Кровавый след - Таня Хафф
– Мне нужно с вами поговорить!
Звонок телефона заставил их обоих замереть. Мгновение спустя в кухню вошла Надин, перевела взгляд с одного на другого и вздохнула.
– Звонит Вики. Ее голос звучит слегка странно. Она хочет поговорить с…
Селуччи не стал дожидаться, пока назовут имя, сразу протопал в кабинет и схватил трубку. И все же он понимал: Генри позволил ему ответить на звонок, без разрешения Фицроя он не сдвинулся бы с места.
«Если этот человек всего лишь автор любовных романов, то я…»
Он не смог придумать достаточно сильного сравнения.
– Да?
– Где Генри?
– А что? – Майк знал, что лучше не срываться на Вики, и все равно это сделал. – Хочешь поцеловаться по телефону?
– Уймись, Селуччи. – Она говорила очень устало. – Карл Бин был членом американской команды по стрельбе на летних Олимпийских играх тысяча девятьсот шестидесятого года в Риме.
Гневу больше не было места в разговоре, поэтому Селуччи задвинул его подальше.
– Значит, ты нашла своего стрелка.
– Похоже на то.
В ее голосе не слышалось радости.
– Вики, эту информацию надо передать в полицию.
– Просто позови Генри. Я вообще не знаю, почему ты подошел к телефону.
– Если ты сама не сообщишь, это сделаю я.
– Нет, не сделаешь.
Селуччи собирался сказать, что их дружба и вервольфы не могут быть превыше закона, но холодная решимость в голосе Вики его остановила. На мгновение ему стало страшно. Потом осталась только усталость.
– Послушай, Вики, я приеду и заберу тебя. Мы ничего не будем делать, пока не поговорим.
Взрыв криков на кухне заглушил ее ответ, и, сунув телефон под мышку, Селуччи направился к двери, чтобы ее закрыть.
Затем остановился. Прислушался. И понял.
Хорошие копы никогда не смеются над интуицией, от нее слишком часто зависит их жизнь.
– Ситуация изменилась. – Он прервал Вики, не расслышав, что она сказала. – Тебе придется вернуться самой. Питер пропал.
Шторм крадучись одолел двадцать метров открытого пространства, припав к земле так, что касался ее шерстью живота. Добрался до каменного фундамента сарая и замер. Доски были старыми, покоробленными, между большинством из них сочились полоски света.
Он перекинулся – чтобы убрать мешающую морду, а не потому, что у меховой ипостаси зрение было лучше, чем у другой, – и припал глазом к щели.
На конце длинного стола горела керосиновая лампа, освещая профиль человека из джипа. Человек стоял спиной к двери и что-то делал, но Питер не мог разглядеть – что. К краю стола был прислонен дробовик, так, чтобы до него можно было легко дотянуться.
Сквозь запах человека и лампы, сквозь стойкий запах животных, которых когда-то держали в сарае, пробивался сильный запах смазанной стали, исходящий не только от дробовика.
Питер нахмурился, перекинулся и бесшумно направился к большим двустворчатым дверям.
Одна створка была приоткрыта – достаточно широко, чтобы он смог проскользнуть внутрь в любом виде, но недостаточно широко, чтобы он смог ворваться в сарай и сразу кинуться на типа за столом.
Шторм скривил губы в оскале, его горло завибрировало от беззвучного рычания. Человек его недооценивал; если вервольф не хочет, чтобы его услышали, его не услышат. Он мог войти, развернуться и атаковать прежде, чем человек успеет дотянуться до дробовика, не говоря уж о том, чтобы успеть прицелиться и выстрелить.
Шторм двинулся вперед. Запах смазанной стали стал сильнее. Земляной пол продавился под его передней лапой, он замер… И увидел капканы.
Три капкана были установлены в приоткрытой двери, в вырытых в полу углублениях. Ямки прикрыли чем-то достаточно легким, чтобы не помешать захлопнуться стальным челюстям. Кажется, пахло мхом, который тетя Надин посадила в саду.
Шторм мог легко перепрыгнуть через капканы, но пол за ними тоже был перекопан, и он не мог точно сказать, куда можно без риска приземлиться. И он не мог перекинуться и обезвредить капканы, не став мишенью для дробовика.
Прижимаясь носом к стенам, он обошел строение. Во всех местах, где можно было бы ворваться в сарай, пахло одинаково. Во всех, кроме одного. Высоко в восточной стене, почти скрытое за ветвями молодого конского каштана, виделось небольшое квадратное отверстие, оставшееся с тех времен, когда в амбаре держали скот: через это оконце передавали тюки сена на чердак.
