— Я так понимаю, что ты обиду на меня держишь? — отхлебнул из своей чашки лампасный товарищ, — Или не держишь? — всё-таки дал он мне шанс прогнуться.
Но прогибаться мне не хотелось. Тем более, что делать это в любом случае было нельзя. Поэтому я неопределённо пожав плечами, сыпанул две ложки сахара в свой чай и начал веслить его ложкой.
— Зря ты это! — опять отхлебнув из своей посуды, укорил меня Данков. — Вижу, ты считаешь, что я тебя сдал, а это не так. Совсем не так! Молод ты еще, Корнеев, и потому невдомёк тебе, что не мог я тебе тогда ничем помочь! Всё было решено на самом верхнем уровне и моё мнение в тот момент никого не интересовало.
Я опять пожал плечами. Позволяя собеседнику расценивать эти свои ужимки, как тому заблагорассудится. Заверять отца-командира в том, что помещение в ИВС для меня носило фиолетовый оттенок, я не стал. Пусть уверится в том, что я не тварь дрожащая, а, напротив, могу себе позволить обиду даже на генерала.
Однако, начальник милицейского гарнизона области лимит терпимости к младшему начсоставу видимо уже исчерпал. И продолжать дальнейшую беседу в прежнем ключе не собирался. Возможно, я ошибаюсь, но его вегетарианское настроение начало разбавляться раздражением.
— Ты чего тут партизана изображаешь⁈ — со стуком поставил он стакан с чаем на стол, — Тебе генерал вопросы задаёт, а ты жеманишься и молчишь, как комсомолка
