Совок 12 (СИ) - Агарев Вадим
Очень вовремя воскресив в памяти недавнее выражение лица Талгата Расуловича, изображавшего непринятого светом аристократа, я и на своём лице тоже смандячил нечто подобное. А заодно и позу принял соответствующую.
— Да потому что кроме Ирки Алдаровой, никто такого намудрить не сможет! — не желая сдаваться, отчаянно выкрикнула неоспоримый и последний аргумент Лида. Будучи до невозможности расстроенной моим коварным и неважно, что мнимым предательством, — Даже Данилин не сможет! И даже я до такого изъёб#тва не додумалась бы! Только она, сука, на такое способна! Поэтому к ней из города старшие следаки и замы следствия за советом приезжают! Ты видел, сколько у неë коньяка и банок с импортным кофе в шкафу стоит⁈
Последний довод меня добил окончательно и я начал безудержно стебаться. Смеялся я долго и с удовольствием. Вместе с недобрым весельем выплёскивая нервное напряжение, которое накопилось за предыдущие и непростые дни. Несколько раз начинал было успокаиваться, но взглянув на недоумённо-обиженную физиономию капитана Зуевой, каждый раз срывался в новый приступ уже не совсем здорового расколбаса.
— Сволочь ты, Серёжа! — Лида почти спокойно сообщила мне истину, давно уже известную всем моим и даже некоторым посторонним, пока еще, женщинам, — Вместо того, чтобы осознать и попросить прощения, ты бессовестно ржешь надо мной! — нелогично пожаловалась она мне на меня же и обиженно шмыгнула носом.
Да, так и не дождавшись правильной реакции, и не встретив у меня понимания, Зуева начала распаляться по второму кругу. Надо было не упустить момента и вовремя придавить зарождающийся бабий бунт в самом его зародыше. Прямо сейчас задушить этот мокроносый, бессмысленный и беспощадный бунт ревнивой курицы. Как-то по-другому назвать сейчас Лидию Андреевну у меня не повернулся бы язык.
— Лида, ты безумная дура! — ровным голосом доктора из районной поликлиники продолжил я следовать выбранным ранее путём, — Даю тебе честное слово, что всё, что лежит у тебя на столе, придумал и написал я. Только я, ты слышишь меня, Лидия⁈ И никакая Алдарова даже ни сном, ни духом об этих бумажках не ведает! Это же ты сама, Лида, меня так вдохновила на все эти гениальные процессуальные ходы! — я по её примеру, точно так же потыкал пальцем в свои черновики и лихоумные наброски, — Ты и никто другой! В те самые счастливые для меня мгновения, Лида, когда перед обедом ты вот этот самый сейф своим лбом толкала! С моей посильной помощью… Помнишь, как в те минуты были мы с тобой счастливы, душа моя?
Я сделал шаг к железному ящику и благодарно похлопал ладонью по его верхней дверце. Точно так же, как обычно хлопаю по заднице его хозяйку.
— Нет, этого не может быть! — тихо произнесла так и не поверившая мне Зуева. — Сергей, ты мне не врёшь? Только честно скажи! Признайся и я обещаю, что всë прощу и больше не буду на тебя сердиться!
Её расстроенное и растерянное лицо читалось, как открытая книга. Я видел, что начальнице очень хочется мне поверить. Поверить в то, что разлучнице Ирке Алдаровой ничего не обломилось от роскошного лейтенантского тела. Ни сегодня, ни когда-либо. И, быть может, ничего не обломится ей, и впредь. Однако в её голове, кроме суетного и воспалённого сознания обычной ревнивой бабы, присутствовал еще и разум крепкого профессионала. Который трезво мыслит и потому понимает степень высочайшей квалификации, без которой просто невозможно составление этих чертовых бумажек. Нахально лежавших сейчас на её столе.
— Я тебе не вру, любимая, и мне уже давно пора ехать к москвичам! — с усталой обидой на неверие в мою гениальность и патологическую честность, хмуро пробурчал я, — Ты мне, наконец, скажешь, что тут не соответствует действующему УПК и до чего может докопаться Данилин? Или прокурор?
— Всё здесь так! — после недолгой паузы и как-то по-новому глядя на меня, уверила Зуева, — Не вижу я тут несоответствий. И Данилин, думаю, не будет с тобой спорить по указанным тобой основаниям! — Но тебе бы с Ирой еще посоветоваться… — пересилив себя, не стала кривить совестью ради своих индивидуальных бабьих глупостей моя любимая женщина. — Ты всё-таки зайди к ней завтра утром, она ведь на самом деле очень крутая!