Как правило, вервольфы не лазали по деревьям, но это не значило, что они не умели лазать.
Мозолистые пальцы рук и ног нащупывали опоры, скорее всего недоступные для рук и ног обычного человека. Питер осторожно прополз по опасно тонкой ветке, проверил отверстие, не обнаружил ловушек и бесшумно скользнул внутрь, поздравляя себя с тем, что перехитрил врага.
На старом чердаке пахло только старым сеном и пылью. Низко пригнувшись, Питер пробирался по огромной квадратной балке, пока не смог заглянуть в сарай.
Почти прямо под ним стоял стол, на котором возле лампы лежали сверток в коричневой бумаге, записная книжка и тяжелый холщовый фартук.
Человек из джипа посмотрел на часы и замер, склонив голову набок, прислушиваясь.
Вся эта затея была ловушкой, причем ловушкой, приготовленной специально для меховой ипостаси вервольфа. Питер больше не сомневался: вот убийца членов его семьи. Человек знал вервольфов достаточно хорошо, чтобы правильно угадать, в какой ипостаси Питер явится сегодня вечером.
Парень ухмыльнулся, его глаза заблестели в свете лампы. Он никогда еще не чувствовал себя таким живым. Каждая его жилка звенела. Он не станет разочаровывать человека; тот хотел получить меховую ипостась вервольфа – значит, он ее получит. Зуб и коготь достанут его.
Добравшись до конца балки, Шторм перекинулся, с рычанием взвился в воздух и всеми четырьмя лапами приземлился на спину человека внизу. Вместе они рухнули на землю.
На одно короткое мгновение Марк Уильямс обрадовался, увидев существо, прыгнувшее с сеновала. Он правильно рассчитал, как поведет себя тварь, – до мельчайших деталей. Вот только он не подумал о чердаке и не до конца осознал, с чем ему придется столкнуться.
Еще никогда в жизни он не испытывал такого ужаса. Он отбивался, как одержимый. Однажды он видел, как немецкая овчарка убила суслика, схватив его сзади за шею и раздробив позвоночник. Нельзя допустить, чтобы такое же сделали с ним.
Когти прорвали его тонкую рубашку и впились в кожу, горячее дыхание обдало ухо. Уильямс сумел извернуться и просунуть предплечье между открытыми челюстями зверя, другой рукой лихорадочно нашаривая на полу упавший дробовик.
Шторм запрокинул голову, отпустив руку, и рванулся вперед, к открывшемуся горлу.
Марк увидел свою приближающуюся смерть. А потом тварь вдруг замерла.
«Черт, чувак. Я не могу просто взять и перегрызть горло парню! Что я творю?»
Внезапно жажда крови исчезла.
Поджав ноги, упершись ими в брюхо зверя, Марк пнул его изо всех сил.
Ошеломленный, Шторм с тяжелым стуком ударился о землю и с трудом встал.
Пол под его левой задней лапой поддался, стальные челюсти сомкнулись.
Услышав щелчок и тут же – вопль боли и страха, Марк медленно привстал на колени. Он улыбнулся, увидев, как рыжий волк борется с капканом, извиваясь и рыча в панических попытках освободиться. Его улыбка становилась все шире по мере того, как борьба слабела. Наконец, существо, тяжело дыша, вытянулось на полу.
«Нет! Пожалуйста, нет!»
Он не мог перекинуться. Не мог, пока его лапа оставалась в капкане.
«Больно. О боже, как больно».
Он чуял запах собственной крови, собственного ужаса.
«Я не могу дышать! Больно!»
Шторм смутно понимал, что капкан не так опасен для него, как человек, который приближался, ощерив зубы, – тот был гораздо, гораздо опаснее. Шторм заскулил, скребя передними лапами по земле, но не смог подняться. Его голова внезапно стала слишком тяжелой, чтобы ее можно было удержать.
– Вот я тебя и поймал, сукин ты сын.
Яд был надежным. Марк порадовался, что заплатил за него не зря. Поморщившись, он потянулся к своему плечу, и его пальцы стали красными. Оставаясь на всякий случай там, где его нельзя было достать, он плюнул на пол рядом с мордой существа.
– Надеюсь, тебе чертовски больно.
«Может быть… если я завою… они меня услышат…»
