Дарья Зарубина - Носферату

— Даже не мечтай, — взвился мой напарник. — Ты на Земле. В городе Санкт-Петербурге. Так что прошу не делать насчет моей жены даже мысленных допущений. Какого бы то ни было толка.

Я примирительно похлопал его по руке. Но Юл только фыркнул и уставился на дорогу. Хлоя всегда оставалась его основным и, возможно, единственным уязвимым местом. Только возле дома Отто Юл немного отошел и даже улыбнулся мне, открывая дверь машины.

— Штаб, сэр, — браво отрапортовал он. — Дислокация фюрера. А ракушки я вам на русский переведу, наберу и даже распечатаю…

Я не стал ввязываться в очередную словесную дуэль. Мой старый друг Отто Штоффе не дама, чтобы я защищал его честь от словоблудия Юла. Отто на данный момент был тем самым, «который может знать» — единственной ниточкой к тем, на чьи широкие плечи я собирался перевалить саломарское дело. Мне, даже с припусками на болезнь и самонадеянность, уже стало совершенно очевидно, что спустить саломарца в унитаз и самому выпутать дядю из паутины этого дела не получится. Настала пора сдаваться «соответствующим органам». Этот таинственный ливер залегал где-то глубоко в теле государства, и я всегда старался не делать резких движений и по возможности оставаться в стороне от засекреченной перистальтики страны. Увы, необходимость знакомства назрела, и ради спасения дяди придется навязать невидимым силам безопасности человечества отношения с одним носатым типом. И в помощники я планировал позвать Отто.

Нет, он не был секретным агентом, монстром шпионажа или еще кем-то из тех, кого не стоит называть вслух, особенно на ночь. Отто всю свою жизнь был умницей. Золотой головой, самородком, одним из невзрачных на вид вундеркиндов, которых, в какой бы стране они ни родились, быстро замечают опытные садовники и в специальных теплицах и оранжереях для умниц выращивают гениев.

С тех пор как мы окончили школу, Отто пополнил немногочисленные ряды тех, о ком все знают приблизительно одинаково и никто не знает толком ничего. Полтора десятка лет назад страна оценила математический, физический и прочие таланты моего школьного друга и теперь охраняла своего гения с перманентным рвением. Жучков, камер, прослушек и подглядок в его квартире не было только в санузле и кабинете, поскольку одни службы с традиционной взаимностью не слишком доверяли другим. За сантиметровый клочок бумаги с парой цифр, добытый из кабинета Отто, среднестатистический криминальный элемент мог заработать в любой на выбор валюте столько, что хватило бы на безбедную, а то и шикарную жизнь в течение трехсот восьмидесяти шести лет. Но за указанные полтора десятка лет ни одной из земных или внеземных разведок не удалось раздобыть даже обрывка использованной Штоффе туалетной бумаги, даже побывавшего в его руках трамвайного билета.

Однако, по всей видимости, Отто такая любовь Отчизны не задевала, а прослушивающе-подглядывающая аппаратура не доставляла особенных неудобств. Ребята из различных спецотрядов и особых групп со временем стали закадычными друзьями, что, несомненно, говорило о том, что мой друг продолжал оставаться кристальной души человеком, который, как говорят у них, не только «не был», но и «не замечен».

Я решил подняться к Отто один. Заявиться в эту напичканную электроникой и подозрительностью оранжерею рука об руку с новейшим грианским андроидом было слишком вызывающе и рискованно. Юлия я мог и отпустить, но какой-то мстительный червячок подсказывал, что мне совершенно некуда пристроить Экзи, Юл способен еще пригодиться, а Хлое не повредит еще немного подумать о своем поведении и трудностях семейной жизни.

— Слушай, — начал я. Юлий, ожесточенно чистивший щеткой перепачканный пиджак, замер. — Подожди меня минут пять, хорошо?

— Если ты намерен переодеваться в моей машине — шиш, — огрызнулся он, чуя подвох. — Хочешь изгваздать мне этой черной дрянью еще и заднее сиденье?

