Юрий Пивоваров - Архив Смагина

Прикинули мы с ним активы, продолжил рассказ Иван, кое-что есть, мало, но есть. Здания, сооружения недостроенные, загородный участок земли – под базу отдыха планировался, складские остатки, старые наработки, хозяйский дом наконец… Часть можно сразу пустить с молотка, часть неликвидна, да ещё требует вложений. Выход из кризиса – это тот же проект, и он требует инвестиций. И пока их нет и, похоже, не будет, неработающие движимость, недвижимость, плюс долги раздувают затратную часть, тревожно щекочут нервы. Можно, конечно, имущество тупо продать – и выкарабкаться по нолям. Фирме кранты, но хозяин останется, во-первых, жив, во-вторых, на свободе и, в-третьих, даже с небольшими средствами на карманные расходы. Но надо решиться! А самое забавное – объект спасения, хозяин фирмы, неуправляем. Орёт, хорохорится, словом, не хочет идти ко дну. «Да и кому захочется?» – завершил Иван.

– А в чём же интерес финансового директора? – спросил я. – Если говорить о логике, то ему давно надо было подыскать другое место работы, в конечно счёте, ошибочные решения принимал не он…

– Не удариться в грязь лицом, с честью выйти их драматической ситуации, – ответил Иван. – Мотивация, конечно, непривычная для нашего неустойчивого времени, но мне понятная.

– Не слабо! – вставил свои пять копеек Глеб. – Достойно уважения в любое неустойчивое время.

– Но это лишь часть мотивации, – продолжил Иван. – Он хочет найти виновника.

– Какого ещё виновника? И так ясно: генеральный – вот, кто главный виновник, – кратко изложил я своё компетентное мнение.

– Что генеральный прошляпил, а потом вообще освинел, – это сомнений не вызывает, – сказал Иван. – Дело в другом – кто за этим стоит? Изощрённая месть – слабовато: жизнь – не сериал. Деньги – туповато. Не такие они большие, и вся операция подготовки требовала, а это – время и те же деньги. Есть здесь ещё какой-то интерес – реальный, земной, с хорошими ставками. Это не прикольный рэкет в стиле Паниковского. Действует масштабно и гадливо – на уровне шизы. Надо позаниматься.

Меня, не скрою, смутила такая постановка вопроса. Ранее Иван брал на себя задачи оптимизатора, ограничивая свои услуги консультациями финансового и управленческого плана. К борьбе с таинственными злодеями, явной уголовщиной его никогда не тянуло. Что с ним произошло на это раз, я не понимал. И он, увидев вопрос в моих глазах, пояснил. «Никакие усилия по санации фирмы не дадут положительных результатов, если я не смогу устранить первопричину. Надо найти и устранить. Или отказаться от этого неблагодарного дела. Я выбрал первое».

– Я – чем могу, – непринуждённо сказал Глеб.

Иван посмотрел на него с недоверием.

– Не веришь? – со смешливым вызовом спросил Глеб.

– Тебе? От тебя можно ожидать чего угодно, иногда даже хорошего, – ответил Иван и довольно увесисто хлопнул Глеба по плечу.

20

Морское танго

Солнце садилось. Карадагский массив отбрасывал огромную причудливую тень, закрывающую ещё недавно блиставшую богатством красок прибрежную зону. И виды не те, и краски не те. А за пределами расплывчатой границы тени и света вода, как и несколько минут назад, играла сочными цветами, рождающимися в чудном слиянии неба, ветра и моря. Близился вечер. Дед ничего другого и не ожидал: вот так забросить, посидеть и – удача, так не бывает. И тут потянуло. Поначалу несильно. Часть каната, вытянутого волной вдоль берега, тихонько, но уверенно поползла в воду, и затем его остаток буквально нырнул в море, с брызгами. Дед глянул на штырь, на море. Канат натянулся. Все беззвучно – только слабый прибой. Было слышно – штырь скрипел.

«Не уйдёт!» – подумал дед. Пусть побесится – снасть надёжная, крюк кованый. Подумал он и о другом. Гад на крючке, но что там у него на уме. Оставить его – пусть походит, силы потратит? А домой как – на лодке? Нападёт? Нельзя плыть – ударит в ярости, от берега ему – ни–ни, а вот к берегу… Получалась западня. Кто кого ловит? Дед оглянулся – есть хоть путь к отступлению. В грот? Страшно. Наверх? Можно было, да годы не те. Если постараться, все же можно.

Канат ослаб, и дед Михаил подумал: сорвался, ушёл? И эта мысль сильно не расстроила: может, пусть на этом все и закончится… Но опять рывок, и канат натянулся как струна. Недалеко от берега в тёмной воде что-то большое крутанулось, подняло волну, взбило пену и ушло на глубину, вновь натянув ослабевший на мгновенье канат. Если уйдёт, кто поверит, подумал дед. Никто! Натянутый канат разрезал воду, ушёл вправо, ослаб, натянулся и, рассекая воду, рывками двинулся влево. Ослаб. А если с разгона и на берег? Дед Михаил уже не надеялся на лодку – бесполезно и отошёл к нише в камне: если что – в грот, там не достанет, не разумный он, не будет же подныривать. Похоже, тех чужаков он и погубил или напугал, хорошо Кирюха не видел, а то б страху натерпелся или… не дай бог, не дай.

Дед признался в душе, что на канат уже было страшно смотреть, и закралась мысль: пропади оно все пропадом. Огромный всплеск. Ничего не видно, вот если б солнце… А, может, лучше и не видеть? Канат задрожал. Да тут пудов двадцать будет, подумал дед.

Канат вновь ослаб, и вдруг недалеко от берега вынырнул… чёрт. Огромная башка, увитая гривой, огромная пасть, огромные глаза… Чёрт или гад медленно приближался к берегу, затем слегка изменил направление и поплыл в сторону. На деда смотрел жуткий рыбий глаз, полный страха и ненависти.

Солнечный луч, видимо, нашёл прореху среди прибрежных скал и на мгновенье осветил картину боя. Страшная грива, только что бывшая то ли чёрной, то ли коричневой, заиграла яркими цветами. Это не грива, это – корона…царская и красная, и жёлтая, только и подумал парализованный страхом дед Михаил. За царственной головой хорошо просматривало многометровое длинное извилистое тело. Гад рванул и ушёл в глубину. Рыбак с трудом преодолел ужас, оглянулся на грот.

Дед Михаил был неглупый мужик, слыл в посёлке грамотным человеком. Читал газеты и даже книги. Любил вставить в свою речь мудрёные слова, смысл которых и сам не всегда понимал. Но что такое «волосы встали дыбом», он знал – и по рассказам, и по книжкам. И сейчас убедился наяву. Он замер, медленно, через силу и со слабой, не осознанной надеждой перевёл взгляд на канат. Натянут – гад в море. А это тогда что? Его охватил ужас, волосы…именно дыбом. Он стоял, как изваяние, не в силах не то, что сдвинуться с места, а даже пальцем пошевелить. И в этот кошмар не верилось, и в смерть не верилось, ни в старость, ни в молодость, ни во что не верилось. Было только какое-то настолько несоразмерное недоумение, что в парализованном ужасом сознании места для животного убийственного страха не осталось. И потому был пока жив.