Руслан Галеев - Радио Хоспис

И чтобы как-то скрасить этот нелегкий период вашей жизни, доктор, я поставлю вам «My Own Country» Телена Гварда. Адьос, доктор Паулюс. Я сделал все, что мог…»

Они ждали у квартиры, четверо в черных костюмах, точно такие, какими изображают агентов в фильмах средней руки, и пятый в форме городского ополчения. Стас остановился на лестничной площадке этажом ниже и молча уставился на них. Наверное, это должно было значить, что ему плевать, откуда они, и на то, что стоят у его дверей, тоже плевать. Наверное, получилось неплохо, потому что агенты отдела внутренних расследований стали неуверенно переглядываться. И только человек в черно-белой униформе остался спокоен. Он неторопливо спустился, встал перед Стасом и некоторое время смотрел ему в глаза. Интересно, что он мне скажет, подумал Стас. Но ополченец ничего не сказал. Он нанес стремительный удар кулаком в солнечное сплетение. Стас даже боли не успел почувствовать. Потерял сознание.

Стас пришел в себя, но еще четверть часа лежал без движения. Этому не учили на курсах детективов, но была другая школа, уроки которой не забываются после сдачи экзаменов. Может, потому, что та школа и была экзаменом, от начала и до конца.

Итак, он лежал на чем-то жестком, но не чувствовал холода. Видимо, не на полу. Скамья? Да, возможно, и это уже странно. Он ожидал, что его либо бросят в какую-то камеру, либо посадят на стул и прикуют наручниками. Но его уложили, и руки, судя по всему, были свободны. Грудь болела. Но больше не болело ничего, значит, его больше не били. Срубили одним ударом – и все. На языке детективов это называлось «упаковать». Стаса «упаковали».

Через закрытые веки он чувствовал свет. Но он не был ослепительным, как если бы лампа была направлена ему в лицо. Вообще, это бы и не вязалось: сначала его уложили, освободив руки, а потом направили свет в лицо. Нет, не вязалось бы. Так что это была лампа, обычная лампа под потолком. Кабинет или комната. Но не камера, не было характерной сырости в воздухе. И пахло кофе и табаком. Кабинет.

В комнате кто-то был. Стас слышал, как шелестит бумага, потом кто-то кашлянул, заерзал на стуле. Один человек. Итак, его уложили на скамью в кабинете, где находится только один человек, причем именно находится, занимаясь своими делами, перебирая бумаги, видимо, на столе, покуривая. А задержанный между тем лежит со свободными руками. Это было… странно.

Стас глубоко, шумно вздохнул и, раскрыв глаза, сел.

– О, господин Бекчетов, вы очнулись.

Это и правда был кабинет. Две стены обычной кирпичной кладки и еще две, обитые деревом. Несколько картотечных ящиков и шкаф с папками. Окно с закрытыми жалюзи, лампа под потолком. Небольшой напольный сейф из тех, что созданы для того, чтобы на них стояли графины с водой и стаканы. Доска на стене с пришпиленными документами. И обычный стол, на котором были аккуратно разложены две стопки бумаг, разделенные письменным прибором из малахита. За столом сидел… клерк. Такой обычный клерк. Он внимательно смотрел на Стаса и вежливо улыбался. Эта была стандартная улыбка, совершенно неискренняя, но и ничего за собой не скрывающая. Что-то вроде униформы, которая натягивается по определенному случаю. Улыбка, при которой улыбаются только губы.

– Где я? – спросил Стас и почувствовал, насколько пересохло его горло.

– Вы в отделе внутренних расследований, – поспешил объяснить клерк и тут же потянулся к графину. – Но не волнуйтесь, к вам у нас нет никаких претензий. Мои подопечные слегка перестарались, сами понимаете, время сейчас напряженное. Сдали нервы. Но это, конечно, не повод, ни в коем случае… Поэтому виноватый будет наказан. Административно, разумеется.

Клерк встал и протянул Стасу стакан. Вода была слегка застоявшейся.

– Как вы себя чувствуете? – спросил клерк, все еще стоя и как бы слегка наклонясь к Стасу.

– Ничего. А, простите, вы кто?

– Я… Алкинсон. Майор Алкинсон. Руководитель отдела борьбы с внутренней коррупцией.

– А… Вы сказали, что у вас нет ко мне претензий.

– Нет-нет. – Клерк натянуто улыбнулся и даже поднял руки, но потом, словно сам удивившись этому движению, поспешил опустить их на стол и сел. – Конечно, есть некоторые тревожные сообщения. Ну, знаете, о вашем покровительстве некому небезупречному антикварному магазину.

– Это не покровительство, – ответил Стас, чувствуя, что почва разговора становится зыбкой, – Фарик Абалай мой информатор.

– Да-да, вы не беспокойтесь. Мы проверили эту информацию, и она подтвердилась. Точнее, ее подтвердил старший детектив Югира. Царство ему… Так что не волнуйтесь, никаких серьезных претензий у нас к вам нет. Мы всего лишь хотели задать вам несколько вопросов. К сожалению, мои подчиненные не совсем верно поняли приказ и перестарались… Впрочем, мы ведь про это уже говорили. Надеюсь, вы не станете принимать случившееся недоразумение близко к сердцу.

Стас кивнул. Можно подумать, у него был выбор. Связываться с отделом внутренних расследований в здравом уме? Что вы, разумеется, он не принимает случившееся недоразумение близко к сердцу.

– Я все понимаю. Ребята просто перегнули палку. Бывает.

– Верно. – Майор Алкинсон положил руку на одну из бумажных стопок. – Перегнули. Скажите, Станислав… Вы позволите мне вас так называть? Я, видите ли, скорее гражданское лицо…

– Да, пожалуйста.

– Хорошо. Скажите, Станислав, как давно вы знаете Готфрида Уоллиса?

Стас почувствовал, как что-то сжалось в груди, вспомнил разговор на последней пьянке в «Долине», вспомнил, о чем предупреждал Гейгер в китайском ресторане.

– Я знаю Готфрида с детства. Точнее, с юности, мы вместе учились в мореходном училище.

– На Сардинии?

– Да.

– Это ведь было не простое училище, – уточнил клерк. – Там воспитывалась морская элита, дети богатейших семей Европы, Азии, даже с Американского континента, да?

«Ты же все и без меня знаешь, – подумал Стас, – наверняка».

– Да. По большей части. Но были курсанты из небогатых семей.

– Да-да, из тех, что получили стипендию. Это нам известно. Но Готфрид Уоллис был не из них. Так же, как и вы, и остальные ваши друзья. Друзья из «Долины», я имею в виду.

Вот оно, понял Стас. Значит, их и правда слушали. Черт, они же несли там все, что в голову придет. Но тогда почему именно Скальпель? Они болтали все, почему же этот сморчок допрашивает его именно о Скальпеле? «Спокойно, – приказал самому себе Стас, – отвечай честно, потому что они наверняка откопали всю подноготную». Поэтому да, честно, но аккуратно, ничего лишнего, ничего, что могло бы подставить друга.

– Да, мы все были из обеспеченных семей.

– Из богатых, просто обеспеченные семьи не могли позволить себе оплачивать учебу и проживание на Сардинии. Но это не важно, так, ремарка, не имеющая никакого отношения к сути вопроса. Скажите, а что вам известно о родителях Готфрида Уоллиса?