Евгений Филенко - Энигмастер Мария Тимофеева

– У вас шесть часов, чтобы устроить свои дела, – роняет она плачущим голосом.

– Ну-ну, – говорит он благодушно. – Я не столь пессимистичен. Простите мне мою дерзость, но у вас нет желания сменить туалет и присоединиться ко мне за этим столом? Ничего не имею против вашего нынешнего убранства, но боюсь, что буду неоправданно часто отвлекаться.

Цепляясь за стенку, Маша поднимается на ноги. На ней по-прежнему «вторая кожа», которая облегает ее почти как первая, предъявляя стороннему глазу не только все достоинства фигуры, но и недостатки. При иных обстоятельствах Маша могла бы испустить игривый визг и, кокетливо прикрываясь, убежать переодеваться. Но сейчас ее мысли заняты иным. Если по правде, они разлетаются во все стороны подобно фейерверку.

Тем не менее она находит в себе силы запереться в техническом отсеке, приспособленном под гардероб и склад использованной одежды. Нынче ей не до нарядов. Поэтому она берет темно-серые шорты и серую майку с длинным рукавом. В полном соответствии с ее актуальным мировосприятием. И даже не вспоминает про заколку-диадемку с фальшивыми рубинами. Забрать спутанную гриву под бандану – все, на что хватает ее душевных сил.

Может быть, картина изменилась, а она все пропустила? Например, за время ее отсутствия открыли вакцину против кванна. Или Мухомор внезапно обнаружил, что никакой это не кванн, а безобидная фигня. Гарин не может быть настолько безрассудным. Ну, а идиотом он никогда не был.

Маша возвращается к столу. Гарин мычит нечто неразборчивое и выглядит крайне удовлетворенным. При виде Маши он вскакивает и подвигает ей свободное кресло, о котором она все эти дни даже не вспоминала.

– Голубчик, – обращается он к Мистеру Паркеру. – Не сочти за труд, мне чашечку крепкого кофе без сахара, а барышне… – он вопросительно смотрит на Машу.

– Цианистого калия в растворе, – мрачно роняет та.

– Сию минуту, сэр… мэм… – произносит Мистер Паркер, и в его обычно ровном баритоне отчетливо слышатся нотки отчаяния.

В зловещем молчании протекают минуты ожидания. Наконец появляется Мистер Паркер с подносом, на котором стоят две большие чашки.

– Ваш кофе, сэр. Ваш цианистый калий, мэм.

Гарин с любопытством следит, как Маша энергично прикладывается к своей чашке и слизывает молочные усы.

– Ангел мой Машенька, – наконец отверзает он уста. – Интуиция энигмастера подсказывает мне, что у вас образовалось слишком много вопросов и вы в затруднении, с какого начать. Поэтому рискну их предупредить своими разъяснениями. – Он делает маленький глоток. – М-мм… Любезный, как бишь вас…

– Мистер Паркер, к вашим услугам, сэр, – откликается робот.

– Прекрасный кофе. Вы уже выстроили какие-то планы на будущее? Возможно, вскоре мне понадобится умелый и интеллигентный мажордом.

– Благодарю вас, сэр, – Мистер Паркер отвешивает церемонный поклон. – Но я пока не готов сменить место работы.

– Мы это обсудим во благовременье, – внимание Гарина снова приковано к Маше. – С чего бы начать? Ну, допустим… Скажите, Машенька: я похож на сумасшедшего?

– Да, – уверенно отвечает она.

– Гм… – похоже, она застала его врасплох своей реакцией. – А на идиота?

– Одно лицо.

Гарин озадаченно смеется.

– Постоянно забываю, что вы такой же энигмастер, как и я, и попадаю в ловушку вашего обаяния. Смею, однако же, вас уверить, что я не то и не другое. И здесь я потому, что убежден: эта версия кванна или, как ее обозначил доктор Вишневский, протокванн, безопасна для человека. Ну, или, по крайней мере, для таких людей, как мы с вами.

Небрежным движением он собирает в беспорядочную кучу Машины разрозненные заметки, кое-где украшенные рисунками на свободные темы.

– Ничуть не удивляюсь, – продолжает он не то с иронией, не то с вдохновением, – что за столь продолжительный период времени вашу прелестную головку не посетило ни единой продуктивной идеи. Не говоря уже о работающих вхолостую мыслительных аппаратах всей вашей группы. Что же до мистера Брауна и герра Вишневского, то их извилинами в этом контексте можно смело пренебречь. Все мы традиционно исходим из статистически достоверного утверждения, будто кванн губителен для рода человеческого, равно как и для всего сущего в известной нам части Галактики. А что если это устаревшее преставление?

– Но последний случай гибели людей от кванна… – пытается ввернуть хотя бы словечко Маша.

– …отмечен четыре с небольшим года тому назад, – кивает Гарин. – Что указывает на чрезвычайную редкость колоний кванна в сфере интересов человечества. И не забывайте, что это был классический кванн, а не тот, с каким мы имеем дело здесь, на Бханмаре. Меня же, применительно к казусу, условно именуемому «казусом Маши Тимофеевой»…

– Кто же, любопытно знать, его так поименовал? – не удерживается от легкой язвительности Маша.

– Ваш покорный слуга… заинтересовали два аспекта проблемы. Аспект первый: природа кванна. На сей счет имеется множество захватывающих предположений, проверить либо подтвердить которые по понятным причинам представляется затруднительным. Лично я склоняюсь к гипотезе, что кванн – это такое же свойство неживой материи, как плотность или, там, цвет.

– Зеленое, – говорит Маша. – Или красное. Или убивает людей.

– Поверхностно, хотя суть вы ухватили верно. Этим, в частности, объясняется необязательность для заражения кванном так называемых «ворот инфекции». Кванн не нуждается в воротах, применительно к нему имеет резон говорить о «пространстве инфекции». Он либо существует в данной точке пространства, либо нет. Отсюда столь значительный и не поддающийся логике разброс очагов кванна по известной нам области Галактики. Мы ведь не настолько самонадеянны, чтобы предполагать, будто мироздание изначально питает благосклонность к экспансии живой природы, совершаемой в связи с появлением у оной наклонностей к рассудочной деятельности! – он вдруг устремляет взор в потолок и болтает свободной ногой. Совсем как Маша в минуты раздумий. – Гм… Весьма заманчиво списать генезис кванна на все тот же разумный фактор. Что-де в старобытные времена некая сверхцивилизация создала сугубое наноскопическое оружие против недоброжелателей, не рассчитала с избирательностью и сама же пала его первой жертвой. Но эти вольные измышления оставим фантастам. Мы же, как ответственные исследователи, обязаны исходить из фактов и не противоречащих им гипотез. Например, что кванн – это специфическая форма организации неживой природы либо природы, не полностью отвечающей актуальным критериям «живого». Что эта форма произвольно привязана к астрономическим локациям. В самом деле, если бы кванн был способен, подобно электромагнитному излучению, беззапретно странствовать в межзвездном эфире, с живой природой было бы покончено в исторически ничтожные сроки… Что эта форма неким образом структурирована и квантуется едва ли не на атомарном уровне. Вообразите себе незримую и неощутимую паутину, в которую попадает живое существо. Нет, слишком неточно… Представьте себе, что кванн – это дополнительная характеристика гравитационного взаимодействия. Конечно, у нас имеются гравигенераторы, позволяющие не только передвигаться в пространстве, но и создавать внутри обитаемых замкнутых пространств комфортные условия обитания. Но мы понятия не имеем, как изменять кванн-компонент гравитационного поля. Да и не только мы, кстати…