Исполняющий обязанности - Василий Павлович Щепетнёв
– В доме, что ли, барском?
– Да и в доме тоже.
Я взялся за лопату и выбрал место меж двух корней. Как прогалинку. Вдвоем не уместиться, я один и старался. Копалось на диво легко, будто не опушка леса, а песчаная куча. Хотя по виду земля как земля. Чернозем.
Через пятнадцать минут я натолкнулся на череп. Стал копать осторожнее.
Точно череп. Но странный. С отверстием посреди лба.
– Пуля? – спросил Влад.
– Непохоже. Смотри, края овальные, гладкие, и стенки. Глазницы.
– Или пазухи лобные.
– Я не анатом, может, и пазухи. Но отверстие скорее походит на третий глаз.
– Ну да. Лазерный. «А во лбу звезда горит».
– И очень может быть, – из вредности сказал я. – А ещё зубы. Точнее, клыки.
– Да, клыки – что надо клыки. С такими клыками часовых снимать хорошо.
Я положил череп в яму и прикопал землей. – Вот теперь можно и в Кунгуевку, старожилов расспрашивать, – прислонив лопату к дереву, я пошёл к дому.
– Кунгуевка – она в другую сторону, _ поправил меня Влад.
– Пешком, что ли, идти? А вдруг придется какую-нибудь памятливую старушку подвезти? Нет, идем за машиной.
Спорить Влад не стал. Что спорить. Тут до машины идти пятнадцать минут самым неторопливым шагом, а до Кунгуевки больше часа – торопливым.
Работа в усадьбе спорилась: спутниковая антенна уже глядела в небо. Почти два метра в диаметре. Можно было и поменьше, ставили с запасом – на случай густой облачности или вспышек на солнце. Дополнительные тяги долженствовали компенсировать парусность.
– Как сигнал? – спросил я Санина.
– Есть сигнал, Иван Петрович. Хороший сигнал. Сейчас деталями занимаемся, в смысле – тонкостями. В тонкостях вся премудрость.
– Ну, занимайтесь, занимайтесь.
Мы прошли в гараж, сели в «Нюшу», да и поехали.
Медленно. Когда едешь медленно, поместье увеличивается в размерах. Иллюзия, но и вся наша жизнь отчасти иллюзия.
У бука, рядом с вырытой ямкой, стояла дама. По виду – байкерша: затянута в кожу, крепкое телосложение, черные очки. Ну, или на актрису, играющую байкершу. Только без байка. С виду ей можно было дать и двадцать пять лет, и пятьдесят пять. Под каким углом смотреть, при каком освещении. С артистами всегда так. С байкершами тоже, у них год за два. Думаешь, пятьдесят, а – только тридцать. Ветер странствий и мотор сжигают ресурс. Но глаза только два, и зубы с виду нормальные. Никакой саблезубости.
– Привет, мальчики, – сказала она.
– И тебе привет, прекрасная незнакомка – опередил меня Влад. Нет, не опередил – я не торопился начать разговор.
– Куда едете, кого ищете? – спросила дама.
– Да просто… прохлаждаемся.
– Едем мы в Кунгуевку, в надежде узнать, историю того – вернее, той, кто закопан под этим деревом. То есть вашу, не так ли? – сказал я.
– Ты чего, Иван? – Влад подумал, что я сказал нарочно, чтобы интерес привлечь.
– Ну, теперь можно и не ехать. Сама расскажу. Что они в Кунгуевке помнят? Да и переврут, человеческая память ненадежна, как и сами люди.
Я вышел из машины, взял лопату, покопался в земле. Земля стала плотной, обыкновенной. И никакого черепа.
– Себе не веришь?
– Себе-то я верю, – ответил я, очищая лопату о траву. – Но разве трудно проверить?
– Эй, вы о чем?
– О том Влад, что существо, которое мы собирались откопать, стоит перед нами.
– Ну да, стою. И долго мы так будем стоять?
– А вы того… Обратно деревом стать не хотите?
– Дерево… – дама посмотрела на бук. – Дерево уже мертво. Закон сохранения энергии в действии. Появляется куколка – умирает гусеница, появляется бабочка – умирает куколка.
– Так вы что, из этих… Из насекомых? – Влад явно не верил незнакомке
– Мы из дриад, – с достоинством ответила дама. – Существуем как в виде флоры, так и фауны.
– Вот насчет фауны хотелось бы подробностей, – сказал я.
– Вы же понимаете, на слово нам, как и всем, в общем-то, верить нельзя.
– Я это учитываю.
– Тогда ладно. Слушайте. По вашей, человеческой версии, за некие прегрешения человечество было изгнано из Рая, а змей – оставлен в Раю. То есть создатель явно благоволил к рептилиям. На деле же – или, по крайней мере, в нашей версии, – из рая как раз изгнали Змея. Изгнали в места суровые, безжалостные, и, чтобы выжить, змеям пришлось измениться. И в результате получилось то, что получилось.
– То есть вы – рептилоид? – спросил Влад.
– Как-как? Рептилоид? Не более, чем гуманоид. Скорее – флороид. Дриада. Существо, зависящее от растений и, при необходимости, само становящееся растением.
– Буком? – спросил я.
– Зависит от окружения. Метаморфы активизируют те или иные зоны ДНК – кстати, у вас по-прежнему преследуют генетику?
– Нет, у нас генетику, кибернетику и Пастернака не преследуют – блеснул учёностью Влад. – У нас вообще, если хотите, капитализм. Эксплуатация человека человеком. Есть богатые, их мало, и есть бедные, их много.
– Понятно. Капитализм, значит. Ну-ну…
– Капитализм, не капитализм, это вопрос спорный, – сказал я. – Но сейчас мы спорить не будем. Сейчас важнее другое – ваш статус. Как я понимаю, за те минуты, что нас не было, вы нарастили и тело, и одежду.
– Да. Используя запасы дерева.
– И давно вы вообще живете здесь, в смысле – на Земле?
– Точнее сказать – в этой тени Нави? По вашему летоисчислению с одна тысяча семьсот девяносто четвертого года от рождества Христова. У вас ещё вспоминаю рождество христово, или окончательно введено революционное счисление от Великой Октябрьской Социалистической Революции?
– От рожества, от рождества, – снова показал начитанность Влад. – А о революции мы как бы и забыли. Не совсем, но как бы.
– А в частности? Где вы живете в частности?
– Последние шестьдесят лет – в лесу. То есть сначала меня убили, но Федор Федорович знал о моей природе. Закопал. Выросло дерево. А в нужный момент произошла метаморфоза, и вот она я вся.
– Поподробнее насчет нужного момента, если можно.
– Про солнечные вспышки в ваше время ещё не забыли?
– Не забыли.
– А я живу по вспышкам Нави. Вспыхнуло – и я из состояния растительного перехожу в состояние животное. Без негативной коннотации. Человек ведь тоже животное, не так ли?
О коннотации я ничего не знал, но о том, что человек – одно
