Камер-юнкер - Валерий Пылаев
— Да я же не требую. — Я уже шагнул было к выходу — и только у самой двери все-таки обернулся. — Илья Иванович, скажи… а если совсем уж все плохо станет — поможешь? В смысле — не мне, а вообще… понимаешь?
Древний Одаренный чуть сдвинул брови. Похоже, я все-таки ляпнул что-то совершенно неуместное. То ли нарушил какие-то неписанные правила, то ли вообще запорол все на свете и теперь мог рассчитывать разве что на крепкий пинок под зад. Взгляд у хозяина острова вдруг стал такой мрачный и недобрый, что я удивился, когда он все-таки заговорил.
— Я-то, может, и помогу. Только если выйду с острова — ты, Александр, сам не рад будешь. А почему — не спрашивай. — Илья Иванович неровно ухмыльнулся. — Вот поживешь с мое — поймешь. И силу наберешь такую, что земля тебя держать перестанет. Тогда и поговорим.
Я едва ли понял хотя бы половину странных слов древнего, зато с какой-то запредельной ясностью вдруг осознал: пусть Зимний захватят народники, пусть кто-нибудь из недругов убьет деда и спалит дотла родное Елизаветино, пусть даже германский кайзер войдет в Петербург победителем — я никогда в своем уме не пожелаю, чтобы этот невысокий мужичок с тяжелым взглядом покинул свой островок в самом дальнем конце Валаама.
Глава 18
Дед так и не объяснил, зачем именно отправил меня на остров за Валаамом. А я — так и не рассказал, что случилось после того, как моя лодчонка покинула монастырский причал в Кореле. Видимо, молчание тоже было частью ритуала, без которой все остальное непременно потеряло бы силу.
Я изрядно ворчал себе под нос, возвращаясь в родное Елизаветино, но все равно где-то очень глубоко внутри ощущал, что привез с Валаама куда больше, чем сам мог осознать. Древний Одаренный не наделил меня каким-то особенным Даром, не вдохнул силу нескольких магических классов зараз, не научил сложному плетению или всемогущему боевому заклятию, способному испепелять врагов сотнями и тысячами. И все же что-то подсказывало: одно его слово стоит ничуть не меньше, чем все это вместе взятое.
Стал ли в тот день могущественнее мой родовой Дар? Пожалуй, все-таки нет, хоть работа на пределе сил и резерва определенно кое-чему меня научила. Изменился ли после поездки на Валаам я сам?
Определенно.
Куда бы я ни шел и что бы ни делал, за мной будто бы незримо следовало то, перед чем пасовал любой магический Дар, любой титул, положение или богатство. Я не мог прикоснуться к этой загадочной силе, не мог воспользоваться ею напрямую — но каждое мгновение ощущал ее дыхание за спиной.
Но сейчас даже этой почти сверхъестественной уверенности все-таки чуть не хватало. Хотя бы потому, что предстоящий бой не могли выиграть ни оружие, ни магия. Я собирался сцепиться с целой сворой аристократов, высших чинов и прочих важных советников — и только догадывался, сколько из них сегодня будет на моей стороне.
Государственный совет Российской Империи гудел, как растревоженный улей. И было, с чего: многие уже знали, о чем я стану говорить. А остальные — по меньшей мере догадывались. И чем бы все сегодня ни закончилось, перемены неизбежны. Мы с дедом уже запустили огромный маховик, который с каждым днем вращался все быстрее. У нас нашлись и союзники, и противники — и вторых наверняка было куда больше, но точку невозврата мы прошли.
И прошли уже давно.
— Предоставляю слово сиятельному князю Александру Петровичу Горчакову.
Голос Багратиона без всяких микрофонов и усилителей звучал так, что без труда доносился до самых дальних углов огромного зала совета. Его светлость, насколько мне было известно, еще не успел выжать из государыни чин канцлера, но уже не первую неделю руководил заседаниями высшего имперского органа.
А это, как ни крути, почти то же самое… особенно когда удается занять кресло, предназначенное по регламенту самому императору или, по меньшей мере, его наследнику или полномочному представителю.
И уж конечно Багратион позволил себе подобное не случайно и уж точно не по собственному недомыслию. Нет, ничуть — он преднамеренно показывал и аристократам, и армейским чинам, и уж тем более всем остальным, кто здесь хозяин… Или скоро станет им с молчаливого согласия государыни императрицы, цесаревич Павла и всех остальных.
Впрочем, сегодня я собирался “воевать” не с Багратионом. При всех наших разногласиях по определенным вопросам, у светлейшего князя едва ли найдется много возражений… С его-то чуть ли не республиканскими взглядами.
Поднимаясь на трибуну, я чувствовал некоторое… еще какое волнение, чего уж там. Пожалуй, даже больше, чем год назад перед дуэлью с Воронцовым. В конце концов, тогда моим противником был всего один бестолковый дворянский недоросль. А сегодня зеленого новичка, которому не так давно исполнилось семнадцать, готовился сожрать если не весь цвет столичной знати, то его половина — уж точно. Я отыскал глазами свое опустевшее кресло и тайком вздохнул. Обычно почетное место в первых рядах среди родовитых старых князей занимал дед, и сегодня его поддержка была бы как никогда кстати.
Но — нельзя. Если в зале совета присутствует глава рода, наследник непременно будет выглядеть ряженым болванчиком или марионеткой, которую дергают за ниточки, заставляя плясать и говорить только то, что дозволил старший.
Так что — все сам, Горчаков. Справишься.
— Доброго дня, уважаемые члены Государственного совета! — произнес я.
Я тоже обошелся без усилителей, использовав только родовой Дар. Вышло не так уверенно и зычно, как у Багратиона — и все же меня наверняка услышали даже в самых дальних углах зала. Для мага выше седьмого класса такой трюк с голосом не представлял особого труда, но пару очков в глазах старшей знати я, похоже, все-таки набрал: несколько седовласых старцев одобрительно закивали.
— Уверен, половине из вас и так прекрасно известно все, о чем о я сегодня буду говорить, — размеренно произнес я. — А остальным известна моя репутация.
Кто-то из середины едва слышно фыркнул — видимо, решил, что зарвавшийся князенок набивает себе цену, ссылаясь невесть на что. Но старики в первых рядах слушали молча, и вряд ли хоть один заподозрил меня в глупом хвастовстве или пустословии.
— Многие в Петербурге называют меня либералом. — Я сделал паузу и, улыбнувшись, продолжил. — Занятно слышать
