Павел Багряк - Пять президентов

– Это будет во многом зависеть, – тихо сказал Честер, – от того, какой Миллер остался.

– Ерунда. – Гард с сожалением смотрел на дно стакана. – Я стал умнее за эти два дня, а ты, кажется, поглупел, если противоречишь сам себе. Что говорил ты мне совсем недавно? Или забыл?

– Ах, Дэвид, тогда были только предположения, а теперь известно, что реальная установка в руках у Миллера. И если в живых остался не Миллер, а его двойник…

– Надо бежать в Анды? К дикарям? – Гард пьяно засмеялся. Его уже разбирал хмель. – Ты еще мучишься вопросом, какой Миллер остался? Плюнь! Не лезь в психологию одного человека. Что он может сделать? Помнишь, в той истории…

– А может быть. Двойник?

– Ах, все равно, Миллер или Двойник!.. Не путай меня, Фред… Не надо преувеличивать роль одного человека, даже такого, как Миллер… Когда теория…

– Нейтронного торможения, – подсказал Честер.

– Ну да, торможения… – машинально повторил Гард, – была только в его голове, Миллер еще мог раздумывать: спасать ему человечество или нет? Смешно? А ему было страшно, Фред. Очень страшно. С одной стороны, человечество, а с другой – Дорон… Я не хотел бы быть в его шкуре. Честер. Потом он понял, что роль всемирного спасителя ему не суждено сыграть, человечество обошлось своими силами… Не качай головой, Фред.

– Я это понял, старина… Но сейчас другое дело. И многое зависит от Миллера, настоящего или двойника.

– Ты сам меня научил: попробуй, проследив поведение Миллера в этой истории, сказать, какой он – хороший или плохой? Ну?

– Вот этого я и не пойму… – признался Честер.

– И не надо! Забудь. Ты, вероятно, думаешь, что убить в себе ангела или дьявола навсегда так просто? Ха-ха… Да какая разница, хороший ли Миллер остался, плохой ли? Обстоятельства есть обстоятельства, и никуда от них не денешься, и будет он, миленький, поступать то так, то сяк, как все мы, грешные, поступаем. Потому что остался живой Миллер! Живой! Понимаешь?

– Невероятно, – покачал головой Честер. – Я понял сейчас другое. Гард. Я понял, что, если живым остался хороший Миллер, ему придется иметь дело с Дороном, и кто из них победит – еще вопрос. Но если остался в живых Двойник, ему придется иметь дело со мной! И с такими, как я, Дэвид. Ты уже спишь? Зря спишь, старина! Ни в какие Анды я не поеду…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПЯТЬ ПРЕЗИДЕНТОВ (МЕСТЬ)

1. СНОВА ЧВИЗ

Темные квадраты окон слепо смотрели на улицы. Уже не выбирая дороги и топая прямо по лужам, спешили по домам одинокие прохожие. Подъезды всасывали их как губки.

Таратура вел машину медленно: улицы были слишком узки для «мерседеса». Кроме того, ему приходилось притормаживать у каждого перекрестка: профессор Миллер только в последний момент коротко говорил «направо» или «налево».

Он сидел рядом и, казалось, был весь погружен в раздумье. Таратура бросил на него взгляд и понял, что короткие приказы он отдает, не поднимая глаз. Или он знал дорогу на память, или угадывал ее каким-то шестым чувством.

За последний год они вообще ни разу не выезжали так поздно – во всяком случае вместе, – да еще с такими предосторожностями. Миллер обычно звонил Таратуре за полчаса до выезда и, оказавшись в «мерседесе», коротко бросал: «К Дорону!», или «В лабораторию!», или «Куда хотите, Таратура!» – и такое бывало.

На этот раз еще утром он пригласил Таратуру к себе в кабинет, усадил в кресло и, сделав непривычно долгую паузу, произнес:

– В час ночи вы должны быть у аптеки в районе Строута. Об этом никто не должен знать. Даже Ирен. Все. Да! До часу ночи занимайтесь чем угодно, только не ставьте машину в гараж.

Таратура давно отучился задавать шефу вопросы.

В час ночи он встретил Миллера у аптеки и за сорок минут, повинуясь его приказаниям, пересек почти весь город. Теперь они были в старом и грязном районе, который, как знал Таратура, не славился ничем, кроме своей древней архитектуры да, пожалуй, еще погребка «Указующий перст», куда ходили только его любители и приезжие туристы, чтобы поглазеть на любителей.

Асфальт отсвечивал, слепя глаза. Моросил дождь. Редкие неоновые рекламы, сиротливо приютившиеся на старомодных фасадах, выглядели лишними и нелепыми.

– Стоп! – вдруг резко сказал Миллер.

Таратура мгновенно остановил машину и замер, напряженно держа баранку и не выключая двигатель.

– Отсюда пойдем пешком, – продолжал Миллер. – Но прежде у меня есть к вам несколько, я бы сказал, контрольных вопросов. От них зависит, пойдете ли вы со мной дальше или останетесь ждать в машине. Выключите подфарники и двигатель.

Таратура выполнил приказание. Вокруг была тишина, нарушаемая лишь дождем, равномерно стучащим по кузову «мерседеса».

– Вам известно, Таратура, – сказал после паузы Миллер, – что я иногда посещаю этот район?

– Два раза в неделю, шеф, – сказал Таратура.

– Вы следили за мной?

– Нет, шеф, вы запретили мне это делать. Я просто догадывался, потому что каждая ваша минута была у меня на учете, кроме…

– И никому об этом не говорили? – прервал Миллер. – Даже Ирен?

Таратура улыбнулся:

– Само собой, шеф. Хоть я ваш телохранитель, я понимаю, что вы имеете право на личную жизнь!

– Благодарю, – сказал Миллер без тени иронии. – В таком случае нам пора.

Они вышли из машины. Таратура двинулся вслед за профессором, который, безошибочно ориентируясь в темноте, миновал какую-то арку, вошел в переулок и остановился у старинного трехэтажного дома, воздвигнутого, вероятно, лет двести назад. Таратура знал, что в подобных домах часто бывают многочисленные коридоры, террасы, спуски и подъемы и тысячи ступенек внутри, десятки ходов, в которых легко запутаться, как это и случилось с ним однажды, когда он расследовал убийство банкира Костена. Этот дом ничем не отличался от того дома, и Таратура, приблизившись к Миллеру, сказал:

– Здесь не меньше десятка входов и выходов.

– Вы знаете этот дом?! – изумленно воскликнул Миллер. – Так вы все же следили за мной?!

– Ну что вы, шеф! – обиделся Таратура. – Не забывайте, что в прошлом я полицейский сыщик.

Миллер внимательно посмотрел на Таратуру и остановился. Он явно не торопился или делал вид, что не торопится, потому что никак не мог решить, брать с собой Таратуру или не брать.

– Сколько сейчас времени? – спросил он.

Таратура посмотрел на часы и тихо ответил:

– Два ночи, шеф. Сейчас должны пробить часы на католической часовенке, что в двух кварталах отсюда.

И в этот момент действительно раздался гулкий перезвон, после которого два продолжительных удара в точности подтвердили слова Таратуры. Миллер уже совсем не знал, что делать.