Исполняющий обязанности - Василий Павлович Щепетнёв
– Бутафория. Слепили из материала, похожего на кость, ты и клюнул. Пока мы ходили за машиной, череп убрали, а даму поставили. Вот и вся загадка.
– А документы? – я показал паспорт.
– Невелика редкость при нынешнем уровне печати. И проникнуть внутрь, подложить и документы, и одежду и прочую мелочь могли хоть месяц назад. И у криминала, и у силовиков специалистов дверь открыть-закрыть хватает. Но и нестыковок хватает. Ты говорил, дядя твой усадьбу в девяностые купил, а она сорок третий год упоминала.
– Да… Или он тогда был директором усадьбы музея?
– И сколько же ему лет?
– В пределах возможного. Сам видел – по сто лет живут в Кунгуевке.
– Ну, сказать-то нетрудно. И сто, и двести…
– Значит, по-твоему, всё это маскарад и оптический обман чувств?
– Ну почему по-моему? Если что-то можно объяснить просто, зачем объяснять сложно?
– А как же пионерский лагерь? Тоже постановка? С оградой, с зеленым небом и лазерной огромной луной в новолуние?
– Я ж не говорю, что всё-всё-всё просто. Есть место понятному, есть место непонятному. Я что-то утомился, пойду, вздремну часок.
Я тоже утомился, но спать не собирался. Пошёл, посмотрел, как дела со спутниковым интернетом. Штатно, сказал Санин, осталось наладить вай-фай. Не нужно налаживать вай-фай, сказал я. Просто подсоединить компьютеры кабелями. Прямо здесь, в палатке. Сколько компьютеров куплено? Четыре? Ну, и мой пятый. Ну да, распакуйте и поставьте. На столики. Столики купили? Это хорошо.
Для кого компьютеры? Скорее, для чего. Для вида. Для введения в заблуждение. Нет, если кто хочет письмо послать, новости узнать или книгу умную почитать, пожалуйста. Но без фанатизма. Нет, системы слежения за пользователями ставить не нужно. Тут все люди взрослые. Понимают. Да, а паренек Паша где?
Паренек Паша укреплял сетку в курятнике. Чтобы куры и цыплята могли гулять, не опасаясь атаки коршунов. Сверху – сетка. Коршуны не глупы, знают, что сетка прочная. Но время от времени её, сетку, следует укреплять. Попросту, привинчивать саморезами к столбикам. Ветер, он сетку расшатывает, расшатывает и саморезы. А Паша их ввинчивал до упора, а где нужно – и новые ставил. Врезал.
Я посмотрел, прикинул: работал Паша основательно, и закончит не скоро.
– Павел, можно тебя оторвать от дела? Нужно.
Он подошел.
– Дед Захар… Он умер, так.
– Умер, конечно.
– А кто в Кунгуевке… ну, не его возраста, помоложе, лет восьмидесяти, но с хорошей памятью? Мне узнать нужно кое-что. Важное.
Он подумал секунду-другую.
– Старых людей немало, и с памятью у многих в порядке, но вам, пожалуй, подойдет Волохов Иван Ильич.
Я не стал спрашивать, кто он, Волохов Иван Ильич. Узнаю.
– Только он немой. Его понять трудно. Он больше знаками объясняется. Или пишет.
– Писать-читать обучен.
– Он на латинском языке пишет. Не по-русски. То есть если к нему обращаться, понимает всё, но отвечает только письменно и по латыни. Он до войны латинский язык в московском мединституте преподавал. В тридцать восьмом был арестован, как врач-вредитель. Потом выяснилось, что и не врач, и даже не вредитель, но он уже был немым. Вернулся сюда, здесь работал пастухом. Долго работал, пока стадо было. Сейчас на пенсии.
– Признаться, латынь у меня ненадежная. То есть я ещё не пробовал, но так думаю.
– Я могу переводить.
– Ты знаешь латинский язык?
– Да. У нас многие его знают. Иван Ильич обучил. По своей методике. Да он нетрудный, латинский язык.
– Это хорошо. Тогда и я попробую выучить. Ну, а сейчас я прошу помощи у тебя.
– Хорошо. Только инструмент в сарай положу и скутер возьму.
Ага. Поедет сам по себе. Независимо. Уже не в первый раз. С другой стороны, скутер для пацана порой значит больше, чем шестисотый Мерседес для крутого парня. Свобода.
Я же выбрал «Нюшу». Всегда неплохо иметь несколько свободных мест.
– Только не гони, – предупредил я Павла. – Мало ли кто на дорогу выбежит, выскочит или выползет.
Паша не ответил, но скутер сдерживал. Не спешил.
Я притормозил у бука – того самого, давешнего. Времени прошло немного, но было видно – с деревом неладно. Листья пожухли, и пахло от него нездорово.
Влад и тут скажет – налили какой-нибудь гадости, и отравили дерево. Для достоверности Эвиного рассказа.
Нет, что Эва о многом умалчивает, я знал наверное. Ничего удивительного, мы все о многом умалчиваем. Иначе всю жизнь проводили бы в разговорах, и всё равно о многом умолчали бы.
Но простейшей оценки, знака плюс или минус я ей поставить не мог. Не сумел. Не разглядел. Не научился я нечеловеков разглядывать. В остальном я с Владом был согласен: что за усадьбой следят, и следят внимательно, и при случае какой-нибудь фокус постараются провернуть. Но вот в то, что Эва – нечеловек, я не верил. Я знал.
Пашка подъехал на скутере, озабоченно посмотрел на дерево:
– Нужно срочно рубить. Нехорошо, когда такое дерево стоит.
– Я подумаю, – ответил я. Мне рубить дерево, даже больное, не хотелось. Лучше какого-нибудь специалиста по растениям пригласить, доктора деревьев.
– Тут думать нечего, к ночи дерево нужно будет распилить и сжечь. Да мы сами справимся, миром.
Мы поехали дальше.
– Я только сначала Фоме Михайловичу про дерево скажу, он в Кунгуевке староста, а потом мы и к Ивану Ильичу пойдём.
Он остановился у дома – самого обыкновенного, не богаче и не беднее остальных, но окруженного сплошным двухметровым забором профилированного железа, прислонил скутер к дереву, теперь обыкновенной березе, и постучал в калитку. Та открылась – или вовсе не была заперта, – он вошел, и через пять минут вышел.
– Готово. Теперь можно и к Ивану Ильичу.
20
Иван Ильич жил скромно даже по меркам забытой деревни. Нет, скромно – не значит непременно плохо. Просто не ходили по двору гуси, не квохтали куры, не блеяли козы. Да и огорода у него не было, и палисадника в цветах тоже. Не было, впрочем, и сорняков. На всем пространстве вокруг избы росла трава. Обыкновенная зеленая трава. И дерево средних размеров. Клён. Под кленом – простенький столик на одной ноге, скамейка, опять простейшая – два столбика и доска между ними.
Участок был огорожен штакетником. Невысоким, по колено. А там, где у людей калитка, штакетника не было. Заходи, если нужно. Если очень нужно.
Мне было нужно.
Не успели мы с Пашей дойти до середины двора, как из дому показался хозяин. Лет восьмидесяти, одет он был старомодно и не по-деревенски: в светло-серый костюм, при темно-красном галстуке и летней, в дырочках,