Оценив жертву Лиды, я решил рискнуть и ограничиться только её профессиональным мнением. К тому же, я и сам давно не новичок в уголовном процессе, и сейчас просто хотел подстраховаться. На предмет некоторых нюансов в реалиях нынешнего правоприменения. Что ни говори, а в прошлой жизни этого времени, прожженным юристом я еще не был.
— Мне, душа моя, и твоего экспертного заключения более, чем достаточно! — доверительно положил я руку на шикарный попец Лидии Андреевны Зуевой, — Нет, Лида, не проси, не пойду я к тёте Ире! Ты мне гораздо больше нравишься! Ты во много раз красивее и табачищем у тебя изо рта не воняет! Давай, поцелуемся?
Постепенно моя любимая начальница успокоилась и моим мифическим тяготением к Алдаровой меня уже не попрекала. Минут за пять обсудив какие-то мелкие детали, мы с Лидой попрощались и я пошел к себе. А Зуева, благосклонно позволив пометить себя поцелуем в щеку, стала собираться домой.
Перед дверью квартиры старшего советника юстиции Эльвиры Юрьевны Клюйко я стоял уже через сорок минут. Жила она от Октябрьского райотдела недалеко, но какое-то время я потратил на приобретение цветов. Выбор флоры был по-советски небогат и мне пришлось довольствоваться примитивными гвоздиками. Которые в моём сознании еще в той, в прошлой жизни, крепко застолбились в качестве похоронного реквизита.
Звонить подруге перед выходом из РОВД я не стал. Чтобы не дать ей возможности отказать мне в гостеприимстве. Вдоволь нахлебавшись кипящего молока в обществе внезапно взбесившейся Лиды, теперь я предусмотрительно дул на воду. Так-то Эльвира спокойнее и уравновешеннее Зуевой. Особенно, когда дело касается взаимоотношений со мной. Но прогнозировать эмоции беременной женщины, да еще в сторону оптимизма, по моему скромному мнению, занятие весьма неблагодарное. И оттого чрезвычайно рискованное.
Но нет, встречен я был милостиво. Скажу больше, Эльвира Юрьевна была мне рада. Особенно её умилили собственноручно сотворённые мной голубцы. Удостоив неприцельным поцелуем в висок и отправив меня мыть руки, сама будущая мать направилась на кухню.
Я с немалым удивлением отметил, что сейчас Эльвира гораздо больше походит на обычную среднестатистическую домохозяйку, нежели на сурового важняка из Генпрокуратуры. Я и раньше знал, что обмануть природу невозможно, а теперь убедился в этом воочию. В очередной раз. Из хладнокровной и безжалостной волчицы, моя любимая женщина постепенно начала превращаться в нормальную и уютную бабу. В тёплую и мягкую. И я никак не могу сказать, что мне это не нравится!
— Неделю тебя не видел, но как ты изменилась! — восхищенно поцокав языком, приобнял я сзади свою икряную самку, — Попа стала ядрёней, а титьки и вовсе бомба!
Я с уважительным вожделением почтил грудь Эльвиры наложением рук.
И, что меня несказанно порадовало, не был в следующую секунду послан вдаль. Как это было в половине случаев прежде.
Стоя у плиты, моя старшая любимая женщина контролировала процесс разогрева принесённой мною еды.
— Голубцы-то кто готовил, небось Пана Борисовна? — переворачивая деревянной лопаткой разогреваемый продукт на сковородке и снисходительно улыбаясь, поинтересовалась Клюйко, — Ведь не Лиза же?
Не знаю почему, но я почувствовал себя уязвлённым. Самым натуральным образом. Быть может, потому, что был потенциально готов и имел все необходимые навыки и способности, чтобы воспроизвести для этой женщины более изощренные кулинарные изыски.
— Довольно обидно мне от тебя такое слышать, Эля! — отпустил я из своих пригоршней задорно торчащие, хоть и заметно потяжелевшие сиськи. И отодвинул свой эрегированный пах от дорогой мне задницы, — При моих к тебе чувствах, солнце моё, воспринимать это горько и даже оскорбительно!
— Я самым святым готов поклясться тебе, любовь моя, что к этим голубцам ни Пана, ни, тем более, Лизавета, даже пальцем не прикоснулись! Почему ты подвергаешь мои слова сомнению? — с жаром и преисполненный неподдельной искренностью, возмутился я, исподлобья взирая на ненаглядную.