— Нет, дружище, переоденусь я у Отто, пока он… будет думать над решением моей проблемы. Так что не беспокойся о чехлах. Тебя я хотел попросить… приглядеть за собакой. — Я сделал жалостливые и печальные глаза, и соперничать со мной в науке вселенской скорби мог лишь болезный Экзи, свесивший голову из корзинки.

— Э, нет, — отозвался Юл. — Пардон, начальник, никаких собак. Забирай лохматого. Я домой.

— Юлий, ну посмотри, как ему фигово. Ты же добрый, — вкрадчиво продолжил я, доставая из-под заднего сиденья сумку со сменной одеждой, чтобы сразу после капитуляции Юла рвануть в подъезд, — ты же… человечный.

Запрещенный прием доказал свою эффективность. Юлий посмотрел на собаку, и на его лице отразилось что-то вроде жалости. Видимо, Марь не зря нахваливала свою новую разработку. Юл так стремился очеловечиться, что уже понемногу становился уязвимым для человеческих манипуляций, в частности банального морального шантажа.

— А если его стошнит? — подозрительно спросил Юлий, видя, что я приготовился дать деру. — Или сдохнет, пока ты по гостям ходишь?

— А вот чтобы не сдох. — Я вынул из сумки новую пачку, вытащил пяток сигарет и запихнул Юлу в нагрудный карман. — Заставь его пока выкурить парочку. Вон в тот проулок машину загони, чтоб добрые люди в психушку не отвезли, и покурите.

Я резво припустил к двери подъезда. Юл принялся ругаться мне вслед, но я пообещал ему еще модуль памяти и новый сустав, и он успокоился. Я злорадно подумал, что, если лечение сработает, после Отто я отправлюсь прямиком домой, и курить с Экзи до полного выздоровления будет шантажистка Марта.

Резво, насколько позволял постоянный шум в ушах и ненавязчивое кружение цветных пятен перед глазами, поднялся по лестнице. Но не успел прикоснуться к кнопке звонка, как Отто сам распахнул дверь и буквально втащил меня в комнату.

— Ферро, где ты пропадаешь?! — взволнованно прошептал он. — Мне позарез нужна твоя помощь.

— Какая удача, — едва слышно, но с изрядной долей сарказма воскликнул я, — мне твоя тоже. А почему шепотом?

— Потому что он в кабинете, — заговорщически произнес Отто.

— Кто он? Папа римский? Что ты тайны мадридского двора разводишь? Хватит интриговать. Давай в двух словах, а то у меня очень важное дело.

Штоффе оттащил меня к стене, в нишу между зеркалом и гардеробом. По всей видимости, там стояла изобретенная им на досуге защита от прослушивания.

— Ферро, я искал тебя два дня в надежде, что ты мне поможешь. Сейчас у меня в кабинете сидит человек, который хочет, просто-таки горит желанием купить мои риммианские гобелены.

На мгновение я забыл о мертвом саломарце. Уже несколько недель газеты и журналы ждали новостей по делу о гобеленах мастера Суо. «Маньяк уничтожает работы великого Суо», «Трагедия в мире искусства: работы Мастера гибнут от рук неизвестного сумасшедшего» и т.д., и т.п. Такими заголовками были украшены первые полосы весь последний год. Сорок одна работа покончившего с собой риммианского мастера не подлежит восстановлению — кислота, нож, бензин. Маньяк уничтожил полотна Суо на шести планетах, в том числе в хранилище государственного музея в Риммии на Большой Нереиде. Преступника обвиняли не только в порче полотен, но и в том, что неизвестный довел Мастера до суицида. Суо несколько раз пытался покончить с собой тем же способом, каким преследователь уничтожал его творения. В конце концов он преуспел. Мучительная смерть риммианского гения в ванне с кислотой прекратила его страдания и череду покушений на гобелены. Уже около месяца по делу не было никаких известий. Следствие зашло в тупик. В составе специальной группы экспертов, занимающихся поимкой любителя гобеленов Суо, на данный момент числилось пять землян, двое из них жили и работали в Питере. При этом ни один не торопился общаться с прессой и не давал никаких конкретных данных о том, как развивается дело.