Мосты (СИ) - Костылева Мария

Элья не сразу справилась с шоком от услышанного.

— Я думала, у полицейских хорошее жалованье… — растерянно произнесла она, чтобы хотя бы что-то сказать.

Саррет хмыкнул, но ответил сдержанно:

— Не у всех. И тут не в жалованьи дело. Таким людям всегда мало… Хорошее место, давай здесь. Доставай жаровню.

Место оказалось так себе — но, по крайней мере, тут было немножко посуше. Деревья слегка расступались, образуя небольшой пятачок, а толстый ивовый корень, вылезший из земли, можно было использовать как лавочку.

Элья полезла в ранец, чтобы извлечь оттуда тот странный предмет, который Саррет раскопал у Охотника на чердаке — походную жаровню, работающую на белом огне. Негаснущий белый огонь был разожжён внутри полого круга, приваренного к складной подставке. С помощью специального рычажка силу пламени можно было регулировать: от крошечного, размером с маковое семечко, оно могло при правильной настройке разрастись на весь круг. Впрочем, снаружи этого было не видно: принцип работы жаровни Саррет объяснил Элье в теории, потому что и раньше сталкивался с таким штуками.

Когда девушка достала жаровню, та была холодной: крошечное пламя совсем не грело. Саррет быстро её установил и покрутил рычажок.

— Скоро нагреется, можно будет поджарить остатки картошки и хлеб.

Мясо они решили приберечь — оно хранилось дольше.

— Да, сейчас…

Элья достала из ранца продукты, а заодно залезла в тайный кармашек внутри, где лежали иланские бумажные деньги. Часть из них дал ей Саррет — на билет до Тангроля, а также на пиррей, на гостиницу и на непредвиденные расходы. Но у неё оставались ещё и свои деньги, и сейчас она выгребла несколько купюр, крепко сжав их в кулаке.

Когда выпрямилась, Саррет сидел возле жаровни на небольшом камне. Он сверлил взглядом чёрный круг на ножках, будто мог таким образом его поторопить. Хотя думал он вовсе не об обеде, это Элья могла бы сказать наверняка.

— Я на минутку отойду, — сказала девушка.

— Угу.

Элья поспешила прочь. Сначала она шла просто торопливо, но когда пропала из поля зрения Саррета, то побежала во весь опор.

Вопреки её опасениям, Малт Ипрес недалеко ушёл с поляны. Его направление она угадала верно — в сторону Тангроля, напрямую: они же с Сарретом делали небольшой крюк.

— Простите… господин Ипрес!

Мужчина развернулся, вид у него был мрачный. Глаза больше не улыбались, и теперь его заросшее лицо с глубокими морщинами выглядело скорее отталкивающе.

— Разве мой сын не посвятил вас в то, что меня лишили фамилии?

— Просто вы так назвались, когда вас хотели казнить, вот я и повторила. Прошу прощения…

— Да не за что… — Малт всё-таки выдавил улыбку. — Так чем могу служить, госпожа… Аль, так ведь?

Элья нервно кивнула.

— Возьмите, пожалуйста, — она протянула пачку денег, — это на билет…

— Простите, я не нищий. Вы ошиблись. Я просил о помощи родного сына, а не клянчил милостыню у незнакомца…

— Это от Саррета, — быстро сказала Элья.

— Ну да… — Малт скептично сощурился. Он не верил. — Девушка, не стоит…

— Он не хотел, чтобы вы знали. Хотел, чтобы это выглядело, как будто от меня. На самом деле… на самом деле, он хочет помочь вам.

Лицо старика потеплело, глаза засияли… Элья только сейчас поняла, что он старик, пусть даже ему было едва за пятьдесят. Восемнадцать лет в тюрьме всё-таки никого не красят — а искренние эмоции смывают напускное. В это мгновенье он предстал перед Эльей настоящим, и для неё, словно заново научившейся жить и особенно остро воспринимавшей окружающий мир, это было почти больно. И Элья убедилась, в том, что поступает правильно. Даже если Саррету когда-нибудь станет известно об этом. Но всё-таки попросила Малта не выдавать её. Мало ли что.

— Я когда… — он смущённо опустил глаза, — я когда пришёл к нему… ну, после освобождения… мне открыла дверь его жена. Мне показалось, что она… ну, в положении… вы не знаете, кто у них родился?

