Сны разума - Дари Псов
– Мистер Рейнс, – раздался голос Вудсворта. Он стоял рядом, руки напряжены за спиной, его лицо было бесстрастным, как всегда, но в глазах – тень тревоги. – Вы… вернулись.
– Не то слово, – пробормотал я, медленно поднимаясь с кресла. Мои ноги дрожали, я уже не тот юнец, кто может устраивать утренние пробежки в ад и обратно.
– Госпожа Лонгфорд ждёт вас, сэр. Если вы готовы, я проведу вас к ней.
Я поднялся, пальцы ещё не до конца чувствовали себя частью меня, но в голове уже звучало знакомое предупреждение: никогда не выходи из разума слишком резко. Однажды так уже было – тогда я потерял часть себя. Не помню какую.
Я кивнул дворецкому.
Мы двинулись по коридору. Тишина в доме была вязкой, липкой, тянущейся за каждым шагом. Окна тонули в сумерках, но, казалось, что за ними день имитировал ночь. Вудсворт остановился перед дверью и открыл её.
Она сидела в полумраке, словно забытый портрет на стене заброшенного особняка. Чёрная вуаль скрывала её лицо, оставляя лишь смутное очертание. Длинное траурное платье терялось в глубине комнаты, создавая ощущение, будто она вообще не двигалась, а просто растворялась в тени. Её руки были сложены на коленях, а спина держалась прямо, словно её хребет был опорой небес. Чёрная вдова в своём логове.
– Леди Лонгфорд, – произнёс Вудсворт, – это мистер Рейнс.
Запах был тонким, но цепким – лёгкий аромат жасмина, старой бумаги и чего-то холодного, как серебро, оставленное на ночь под дождём.
– Детектив, – её голос был тихим, безжизненным, словно эхо мыслей, что слишком долго повторялись в пустоте.
– Могу я включить свет, мэм? – спросил я. Мне нужно читать людей, их мимику и движения. Работа такая. Сейчас передо мной была женщина без формы, без ритма, без движений.
– Боюсь, если вы хотите, чтобы нас разговор состоялся, придётся вам довольствоваться этой обстановкой.
– Мои соболезнования, – произнёс я, садясь напротив.
– Вы здесь не для них, – ответила она без тени осуждения. В полутьме вообще было мало теней.
– Верно. Я здесь не для них. Вы знаете, для чего я здесь. Кем был ваш муж за закрытыми дверями?
– О, за закрытыми дверями, – прошептала она, как будто эти слова сами по себе что-то значили. – Он был… обычным.
– Обычным?
– Для человека, который жил с туманом за окном, – голос её был тих, но в нём была неуверенность.
– Что вы имеете в виду?
Она всё также изображала древнего сфинкса:
– Туман приходит в наши умы раньше, чем на улицы, детектив.
Я не отвёл взгляда.
– Ваш муж же строил отпугиватели?
– Если бы они работали, мы бы жили на земле предков.
– Я должен войти в ваш разум.
– Что мне нужно делать, детектив?
– Ничего. Но я обязан вас предупредить, что мой разум не хирургический инструмент. Скорее, ржавая игла. Он способен оставить загрязнения. Изменения в психике. Например, тяга к дрянному виски.
– Вы хотите сказать, что можете оставить часть себя во мне?
– Да. Но не только это. – Я провёл пальцем по рукоятке револьвера. – Я могу унести с собой что-то ваше. Чужие мысли липнут, как мокрый пепел. Иногда они остаются дольше, чем хотелось бы. Это… Обмен, который нельзя отменить. Если я умру там, внутри вашего разума, тогда там навсегда останется мёртвый циничный детектив. Так что постарайтесь держать своих демонов на привязи.
Она не ответила. Я достал револьверы.
– Оружие?
– Это мои якоря. Часто забываю, где берега.
– Это не опасно – засыпать с оружием в руках?
– Тело сковывается во время сна. Вам знакомо ощущение, когда вы спите, но вдруг понимаете, что тело не двигается? Вы открываете глаза, видите комнату, слышите звуки… Но что-то не так. Что-то стоит рядом, дышит вам в ухо, тянет за простыню. Это сонный паралич. Когда сознание уже очнулось, а тело ещё спит. И пока ты беспомощен, твои собственные страхи принимают форму. Тёмные сущности. Только для меня они реальны. Поэтому и нужны револьверы.
– Я готова, – сказала она наконец.
– Тогда начнём, – я скрестил руки с револьверами на груди.
В этот момент дверь приоткрылась, и в комнату вошла служанка с подносом. На серебряном подносе – фарфоровая чашка с тёмным чаем, ложечка, лежащая под идеальным углом, тонкая струйка пара, поднимающаяся в воздухе и растворяющаяся среди запахов комнаты.
– Госпожа… – тихо произнесла она, – я принесла чай.
– Не сейчас, Мэри, – ответила леди Лонгфорд, не поворачивая головы. Её голос был мягким, словно полотенце, протирающее кухонный нож.
Служанка замерла на мгновение, её глаза скользнули по мне, затем по револьверам в моих руках. Она быстро поклонилась и, стараясь не греметь подносом, развернулась, исчезая в полумраке.
Вздохнул.
Закрыл глаза.
И шагнул внутрь.
Коцит
Холод.
Я почувствовал его ещё до того, как увидел хоть что-то. Он пришёл раньше, чем свет, раньше, чем сознание до конца собралось в новом месте. Это был не холод зимнего утра, не пронизывающий ветер с океана. Это был вечный холод – тот, что цепляется за кости, проникает под кожу, замораживает кровь в венах и запечатывает всё живое в неподвижности.
Я открыл глаза.
Передо мной раскинулась белая пустошь, мёртвая, бесконечная, без краёв и границ. Лёд трещал под ногами, но не ломался. Горизонт терялся в густом, кружащемся снежном вихре. Ветер выл, как голодный зверь, а небо было таким пустым и тёмным, что казалось, будто звёзды – ложные воспоминания. Сама Вселенная отвернулась от этого места.
Скорбь по мужу? Или она просто снежная королева? Есть один детектив-идиот, чья работа – разбираться в таких вещах. Вот только сейчас он больше занят тем, чтобы сохранить все части тела на месте.
Я шёл, не зная, куда иду. Ориентиров не было. Признаков жизни – тоже. Только снег. Только ветер. Я продолжал идти, чувствуя, как холод проникает всё глубже. Но я знал, что должен выжить. Мой мозг должен был поверить, что я могу выжить. А если я хочу вернуться, мне придётся убедить этот мир, что я этого заслуживаю.
Мои истосковавшиеся по цветам глаза мгновенно выцедили из белизны чей-то силуэт. Силуэт, расплывающийся в вихре снега, качающийся, словно не решаясь идти вперёд. Джаспер Лонгфорд. Моложе лет на двадцать, но всё ещё старик. Одет совсем не по погоде, в костюме для акционерных собраний и визитов рождественских духов. Но не мне быть судьёй моды.
Покойный пошёл в бурю, и я устремился за ним. Проблеск направления в расследование согрел меня изнутри, ведь других источников
