Йен Бек - Парк прошлого

Толпа оживленных Зевак ломилась в скромную палатку, вывеска на входе в которую гласила: «ЗНАМЕНИТЫЙ ПАНДЕМОНИУМ ЯГО». Псалтырь протиснулся в самое начало очереди и заплатил несколько пенсов за вход.

Внутри было тепло. Какие-то Зеваки ели печеные каштаны, купленные у торговца на площади; люди шумно гомонили, предвкушая развлечение. Худощавый актер в акробатическом трико наигрывал какой-то мотивчик на трубе, еще один громко бил в барабан. Затем из-за кулисы появился сам Яго и под взрыв аплодисментов поклонился зрителям. Артист воздел руки вверх, и все затихло.

— Привет, Яго! — одними губами прошептал Псалтырь и осклабился.

— Дамы и господа, добро пожаловать в наш знаменитый Пандемониум Яго! Яго — это я! И я хочу без промедления представить нашу знаменитость, прибывшую к нам издалека, из далекой заснеженной России, восхитительную Еву!

Когда девушка танцевала на тонком канате, она делалась совершенно другой, раскачиваясь и кружась высоко над головами зрителей! Чем дольше Псалтырь смотрел, тем острее чувствовал в ней какую-то совершенно особую таинственность. Девушка замирала на канате, балансируя зонтиком, и вдруг подпрыгивала, да так, что вся толпа вздыхала от восторженного ужаса. Она делала сальто в воздухе (и, как обычно, Псалтырь думал, что это просто невозможно), а после опускалась на канат безупречно и четко, ни разу не запнувшись, и застывала неподвижно, с высоко поднятой головой. Она двигалась так уверенно и грациозно! Толпа ревела в восхищении и дико хлопала. Люди сидели практически вплотную, близко подавшись вперед, стараясь получше разглядеть восхитительную Еву. В завершение своего выступления артистка подхватила Яго — взрослого, хоть и худощавого мужчину — на руки и прошлась по канату, держа его на весу, балансируя, словно при помощи обычного шеста. Наконец-то она спустилась с каната вниз, на крошечную сцену, будто спланировала вниз, хоть это и было едва ли возможно, в замедленном падении. Она раскрыла солнечный зонтик и проплыла над толпой. У людей на миг перехватило дух, как будто при виде настоящего чуда. Артистка казалась неподвластной обычным законам физики. Псалтырь безуспешно высматривал проволоку, хоть какую-то поддержку, которая могла бы замедлить падение девушки с высоты, но ничего не было видно. «Что за трюк — непонятно, — размышлял он, — но очень ловко».

Ева легко приземлилась на постамент, присела в реверансе, а после вскинула головку, ослепительно сверкнула ясными глазами и одарила публику замечательной белозубой улыбкой. Настоящая красавица: идеальная нежная кожа, тонкие черты лица, узкий подбородок, задорно вздернутый носик и, самое главное, сияющие, изумрудно-синие глаза.

После того как представление закончилось, Псалтырь протиснулся сквозь толпу и нырнул под заграждение, которое отделяло Зевак от цирковых повозок.

Лошадь тихонько жевала солому, не обращая внимания на шум и гам. Псалтырь погладил животное, прижался щекой к теплому боку.

— Хорошая, — похвалил он, как будто рассчитывая на ответ. Лошадь покачала головой и одобрительно фыркнула.

Яго сидел на верхней ступеньке повозки, утирая лицо и затылок полотенцем. Он встал и посмотрел на гостя.

— Привет-привет! — произнес он. — Как поживает таинственный мистер Лейтон? Ты поосторожнее, а то однажды все закончится слезами. — Он добродушно ухмыльнулся. — Пристроить бы тебя на честную работу в цирке… Еву хочешь повидать? Конечно, представление смотрел?

— Конечно, — отозвался Псалтырь. — Она сегодня выступила лучше обычного!

— Она с каждым разом все лучше, — согласился Яго и громко постучал по ступеньке.

Ева показалась в проходе, легко спрыгнула из повозки на землю и вскинула изящную головку навстречу Псалтырю.

— К тебе пришли, — проговорил Яго.

Девушка протянула гостю руку, а Псалтырь, вовремя вспомнив о хороших манерах, слегка поклонился и неловко пожал протянутую ладошку. Прекрасные глаза цвета морской воды смотрели на него близко-близко; нежная кожа светилась безупречной свежестью.

Оба смущенно помолчали.

— Я видела, как ты погладил лошадь, — сказала Ева.

— Хорошая лошадь! — подхватил Псалтырь и, осклабившись, добавил: — Я вот все пытаюсь разгадать твой трюк в финале.

— Это никакой не трюк. — Она посмотрела на него, не мигая.

— У тебя такие глаза… — пробормотал карманник. — Забавно… я как раз на днях спас тут одного парня на улице, он из Зевак… Так вот, у него глаза ровно такого же цвета, как твои!

— Ты часто спасаешь людей на улицах?

— Так, иногда… Просто он попал в беду, а я его выручил.

— Ты по-доброму относишься к нашей лошади, по-доброму отнесся к этому юноше…

— Калебу.

— Калебу. Так вот, ты ему помог, значит, ты хороший! Я так и знала, что хороший! Придешь еще на наше представление?

— Конечно! — заверил Псалтырь. — И очень скоро. А может, и Калеба с собой возьму. Ты еще здесь будешь?

Ева обернулась к Яго.

— Мы еще немножко тут повыступаем?

— Зеваки придут, так выступим, если только никуда не уедем.

— Мне нужно вернуться домой, но очень скоро я опять приду! — пообещал воришка.

— Да-да, и снова непременно навести нас! — отозвалась девушка с ослепительной улыбкой.

Весь обратный путь до Фурнье-стрит Псалтыря преследовал мстительный туман. Карманник думал о Еве. У него было полным-полно знакомых девушек, но ни одной такой же, как она. Особенная! Он познакомился с красавицей, и к тому же она сочла его хорошим, добрым. Он испытывал к ней какую-то неведомую ранее близость, а ведь совсем ее не знал. Как же так? Псалтырем овладело головокружительное безумие.

ГЛАВА 36

Хмурым ноябрьским вечером в парадной гостиной мистера Уильяма Лейтона горело лишь несколько ламп. За последние полчаса в комнате постепенно собралась странная компания, состоявшая из зажиточных местных жителей и Зевак. В полумраке все расселись вокруг стола. Калеб собрал у гостей промокшие пальто, плащи, шляпы и шарфы и, как велено, развесил неподалеку от гостиной. Псалтырь взимал плату за вход — сплошь крупные банкноты. Стопка на серебряном подносе быстро росла.

Мужчины были одеты в темные фраки, сорочки с высокими белыми воротничками и парчовые жилеты, украшенные золотыми цепочками от часов. Дамы в строгих платьях из тусклого бархата темных оттенков зябко кутались в узорчатые шали.

Пришла пора начинать. Калеб затворил двойные двери, задернул изнутри тяжелые плотные портьеры. С большой помпой появился мистер Лейтон. Присутствующие выпрямились на стульях, точно школьники при внезапном явлении директора. Все с готовностью чего-то ждали. Калебу было велено стоять у стеночки, пока не понадобится.