Переворот.ru (СИ) - Маркеев Олег Георгиевич

Тем памятным вечером Костя «ушёл в астрал» раньше обычного. Ломать застолье из-за павшего товарища никто не захотел, а вид уткнувшегося лицом в скатерть посетителя стол не украшал и вызывал недовольство халдеев и посетителей. Громов, уже известный всему «дну» правоохранительного сообщества Москвы своей принципиальной трезвостью, на пьянке присутствовал чисто за компанию — обмывали первенца Боцмана, не пойти просто не мог. Без голосования решили, что тащить на воздух Костю сподручнее самому здоровому и непьющему.

Холодный ночной ветер окончательно снёс Косте голову. Что за химическая реакция прошла в его организме от избытка кислорода, пусть гадают врачи, но внешне все выглядели жутко отвратительно. Классическая «белая горячка».

Костя неожиданно вырвался, с диким ором припустил по улочке, сиганул во дворы. Громов обнаружил его через десять минут. Костя сосредоточенно избивал полудохлый «запорожец». Пинал и молотил кулаками в полную силу и при этом орал на весь двор:

— Что буркалы выпучил, а? Ещё в молчанку играть будешь?! Колись, сука, пока печень не отбил!

Громов развернул Костю к себе лицом. Заглянул в белые безумные глаза. И молча вырубил коротким хуком в живот. Отшвырнул на капот. Успел выкурить полсигареты, пока Костя, захлёбываясь, исторгал из себя на невинный «запорожец» все, что успел съесть и выпить за день.

Утром Костя очнулся в квартире Громова. Жалким, помятым и напрочь ничего не помнящим.

Громов сунул ему под нос кружку с горячим кофе. Дождался, пока Костя не сделает первый жадный глоток, и произнёс, словно бросая тяжёлые булыжники в воду:

— Я дерусь с детского сада. Потому что люблю это дело. Ты дрался, чтобы не прослыть маменькиным сынком. Я могу выпить ведро, но мне страшно стать слабым. Поэтому я не пью. Ты считаешь себя героем, потому что бухаешь наравне с матерыми операми. И тебе нифига за себя не страшно. Но отними стакан и ксиву — ты так и останешься маменькиным сынком. Умным, чистым и честным. Таким тебя родили, но у тебя не хватает ни ума, ни смелости быть сами собой.

— Ты к чему это, Гром? — пролепетал Костя.

— К тому, что ты больше в ментуре не работаешь. Посмотрел, как крутые мужики в дерьме по уши бултыхаются, и хватит. Не для тебя это. Грех такую голову под пули подставлять и водку в неё заливать. Все, Костя, абзац — и с новой строки.

Через неделю Костя устроил отвальную всему отделу. Проставился по традиции семью бутылками водки (номер его служебного удостоверения оканчивался на цифру «семь», отсюда и выводилось число бутылок), сам не пил, объявив, что закодировался. Адвокату, как пояснил, по статусу положено не глушить водяру, а смаковать элитные коньяки. А так как он в операх испортил манеры и вкус, то временно решил завязать.

Костя сел напротив. Громов опытным взглядом скользнул по его гладкому, свежему лицу. Судя по всему, с тех пор Костя так и не раскодировался. Или научился смаковать адвокатские коньяки.

— А на вид ничего. — Костя покрутил в пальцах стакан. В желтоватой воде плавали ошметки мандаринов и красные шарики брусники.

— На вкус — тоже. Свежевыжатого сока манго, извиняй, к твоему приходу не напутанили.

— Ты что не ешь? — Костя указал взглядом на растерзанный антрекот на тарелке Громова.

— Жду, что ты скажешь. Тогда и решу, набивать живот или нет.

Костя придвинулся ближе. С лица сошло иронично-вежливое выражение благополучного адвокатика.

— У меня ещё одна проблемка, Гром. Есть клиент, которому до зарезу нужна помощь милиции.

Громов коротко хохотнул.

— А подробнее?

Костя до предела понизил громкость:

— Захват заложника с требованием выкупа. В залоге мальчик десяти лет.

— Пусть идёт на Петровку, там такие дела умеют решать.

— В этом и проблема, клиент никуда идти не может. Тебе нужны подробности?

Громов помедлил и ответил:

— В разумных пределах.

Костик отхлебнул компот, отставил стакан.