— Знаю, — не сразу отозвалась Элья. — Девочка.

Когда она вернулась к жаровне, там ничего не изменилось.

Элья вздохнула и распределила по чёрному кружку картошку и хлеб.

— Послушай, если этот ублюдок всё-таки сдаст нас… — вдруг заговорил Саррет, — если тебя будут искать и поймают… с передатчиком…

— Я про тебя ни слова не скажу, — сразу пообещала Элья.

Он поднял на неё глаза.

— Как раз таки наоборот. Скажешь. Но придерживаться будешь версии, что ты работаешь со мной недавно. Что я собирался тебя арестовать — но предложил альтернативу. Велел просто доставить передатчик и отдать связисту сообщение. Бумажку якобы потеряешь… Настаивай на том, что тебе ничего не известно. Просто пришёл я и сказал тебе: отнеси эту штуку и передай тому-то там-то. Если спросят, как выйти на Гартана — сдавай и его без зазрения совести.

Элья вздохнула и села рядом с ним.

— Если ты к тому времени уедешь, то какая разница, что я буду говорить?

— Разница в том, что они будут потом делать с тобой. Я не верю, что они посмеют тебя пытать, но лучше не давать им повода даже подумать об этом.

Элья вспомнила изогнутое заклинанием пространство, крики несчастного торговца и собственное тело, почти лишившееся подвижности после заключения на пороге миров…

— Конечно, не посмеют, — сказала Элья, сама удивившись тому, как уверенно звучал её голос. — Но Макора может воспользоваться магией. Она уже дважды пыталась разговорить меня таким образом.

— Если захочет. Но, судя по тому, что ты рассказывала, нянчиться с тобой Макора больше не намерена. А если ещё выяснится, что ты её предала… В общем, лучше не попадайся. Будь предельно осторожной, проверяй все засовы, ни с кем без необходимости не общайся. Когда дождёшься от меня сообщения — или не дождёшься до второго числа — сразу же поезжай в Аасту, причём не третьим, не вторым, а исключительно первым классом. Из купе не выходи. Денег тебе должно хватить, хотя… если учитывать возможную коронацию, цены на билеты вполне могут поднять. Давай я тебе ещё дам, на всякий случай…

— Не надо, мне хватит.

Но Саррет, не слушая, полез за пазуху.

— Ты что, взял с собой к мосту все деньги, которые у тебя были? В крупных купюрах?

— Практически все. В Илане я завёл привычку выходя из дома собираться так, будто могу туда не вернуться. Как видишь, пригодилось.

— Тебе самому-то там хватит на билет?

— Конечно. Я считаю, сколько у меня остаётся.

— Всё равно, у меня ещё свои есть…

— Твои — это твои, — отрезал Саррет. — Так же как мои — это мои. А это государственные средства, которые я, как куратор, вручаю тебе, как агенту, для успешного завершения операции. А то, что эта операция идёт вразрез с отданными мне распоряжениями — уже на моей ответственности.

Элья сунула деньги во внутренний карман пальто, потом подошла к жаровне, чтобы перевернуть хлеб и картошку.

— При твоём отношении к делу, странно, что тебе до сих пор не вернули фамилию. Ты ведь давно работаешь в Доме Полиции, должны были бы, по идее…

— Человеческий фактор, — ответил Саррет. — После окончания Академии я попал в подчинение к бывшему другу своего отца. Тот всю эту историю воспринял как личное оскорбление и объектвно относиться ко мне не мог. Так что папаша и тут мне подпортил все карты.

— Он же не мог знать… — Элья снова уселась рядом, подтянув к себе ноги. На ивовом корне сидеть было не очень удобно, однако, если притерпеться — то вполне ничего.

— Я не понимаю, почему ты его защищаешь. В этом человеке нет ничего, что заслуживало бы подобного отношения. Он свёл в могилу мою мать, он отправил меня в интернат — и теперь делает вид, что в воспитательных целях. Про «сложные условия» — его слова, он когда весной заходил, попробовал пооправдываться. Это конченный человек, и всё, что он с собой сделал — его ответственность, следствие его собственных, совершенно осознанных действий. Которые он продолжает совершать — тоже совершенно осознанно. Я ни секунды не сомневаюсь, что его хотели повесить за дело.