Дмитрий Дашко - Щитом и мечом

– Сутки говоришь, – покачал головой Пётр. – Царский подарок, ничего не скажешь. Я тут вот что придумал – ехал бы ты лучше, братец, в Питер к Ушакову. Фон Белова просить бесполезно, только рад будет, а Андрей Иванович, глядишь, и снизошёл бы.

– Пока я доберусь до столицы, тебе уже все кости переломают, и ты всю вину на себя возьмёшь. Потом вовек не отмоешься. Даже Ушаков не спасёт.

– Плюнь на меня. Как бы воевода тебя в свои игры не втянул. Мутный он тип, Ваня. Мутный и неблагодарный.

– Петя, за меня не переживай. Я выкручусь. И в прочем будь уверен: убийцу обязательно разыщу.

– Несерьёзно это, братишка. Времени в обрез.

– Хватит, – сказал сыщик.

Они обнялись перед тем, как Петра посадили в карету и увезли. Иван немного постоял, глядя ей вслед. Чувствовал он себя мерзко и неуютно, однако храбрился, надеясь, что показная бравада выглядела убедительно. Лёгкая судорога пробежала у него по лицу, когда карета скрылась из виду.

– Господи! – невольно вырвалось у Ивана.

Он обернулся к стоявшей поблизости церквушке и размашисто перекрестился.

Дом Четверинских потихоньку опустел: первым его покинул воевода и его секретарь, потом наступил черёд полицейских (ушли все, кроме двух, которых Ивану удалось выбить у Фёдора Прокопича, дабы помогали в расследовании). Слугам Елисеев велел собраться в большой зале и ждать распоряжений.

Ему же предстояло собраться с мыслями и подумать. Для размышлений Иван выбрал библиотеку князя и долгих тридцать минут сидел в роскошном мягком кресле, разглядывая книжные полки. Это помогало ему избавиться от дурных мыслей и сосредоточиться на главном. Ивану уже приходилось раскрывать дела в одиночку, но прежде ставки были не столь высоки. Сейчас от результатов зависела жизнь дорогого человека.

Через полчаса сыщик вышел из библиотеки и поманил полицейских пальцем.

– Так, орлы. Слушаем внимательно. У меня поручение: необходимо произвести тщательный обыск. Ищем кинжал с узким тонким лезвием. Один занимается поисками в доме, второй за его пределами, во-о-он с той стороны, куда эти окна выходят.

– На каком расстоянии?

– Фёдор Прокопич считает, что подозреваемый мог выбросить стилет в окно. Далеко заходить не нужно, ищите поблизости.

И подумал про себя: «Только вряд ли найдёте».

Приказы на обыск он отдал исключительно для успокоения совести, не рассчитывая на успех. Иван не верил, что Пётр убил князя, хотя основания для мести имелись и ещё какие! Но… не такой он был человек, этот потомок. Раз сказал, что не при чём, значит, так и есть.

А настоящий убийца вряд ли станет разбрасываться оружием, которое может привести к нему. Собственно, так и вышло. Поиски ни к чему не привели. Полицейские вернулись с пустыми руками. Сыщик не стал их винить.

Куда больше надежд Иван возлагал на опрос слуг. Их в доме было немало и требовалось поговорить с каждым, причём наедине. В противном случае свидетели отделывались только общими словами, выразительно молчали или прикидывались дурачками. Перед Иваном прошла вереница людей: дворовые мужики, садовники, кучера, псари, стременные, лакеи, гувернантки… Многие с трудом скрывали радость: барин, как и предполагал Иван, любовью у челяди не пользовался. Каждому в своё время «перепало»: кого за пустяковую провинность нещадно высекли, у кого любвеобильный князь супругу «пользовал» и «обрюхатил», девкам от него вообще жизни не было – Четверинский даже личный гарем завёл.

Одна из этих наложниц и сидела сейчас перед Иваном. Звали её Дуней, была она невысокая и худенькая, с белым чуть полноватым лицом, серо-синими глазами и маленьким пухлым ртом. Густая, туго сплетённая коса тяжелой змеёй покоилась на спине. Щечки горели румянцем. Светлый сарафан, расшитый цветами, очерчивал красоту линий тела, а рубашка прикрывала высокую грудь. Девица была на редкость миловидна, однако исходившие от неё печаль и испуг делали её похожей на тень. Ивану стоило больших усилий успокоить девушку, чтобы она расположилась к нему и перестала бояться столичного сыщика. Для этого он использовал простую методу: начал разговор издалека и помог Дуне поведать о своей тяжкой и постыдной доле.

К женщинам простого происхождения Четверинский относился грубо: ни подарка, ни ласкового слова. Натешив похоть, мог ударить по лицу, если чем-то остался недоволен или был во хмеле (такое с князем случалось частенько), таскал за волосы. Дважды сажал Дуню на цепь и по нескольку дней морил голодом. Собственноручно сёк розгами, испытывая при этом болезненное наслаждение.

Эти подробности она выкладывала с мукой в голосе и слезами на глазах. Иван с каждой секундой проникался всё большим сочувствием к красивой, но несчастной девушке. У него часто сжимались кулаки от ненависти, особенно в те моменты, когда представлял на месте Дуни Екатерину Андреевну.

– Никогда бы не подумал, что один человек может вместить в себя столько пороков, – вздохнул Иван. – А теперь ещё думаю – а человек ли? Просто в голове не укладывается… Хучь и нельзя о покойном плохого говорить, но как иначе?

Девушка от отчаяния заплакала. Ивану пришлось отдать ей свой платок. Не мог он без сострадания наблюдать женские слёзы.

– Измучил он меня. Чистый зверь, – призналась Дуня.

– Прости, – повинился сыщик. – Не буду больше душу тебе бередить. О другом поговорим.

– О чём, сударь? – тихо спросила девушка.

– Каким бы негодяем ни был твой барин, я всё равно должен найти убийцу.

– Тот господин, которого арестовали… Разве это не он барина живота лишил? – удивилась Дуня. – Нам сказали – его рук дело.

– Может, его, а может, нет, – уклончиво ответил Иван. – Это и предстоит выяснить. Поможешь, Дуня?

– Какая с меня помощь?! – всхлипнула девушка.

– Да любая! Слышала что-то, видела… Догадалась о чём-то. Ты девушка умная, должна понимать.

– Хорошо, сударь. Спрашивайте, – прошептала она.

Иван взял наизготовку перо, задал первый из главных вопросов:

– Были враги у барина?

– Как без них… Хватало врагов. Легче сказать, кто барина любил, – вытерев платком слёзы, сказала она.

– Допустим, – кивнул Иван. – Кто его любил – мне до того касания нет. Другое интересно. Такое случалось, чтобы князю в открытую угрожали?

Девушка задумалась, неуверенно произнесла:

– На прошлой неделе Гринька-конюх на кухне при всех обещался барина вилами проткнуть…

– За что? – ухватился за ниточку Иван.

– Было за что, сударь…

– Так не томи, рассказывай.

– Брата Гринькиного за проступок пустяшный князь до полусмерти запорол. Таперича тот калекой на всю жисть остался.

– Уже ничего. – Иван обмакнул перо в чернильницу и записал в допросный лист сведения насчёт Гриньки, хоть и сомневался в его виновности. В первую очередь смущало орудие убийства. Вряд ли человек подлого сословия возьмётся за благородное оружие. Вот вилы – да, тогда бы сошлось.