— Папа — «лицо кавказской национальности». Говорю, чтобы ты это учёл. Имеет серьёзный бизнес. Личных возможностей достаточно, чтобы разрулить все самому. Но в данный момент связан по рукам и ногам и посажен под «колпак». Какие-то тёрки внутри общины, как он дал понять. Восток, сам понимаешь, дело — тонкое. Кто кого сдаёт, кто против кого дружит — без пол-литра не разберёшь. Вот этот некто, кому папа поперёк горла встал, и организовал похищение. А теперь ждёт, когда папа сделает неверный шаг. Я достаточно сказал?

Громов, подумав, кивнул.

— Теперь спускаемся с небес на землю. — Костя покрутил стакан. — Исполнителей я вычислил и обложил. Трое. Живут в гостинице «Восток». Вооружены, особо опасны.

— Кто такие?

— Воевали в Чечне. Не из «моджахедов», просто отморозки. В горах тускло стало, решили «гастролировать» по России.

Костя достал из нагрудного кармана сложенный пополам листок. Быстро сунул в ладонь Громову.

Громов прочитал установочные данные и крякнул.

— Да, один — в федеральном розыске четвёртый год. У двоих — не отсиженный срок за разбой, — подтвердил Костя. — Тебя это удивляет?

— Нет. — Громов опустил веки. — Нет, Костя, меня уже трудно удивить.

— Есть веские основания предполагать, что они насилуют мальчика. Это ещё один аргумент, почему отец не хочет огласки.

Громов распахнул глаза. Костя кивнул.

— Да, Гром.

— Мальчишку они замочат по-любому. Зачем с выкупом мутят, не понятно?

Костя, морщась, допил компот.

— Конечно, не логично. Но дело не в выкупе. Это стопудово — провокация. Если папа дёрнется, то моментально подставится. Ему устроят вилы и отнимут все, что нажил. Такой расклад.

— Он, что, «на войну» башлять отказался?

— Типа того.

— Поэтому и наняли безбашенных отморозков?

— Да.

— Кто конкретно?

— Этим займутся позже. И совершенно другие люди.

Костя откинулся на спинку стула. Поправил аккуратный узел галстука. Скрестил руки на груди.

— Пять тысяч баксов, — одними губами прошептал он.

Громов медлил с ответом.

Он доверял Косте. Насколько можно доверять человеку, ушедшему в другую жизнь, но не разорвавшему с тобой связь. Костя, уйдя в адвокаты, автоматически лишился права на личный сыск и, главное, права применять насилие. Иногда у его клиентуры складывались ситуации, когда для защиты законных прав было достаточно дать в рожу и сунуть под разбитый нос краснокожее удостоверение. Чаще требовалось «пробить» информацию, проверить её личным сыском и сбросить Косте для дальнейшего использования.

Согласившись на подработку, Громов сразу же чётко провёл грань, через которую не переступит: заказное возбуждение уголовного дела и убийство. Телесные повреждения различной степени тяжести, которые иногда наносились при выполнении поручений Кости, они по обоюдному согласию решили считать «последний китайским предупреждением» тем, кто уже давно сам искал дорогу на тот свет или упорно напрашивался на этап.

Платил Костя исправно, наличными и из рук в руки. Сколько перепадало самому Косте, Громова никогда не интересовало. Каждый барашек топчет свой лужок и жуёт свою травку.

Костя оказался настолько порядочным, что настоял, чтобы Громов оформил на его имя нотариальную доверенность на представление интересов в органах суда, дознания и следствия. Так у Громова появился личный адвокат. Бог миловал, услуги Костика пока ни разу не потребовались.

— Как ты отрекомендовал меня? — спросил Громов.

— Как всегда, никак. Все взял на себя. Сказал, я изучу возможность разрулить проблему. — Костя бросил взгляд на часы. — На ответ у меня осталось около часа.

— Назад сдать можешь, или за базар придётся отвечать?

— Если ты скажешь — «нет», я дам отбой. Нет проблем.

— И потеряешь клиента, — вставил Громов.

— Зато не сделаю его проблемы своими, — парировал Костя. — Как у нас, адвокатов, шутят: «Свалил клиент, и слава богу!» Что скажешь, Гром?

Громов посмотрел на свои кулаки. Потом на тонкие запястья Кости.