Йен Бек - Парк прошлого

— Вот, попробуй. — Псалтырь подвинул Калебу тарелку с жареным картофелем и щедро плюхнул порцию коричневой подливки.

Калеб машинально наколол картофельную дольку на вилку и стал жевать.

— Вот, так-то лучше, правильно! — подбодрил его Псалтырь. — Я понял, что ты в бегах, так что можешь ничего не говорить, просто кивай. Тебе некуда идти? Нужно безопасное место?

Юноша кивнул.

— Понятно, — тихо произнес карманник. — Тогда, быть может, ты захочешь оказать мне честь сопроводить меня в мое особое убежище?

Калеб снова кивнул и внезапно поднялся со стула, как будто уходить следовало немедленно. Он отодвинул стул назад: ножки громко скрипнули по плиточному полу, как будто кто-то ногтем вел по грифельной доске. В ресторане повисла тишина. Полисмен взглянул на Калеба и нахмурился. Затем кто-то из посетителей засмеялся, и звон тарелок и гул разговоров тут же возобновились. Калеб снова сел.

Псалтырь ухмыльнулся.

— Я бы на твоем месте на них не рассчитывал. Им нельзя доверять… Господи, какой же ты бледный, приятель! Да что с тобой стряслось, ты точно привидение! Лучше рассказывай, и поживее.

Калеб сгорбился, загораживаясь от глаз полисмена локтями, и быстро заговорил:

— Ладно, сначала я увидел, как убили человека, пырнули ножом прямо у меня на глазах, посреди улицы, когда нас грабили. Они прикончили слепого старика, а свалили на меня, обвинили меня во всем, указали на меня толпе! Моего отца избили, ударили, а он упал… а я… Я убежал, — добавил он и съежился на стуле, не обращая внимания на уставленный тарелками стол, и горько расплакался, шмыгая носом и обливаясь горячими слезами.

— Дело серьезное, такое обвинение… — проговорил Псалтырь. — Их кто-нибудь еще слышал?

— Все слышали, — всхлипнул Калеб. — Вся улица.

Воришка тихо присвистнул.

— Да уж, ты влип. Если тебя заподозрят в убийстве, то знаешь, чем может кончиться? — Псалтырь схватил себя за горло и изобразил смерть через повешение.

— Я знаю, — тихо отозвался Калеб. — Знаю.

К столу подошла миловидная официантка, положила листок бумаги на стол и озабоченно воскликнула:

— Что это? С вашим другом плохо?

— Все в порядке, мисс. Напился вечером на Хэллоуине, вот и все, не страшно, — отмахнулся Псалтырь. — Говорил я ему, сначала поешь, но он же ни за что не станет слушать!

— Какая жалость, — огорчилась официантка. — Вы ему скажите, пусть еще приходит, если хочет, в другой раз, когда будет лучше себя чувствовать.

Калеб спрятал лицо в ладонях.

Полисмен допил свой напиток, жизнерадостно пожелал всем доброй ночи и вышел.

— Пора и нам. Ну, пошли, что ли, — объявил Псалтырь и рассчитался с официанткой. Ужин обошелся им в целый шиллинг и шесть пенсов настоящей звонкой монетой.

Они поднялись из-за стола, толкнули тяжелую дверь ресторанчика и вышли в холодную ночь.

По улицам ночного города бродили припозднившиеся Зеваки, возвращались на квартиры и в гостиницы. Почти все они были пьяны, карнавальные маски сползли набекрень или вовсе болтались на шее, наряды пришли в беспорядок.

Псалтырь знал тут каждый поворот и закоулок, каждую улочку. А Калеб едва замечал направление и попросту шел, куда вели, свесив голову вниз. Снег почти растаял, но остался туман, а с ним — густая влажность в воздухе. Псалтырь оценивал случайных встречных с первого же взгляда; у одних просил пару пенни, других забалтывал и с ловкостью фокусника обчищал карманы их пальто. Калеб следил за ним, как во сне. Украшения, шарфы, бумажники, даже рулончик настоящих банкнот, имеющих хождение в «Парке Прошлого», — все появлялось, точно по мановению руки, а потом исчезало в карманах то у Калеба, то у Псалтыря.

— Отец велел мне бежать, — вдруг громко заявил Калеб.

— Что? — переспросил воришка.

— Я говорю, отец велел бежать. — Калеб запнулся, повернулся и внезапно бросился куда-то в сторону.

Псалтырь закричал, чтобы тот остановился, но Калеб мчался прямо в туман и темноту. Карманник помедлил. Пусть убегает? Но нельзя же бросить парня вот так? И Псалтырь побежал догонять — сначала по булыжной мостовой, потом по каким-то ступенькам. Калеб шлепал ботинками где-то впереди. Ступеньки вывели к церковной стене, дорожка потянулась вдоль ограды. Повсюду свисали влажные от тумана бумажные фонарики в виде черепов, свечи в них уже погасли. Псалтырь догнал Калеба, дотянулся и схватил того за куртку с такой силой, что заставил беглеца остановиться. Юноша вывернулся, и оба едва не упали на мостовую.

— Куда ты? — запыхавшись, выдохнул Псалтырь.

— Отец велел бежать, и я бегу. Я бросил его там, в грязи, его били в лицо!

— Он велел бежать, чтобы тебя не обидели. Ты не виноват. Если люди поверят, что ты убил человека, тогда у тебя большущие неприятности, как я и говорил. Вот так бежать — бессмысленно, тебе нужна защита. От полиции ни помощи, ни справедливости не дождешься, так что лучше пока что держись со мной.

— Куда мы пойдем? — спросил Калеб.

— К хозяину моему, в притон, я же рассказывал. Отсюда путь неблизкий, так что пошли скорее.

Они пошли по все еще многолюдным улицам, а небо уже начинало светлеть — занимался зимний рассвет. Навстречу стали попадаться не только запоздалые туристы, но и дворники.

Двое гуляк брели, обхватив друг друга за плечи, и завывали нечто невразумительное про привидения. Псалтырь пригнул голову и пристроился между пьяницами третьим, изображая их нетвердую, покачивающуюся походку. Он моментально сунул руку в ближайший чужой карман и кончиками пальцев нащупал прохладную кожу бумажника, но второй гуляка что-то заметил, пьяно дернулся и схватил Псалтыря за воротник. Зевака заголосил, с трудом выговаривая слова от чрезмерного количества только что выпитого дешевого местного джина.

— Офицер! Эй, полиция, где вы там! Сюда! Я вора изловил, бесстыжего воришку!

Псалтырь дернулся так, что треснул воротник, крутанулся, высвобождаясь из захвата, и крикнул Калебу. Ребята бросились бежать, стараясь оказаться как можно дальше от пьяных Зевак. Им вслед кричали «стой!», но догонять и не пытались. Нарядные, возвращающиеся с празднования Хэллоуина люди были в слишком добродушном настроении и не желали ловить удирающих мальчишек. Вскоре крики раздавались уже по всей улице — загулявшие богатеи пьяно перекрикивались друг с другом.

— Теряю хватку, — на бегу пожаловался Псалтырь.

Они повернули за угол и буквально тотчас же уткнулись в двух огромных краснолицых копов. Полицейские надвинулись на беглецов из тумана и преградили дорогу.

Ребята застыли от неожиданности.