Павел Багряк - Пять президентов

– Однако, – сказал Гард, – кто же все-таки убил Кербера?

– И у кого теперь папка с документами? – вставил Таратура.

– Надо искать среди тех, кто знал о мнимом свидании с Чвизом, – сказал Честер.

– Логично, старина, – подтвердил Гард. – Я вообще думаю, не пора ли тебе бросить журналистское перо и целиком перейти на службу в наше управление.

– Скорее ты станешь журналистом, – заявил Честер.

– Итак, о телеграмме знаешь ты, – Гард показал пальцем на Честера, – ты, – он ткнул рукой в Таратуру, – Луиза, затем я, – он приставил указательный палец к собственной груди, словно ствол пистолета, – и еще…

– Профессор Миллер? – чуть слышно сказал Таратура.

13. МИЛЛЕР, ОПЯТЬ ЭТОТ МИЛЛЕР!

Дорон умел молчать так, что людей, от него зависимых, прошибал пот. Редко кто мог спокойно выдержать его давящий, холодный взгляд.

Генерал слушал инспектора полиции молча.

Гард формально не подчинялся Дорону, и был он достаточно опытен, чтобы подавить волнение. Все же у него мелькнула тоскливая мыслишка, что именно так, в такие часы, люди и укорачивают себе жизнь. «А ведь я уже стар…» – вдруг ужаснулся он.

Впрочем, это никак не отразилось на речи инспектора.

– Таким образом, генерал, серьезное подозрение падает на Миллера. Катастрофа на шоссе вызвана «мерседесом», и хотя машин такой марки в городе много, машина Миллера входит в их число. Кроме того, он был единственным, кто еще знал о встрече с мнимым Чвизом. И если верно, что у него были веские мотивы завладеть документами, тогда его странные, противоречивые поступки получают четкое объяснение, как и убийство Кербера, которое дало ему в руки ускользнувшие материалы. Сколь ни огорчителен этот вариант и как бы неожиданным он ни казался, иного пока не видно, и я счел своим долгом доложить вам о нем.

Напрасно Гард ждал ответа. Молчание сгущалось, и Гард почти физически ощущал удушье. Он даже пошевелил шеей, чтобы избавиться от этого чувства.

– Так какие будут указания? – Гард наконец не выдержал гнетущего взгляда Дорона. – Слежку «вплотную» мы установили за Миллером еще вчера ночью, поэтому маловероятно, чтобы документы…

Инспектор осекся, заметив улыбку на лице Дорона. И вправду, это было жутковато. Вероятно, так могла улыбаться гранитная скала.

– Так вы говорите, что за Миллером установлена слежка? Забавно…

Еще продолжая улыбаться, Дорон надавил кнопку.

– Профессора Миллера ко мне! – бросил он в микрофон селектора.

У Гарда от этих слов сделалось на душе довольно кисло. Он поспешно перебирал в памяти: где и какую ошибку он допустил? Дорон с высоты своего роста и кресла, на котором он восседал, бесстрастно следил за инспектором.

Недоумение Гарда возросло, когда буквально через несколько секунд бесшумно отворилась дверь и в кабинет вошел подтянутый, свежевыбритый Миллер. Профессор суховато поздоровался с инспектором, поклонился Дорону и сел, повинуясь кивку генерала.

Дорон встал, неторопливо отпер стенной сейф, вынул оттуда пухлый портфель, любовно взвесил его и протянул Миллеру:

– Берите, профессор. Это документы.

Миллер вскочил на ноги, пораженный.

– Значит… – начал было он, но генерал прервал его на полуслове:

– Надеюсь, профессор, теперь работа двинется быстро?

Миллер уткнулся в папки и ничего не-ответил.

– Кстати, профессор, инспектор жаждет услышать, с какой целью вам вчера вечером потребовался ваш черный «мерседес».

– Но мы же вчера вместе с вами, генерал, были на приеме у президента…

– Я не смею вас более задерживать, профессор, – сказал Дорон, но, когда Миллер уже направился к двери, остановил его еще одним вопросом: – Между прочим, вы не заметили за собой какой-нибудь слежки?

Миллер пожал плечами:

– Сегодня утром, генерал, моя жена обратила внимание на какого-то субъекта, который с газетой в руках торчал у нашего подъезда. Я подумал еще, что читать под дождем даже «Вечерний звон» не очень-то приятно.

– Узнаю ваше ведомство, Гард, – ехидно сказал Дорон и жестом отпустил Миллера. Когда за ним закрылась дверь, он многозначительно добавил: – Мои люди работают чище. Они следят изнутри, а не снаружи, и я хотел бы, чтобы вы об этом не забывали.

Гард на мгновение прикрыл глаза. У него возникло искушение совершенно не по назначению использовать тяжелую пепельницу из оптического стекла, стоящую на столе Дорона.

– Надеюсь, Гард, – сказал Дорон, – мне не придется тратить время на разъяснения?

В другом состоянии Гард после такого провала немедленно поспешил бы сказать «нет». Но сейчас он был отнюдь не уверен, что сможет встать и, не пошатываясь, выйти.

– Прикажете ли продолжать розыск Чвиза? – тусклым голосом спросил он.

Дорон сделал брезгливое движение рукой:

– Мы никого не принуждаем работать насильно. Тем более таких… блаженных. Но между тем розыском профессора Чвиза («Или его трупа», – подумал про себя Гард) займусь я, вам это дело не по зубам. Полагаю, расследование автомобильной аварии, приведшей к смерти Кербера, уже закончено?

– Еще нет, – сказал Гард и, подумав, добавил: – Но уже ясно, что авария произошла из-за тормозов. Или чего-то в этом роде, не помню подробностей.

– Тормоза, руль или баллоны – это неважно, – тихо сказал Дорон.

Он опустился в кресло, как-то весь обмякнув, отяжелев. Крахмальная рубашка пузырем вздулась на его груди. Теперь он выглядел утомленным, под глазами набрякли мешки, и Гард с удивлением подумал, что ведь и Дорон – человек, что и ему эта история стоила нервов. Каких еще, наверное…

– Да, – продолжал Дорон задумчиво, как бы отвечая своим мыслям. – Если взвесить, то эта глупая авария даже к лучшему. Кербер… – Глаза Дорона на мгновение затуманили какие-то воспоминания. – Кербер… Прямолинейный дурак, вырвавшийся из-под контроля. На таких примерах я все более убеждаюсь, сколь нужна людям мораль. Не эта дряблая, ветхозаветная, а наша, новая, разумная. Сегодня ночью я думал, что было бы, если бы установка попала в руки керберов. Людей без принципов и здравого смысла. Они способны разрушать, только разрушать.

Гард успел полностью прийти в себя, и в нем теперь боролись два желания. Уйти побыстрей – первое, и узнать, какова же мораль и каковы принципы самого генерала, – второе. Но внезапно он поймал себя на контрвопросе: «А каковы же мои собственные принципы?» И у него осталось только одно желание – уйти.

– Разрешите идти? – сказал Гард.

Дорон с недоумением посмотрел на инспектора, словно не понимая, кто же это осмелился перебить ход его мыслей.